Вывод

Мы сделали эту науку понятной посредством трех миров, мы повторим еще при окончании.

Итак: первый сустав всегда представляет божественный мир. Первые узлы, исходящие из первых суставов, дают стройность идеям: философию и пр.; мир духовный.

Второй узел дает материальный порядок: вычисление, экономия, устроение; мир вещественный.

Короткие пальцы дают синтез, любовь к общему.

Длинные – анализ, любовь к мелочам и восприимчивость.

Жесткие руки – деятельность.

Мягкие – леность.

Остроконечные пальцы – идеализм, поэзия, искусства. Чрезмерность их, – ошибочность, ложь.

Четырехугольные – порядок, размышление, мысль. Чрезмерность – праводушие, мнительность.

Лопатообразные – деятельность, движение, телесная работа. Чрезмерность – пылкость или даже дерзость. