Пойди туда — не знаю куда…

Совсем рядышком с чтением мыслей на расстоянии стоит и способность к биолокации, то есть к восприятию скрытой информации о местонахождении людей, животных и предметов. Этой способностью обладают не только звери, но и некоторые из людей — достаточно вспомнить известных с древнейших времен лозоходцев, которые при помощи рогатой палочки и собственной интуиции отыскивают клады, воду или залежи полезных ископаемых. И это не просто предания седой старины. Рассказам о таких людях вы вполне можете верить. А уж в практике работы с собаками подтверждения биолокационных возможностей живых существ обнаруживаются едва ли не каждый день.

Как-то мокрым и темным осенним вечером, повздорив со своими мужчинами, я взяла Джинку и вышла на улицу — прогуляться, остыть, подумать. Мне было решительно все равно, куда идти, и, выйдя из двора на Невский нашим длинным «переулком», я, не думая, повернула направо, потом на Литейный, потом опять направо — и оказалась на территории тогда Куйбышевской, а ныне Мариинской больницы. Ушли мы с малышкой за дальние корпуса больницы, к улице Жуковского, поскольку часть территории, ближняя к Невскому, легко просматривается из окон наших спален, хотя и отделена от наших дворов сплошным забором. Меланхолически бродя под мелким осенним дождичком, я разглядывала закоулки, в которых и сама-то оказалась впервые в жизни, и размышляла о непонимании близких. Погуляв так минут сорок и всласть себя пожалев, я решила, что пора бы и возвращаться.

Во дворе мы с Джиной наткнулись на мужиков — моего мужа и Рольфа, которые, не вытерпев нашего отсутствия, отправились нас искать. Муж прекрасно знал, что уйти от дома я могла всего-навсего двумя путями, на одном из которых Рольф и взял мой след. Что ему, прирожденному розыскнику, Пылесосу — родной запах, давность всего минут двадцать! По «горячему» следу легко работает даже менее опытная собака. Но тут Черный упорно сходил со следа и, оглядываясь на хозяина, тянул его во дворик, смежный с территорией больницы. Там имеется пролом в заборе, которым пользуются медсестры, посетители и больные. И еще — всякий, кому лень обходить по улицам и охота срезать угол между Невским и Литейным.

Черный решительно направился прямехонько к пролому. Но муж, прекрасно понимая, что я не полезу в темноте через мокрые и скользкие трубы теплотрассы, находящиеся тут же за забором, увел его к нашим дверям и снова попытался поставить на след. Черный потащил его к пролому еще настойчивее. Он отлично знал, что мы с Джинкой находимся именно там, и не видел надобности обходить дальним кругом. Знал, несмотря на то, что между нами были несколько сот метров расстояния и плотная завеса густых больничных запахов! И даже ветра, который мог бы донести до него хоть пару молекул на кубометр, как пишут в литературе, в тот вечер не было. Правда, очень может быть, что этот случай не особенно показателен. Я допускаю, что Рольф вступил в сговор с Джинкой и она, из лучших побуждений, выдала ему наше местопребывание.

Однако, наученная Рольфом, я вообще считаю, что в поисковой работе обоняние играет вовсе не главную роль. Я помню, как он разыскал совершенно незнакомую ему собаку-потеряшку, рыженького коккера, удравшего от хозяина все в том же нашем Итальянском садике. Нашел, извините, в общественном туалете. Вот уж где запахов хватает, и никак не собачьих! Бедняга Черушка морщился от ароматов, накопившихся за долгие годы в этом заброшенном, давно не чищенном месте, да еще напротив недавно горевшего мусорного бака. Там и людям дышать было трудно. Но он шел именно туда. Муж мой в очередной раз решил, будто пес не понял, кого надо искать, и упорно возвращал его занюхивать след у кустика, где малыша видели перед исчезновением. После третьего или четвертого возврата Рольф, явно обидевшись на неразумного хозяина, наплевал на работу и ушел в сторону, занявшись своими делами. Тут-то и прибежал счастливый хозяин коккерюшки, не побрезговавший зайти по «наводке» Черного в грязнущий туалет. Собачонок все это время сидел там, как привязанный!

Таких случаев я могу порассказать во множестве. Одни из них могут показаться вам любопытным стечением обстоятельств, другие вы объясните классной дрессировкой собаки, третьи — бессознательной, машинальной подсказкой со стороны человека. Не спорю, в жизни бывает и то, и другое, и третье. Главный мой аргумент в пользу биополевой природы этих способностей — это устойчивость и повторяемость работы в тех случаях, когда она теоретически невозможна.

Рольф прекрасно искал потеряшек не только по свежему следу. Его последняя розыскная работа была и его шедевром. Я расскажу вам об этом, хотя знаю, что поверить будет нелегко.

Я не афиширую своих возможностей по части розыска собак — очень уж страшно внушать отчаявшемуся человеку большие надежды, которые могут не оправдаться. Но время от времени кто-то рассказывает об этом кому-то, и меня находят по цепочке. Вот и в тот раз ко мне обратилась хозяйка дворняжечки, потерявшейся полутора месяцами раньше.

Молодая женщина поехала вместе с собачкой в гости к малознакомым людям, живущим на другом конце города. Видимо, они неплохо провели там время, но веселье, как иногда бывает, закончилось общей ссорой. Вдрызг разругавшись с хозяевами и прочими гостями, она ушла в туман, в буквальном и переносном смысле, в пятом часу утра августовской ночи. Как это произошло, моя собеседница и сама толком не помнила. Знала только, что собачка была с нею, в шлейке, но без поводка.

Очнулась девушка, когда уже совсем рассвело. Она ползала на четвереньках по травяному газону, пытаясь нашарить собачку, звала ее, как могла, но любимицы с ней не было. В том районе застройка современная, с большими расстояниями между громадными, вытянутыми по фасаду домами, и собаке было куда уйти. Понятно, что все поиски были совершенно безуспешны. Напоминаю, что ко мне она обратилась полтора месяца спустя, а все это время ездила туда то одна, то вместе с подругой, расспрашивала людей, звала, лазила по подвалам.

Мы поехали на место с хозяйкой и ее подругой. На подходе к дому я отпустила Черного с поводка: посмотрим, как он примется за дело. Не тратя лишних сил на разведку на незнакомой местности, он направился прямиком к одному из подъездов и поднялся на высокое крылечко сбоку, под углом к дверям. Хозяйка пропавшей собачки изумилась: «Это та дверь, мы с ней вот так и шли!». Ну, что мне было отвечать, кроме: «Я уже поняла»?

От дверей он, уже решительно, по-деловому, нос в землю, зашагал к треугольнику травы у угла соседнего корпуса. Запаха, понятное дело, за полтора месяца не осталось никакого, но нос — еще и инструмент биополевой настройки. Он шарил носом в начинавшей увядать траве (на дворе уже давно сентябрь, по утрам заморозки), он, как несколькими годами раньше у подоконника, всеми силами показывал мне, как много там следов искомой собачки. Потом, окончательно «поймав волну», он пошел в сторону, через весь огромный двор, то задерживаясь в каких-то ничем не примечательных местах, то резко ускоряя шаг. У помойного бака, усыпанного, как водится в наших дворах, горками каких-то пищевых отходов и очисток, он заметно оживился. И я увидела внутренним взором некрупную рыженькую собаку, подбирающую тут какую-никакую еду. Она там — ранним утром, ей еще холодно и сыро от сумеречного тумана.

Для проверки я спросила у хозяйки: «У вашей собачки шерсть на горле светлее, чем на теле? Остренькие ушки с очесами за ними?» И получила подтверждение. Не Рольфу оно было нужно — мне, человеку!

Так, время от времени приостанавливаясь и рассматривая картинки из бесприютной жизни собачки, мы дошли до длинного дома, стоявшего перпендикулярно тому, у которого мы были раньше. Тут Рольф затормозил и показал, что хотел бы пролезть в подвальное окошко, да только габариты не позволяют. При ближайшем рассмотрении в доме обнаружился сквозной подвал, в который залезла, согнувшись в три погибели, подруга хозяйки. В подвале наличествовали следы человеческого бытия — какие-то ватники, тряпки-подстилки, ящик вместо стола…

Мы с Черным и хозяйкой собачки двигались вдоль дома снаружи, останавливаясь у подвальных окон-лазов и получая донесения от подруги. Вдруг та вскрикнула: вдали в подвале послышалось движение!

Из окошка метрах в двадцати от нас выскочила рыжая собачка, на мгновение остановилась и посмотрела в нашу сторону. Хозяйка закричала, узнав ее, принялась звать, побежала! Но собака, больше не оглядываясь, метнулась за соседний дом и исчезла в таком же огромном дворе.

Но нас так просто не проведешь! След есть, очень горячий, и я прекрасно видела, где надо занюхивать. Поставила Пылесоса на след, как положено: «Нюхай! Ищи! След!». Он послушно отправился в соседний двор. А там…

Он принялся ломать комедию, да так, что даже я ненадолго поверила, что он потерял след. Он бродил, потерянный и жалкий, изумляясь тому, что собачка ухитрилась побежать одновременно и налево и направо. Он метался от куста к кусту, от дверей к дверям, всякий раз притворяясь, что полон рвения и самых горячих надежд, что еще мгновение — и собачка будет с нами!

Но то и дело взглядывал мне в глаза усталым карим взглядом, которого не могла заметить хозяйка беглянки. И я понимала, в чем дело. Она не хотела возвращаться!

Для него воля самой собаки всегда была превыше желаний человека, и я не могла его за это осуждать. Это наше общее правило: мы в любом случае стоим на стороне собаки, даже если это противоречит пониманию человека. И мои собаки, и наши подопечные очень ценят эту солидарность.

Я не в первый раз сталкивалась с этим собачьим законом, который называется «изгнание из стаи» и который частенько служит причиной потери собак, потому что хозяева его, к несчастью, не понимают. Отношения в стае и то, кому в ней быть — вопрос непререкаемой власти Вожака. Он единолично принимает суровое, но никем не оспариваемое решение, а остальные члены стаи помогают ему изгнать того, кто стал чужим, будь он хоть лучший друг, хоть сын, хоть мать. Нам, людям, кажется странным, что отверженные собаки в таких случаях не переживают, не тоскуют «по первой семье», принимая изгнание не как трагедию и не как проявление злой воли, а как факт действительности.

Видимо, хозяйка в не вполне нормальном своем состоянии, под влиянием ссоры с приятелями, продолжала бушевать и на улице, наедине с собакой. Та, не поняв такого резкого изменения отношения к ней, до сих пор горячо и нежно любимой, решила, что она больше не нужна. Мне оставалось только объяснить хозяйке, что именно произошло (хотя — как убедишь в этом неподдельно страдающую одинокую женщину?!) и, уже для ее утешения, а не для пользы дела, создать вместе с Черным биополевые «маячки», которые могли бы вывести собачку к ней. Она, уже не сомневаясь в том, что собака находится в этих дворах, ездила туда еще с месяц. Безрезультатно!

Они и меня научили искать собак-потеряшек, и теперь мы это делаем вместе. В тех случаях, когда я не знакома с собакой, поиск возможен только благодаря контакту хозяина со своим пропавшим любимцем. Да еще — в силу не вполне понятной мне связи моих собак с беглецом.

Мы не всегда выезжаем на место происшествия — бывает, что и из дома не выходим. Я прошу принести мне какой-то предмет, находившийся в постоянном контакте с собакой: ошейник, а еще лучше — подстилку, только, Боже упаси, не стиранную. Биополевой отпечаток, создаваемый во сне, меньше искажен реальностью и сознанием, более информативен и прочен. Собаки нюхают предмет, как при реальном поиске по следу, я же ощупываю его рукой. Если мне кажется, будто я ощущаю ладонью тело и шерсть собаки, тепло и выпуклость мышц, шелковистые или жесткие волосы, то это означает, что мне удалось настроиться. Я обязательно проверяю себя, задавая хозяину какой-нибудь вопрос о привычках и индивидуальном поведении собаки. Мои собаки подсказывают мне, как, через какие эмоции надо вступать в контакт с потеряшкой. И я, с их помощью, начинаю видеть то, что видит пропавшая собачка, чувствовать то, что чувствует она. Если, конечно, она жива. Впрочем, ответ на этот вопрос, самый главный, мы с собаками получаем сразу, по первым же ощущениям при настройке.

Дальше, что называется, возможны варианты. Можно ориентироваться по подробной карте города или попросить хозяина собаки нарисовать то место, откуда сбежала зверюшка. Можно почувствовать, находится ли собака рядом с людьми, в человеческом жилье, или бродит одна по улицам, а может быть, примкнула к бродячей стае (хотя последнее бывает крайне редко — ведь развитие общения с другими собаками неразрывно связано с тем, как собака строит отношения с хозяином, а стало быть, и с вероятностью ее потери или бегства). Нередко мне удается проследить путь собаки от того места, где хозяин видел ее в последний раз, до того момента, когда с ней, к примеру, сели в автобус. Надо вам сказать, что автотранспорт мешает биолокационному поиску так же сильно, как и при работе по следу.

А потом я начинаю, неведомо откуда, узнавать кое-что о людях, подобравших собаку, видеть какие-то детали обстановки. При этом я обязательно проговариваю вслух все, что приходит в голову, не заботясь о том, что это может показаться моей фантазией. Иногда ключ к розыску дают именно детали. Конечно, без ошибок не обходится, но бывают случаи, когда неточности или сомнения оказываются еще более доказательными свидетельствами, чем все остальное.

Разыскивая таким образом четырехлетнего кобелька-фокса, я описала некоторые детали обстановки квартиры, где он находился, предупредила хозяина, что в доме есть ребенок, который успел привязаться к собаке и будет протестовать против ее возвращения. Описывая мать ребенка, я сказала: «Вижу, что это блондинка, но не знаю, натуральный ли это цвет или волосы крашены». Хозяин собаки обнаружил песика в тот же вечер и пришел к этим людям, запасшись конфетами и бананами для ребенка (это был, как выяснилось, восьмилетний мальчик). Красное пятно на стенке оказалось ковром, светлый контур — вазой, стоявшей в углублении шкафа. Временная хозяйка песика и впрямь была блондинкой. Хозяин фокса, удивленный совпадениями, смущаясь, спросил, красит ли она волосы. Та ответила: «Я — блондинка от рождения, но подкрашиваюсь в другой оттенок».

Ошибки в моих изысканиях всегда связаны с тем, что я не догадываюсь или не успеваю задать сама себе какой-то уточняющий вопрос. Вот один их таких случаев. Эрдельтерьера, оставшегося по небрежности хозяина в загородной электричке и приехавшего на Финляндский вокзал, забрала оттуда немолодая семейная пара, жена повела собаку домой, а муж, не одобрявший ее действий, уехал с вокзала на метро. К тому времени, как хозяин собаки приехал ко мне, он уже успел поговорить с машинистом электрички и знал, как выглядела эта женщина. Я, не задавая вопросов заранее, описала ему внешность и жены, и мужа. Это тоже было моей самопроверкой. Мы с Рольфом «видели», как женщина перевела собаку через Литейный мост, и я удивлялась тому, что она не села в троллейбус, идущий по Литейному, а пошла дальше, к станции метро «Чернышевская». Только потом я вспомнила, что движение на Литейном закрыто из-за крупномасштабного ремонта.

И тут, мысленно доведя женщину с собакой до угла проспекта Чернышевского, я ошиблась. Я не спросила, осталась ли собака в районе «Чернышевской» или была куда-то увезена. Не задашь вопроса — не получишь ответа! Все поиски в районе метро оказались безуспешными.

Однако параллельно с «мистическими» возможностями я всегда стараюсь использовать и все реальные способы. Я позвонила на радио и попросила своих друзей поскорее дать в эфир объявление. Через пару дней объявился тот самый муж, не чаявший избавиться от нежеланной для него собаки. Пса увезли от «Чернышевской», ни много, ни мало, в Автово, через весь город! Несмотря на мою ошибку, собака была возвращена настоящим хозяевам.

Впрочем, мне в таких случаях совершенно безразлично, какую долю успеха следует приписывать ясновидению и биолокации и какой мы обязаны событиям реального мира. Может быть, и реальные события обернулись бы совершенно иначе, не будь того, что мы считаем мистикой!

Хочу сразу же предупредить ваши возможные вопросы: нет, я не могу искать так никого и ничего, кроме потерявшихся собак. Да и собаки находятся не всегда. Все мои возможности исчерпываются той связью с собакой, которую я способна установить, моделируя ее внутренний мир и сиюминутные ощущения.

Интересные возможности предоставляет и звериный биолокационный способ определения благоприятных для житья мест. Мы пользуемся им, например, для поиска подходящего места в лесу для нашего летнего отдыха. Заранее, еще зимой прикидываем по карте, куда стоило бы направить колеса нашей авто-подружки, иногда возвращаясь на излюбленные наши местечки вроде Двиньего или Лижменского озер, а иногда предпочитая поискать нового счастья. Обычно мы знаем только общее направление — Карелия или Псковщина, Ока или Днепр, а уж точное место стоянки определяем уже по пути.

Так мы нашли когда-то и наше самое любимое озеро — Двинье. Мы ехали тогда на двух машинах целой компанией, включающей всю нашу семью из трех человек, четырех собак и кота, а также моего брата, двоих его детей и двух собак. Собственно, выезжая из Питера мы направлялись никак не на Двинье, а на соседнее с ним Жижицкое озеро. Но на карте-четырехверстке хорошие стоянки никак не отмечены, а потому после Великих Лук мы стали двигаться «по интуиции».

Вряд ли я сумею толком объяснить, как именно это происходит. Повороты с автострады к райцентру, потом на проселок, по деревням мы угадывали вместе с собаками. Я чувствовала, куда им хочется ехать, точно так же, как в городе чаще всего знаю, где им хотелось бы погулять. В самые ответственные моменты мы останавливали машины, раскладывали карту у нас на капоте и я проводила по ней пальцем. В нужных мне местах палец словно бы «прилипал» к карте, а от поворотов так и веяло теплом. И вот, наконец, съезд уже не на проселок, а на дорожку сквозь поле, лес и пересохшее болото. Куда? Бог весть! Но мы ехали так, как подсказывало мне и собакам звериное чутье. Мы с собаками знали, что впереди нас ждет прекрасное местечко. Не ошиблись. И так бывает довольно часто.

Знают об этом и кошки. Сын мой, между прочим, мечтает написать научный трактат «О предикторских свойствах некоторых представителей семейства кошачьих в условиях кочевой жизни», и это не только шутка. Ведь именно теперешний наш Кыш всегда безошибочно предупреждает нас о том, что счастье близко. Практически всю дорогу он безмятежно спит под сиденьем или на коленях у мужа, но минут за пятнадцать-двадцать до того, как мы прибываем к месту назначения (где он никогда до тех пор не бывал) или находим стоянку в лесу, он вылезает, встряхивается, потягивается и усаживается на спинку правого переднего сиденья, внимательно глядя в окно. Если же мы свернули с шоссе впустую и стоянки все равно не найдем, он даже не показывается.

Именно так, благодаря объединенным усилиям, моим и звериным, мы почти всегда находим хорошие стоянки в тех местах, которых раньше не знали. Это удается даже в дождливое лето, когда все местечки, на которые мы могли рассчитывать заранее, заболочены и покрыты непролазной для «Жигулей» грязью.

Так природные механизмы, используемые зверьем в лесной жизни, пригождаются людям.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх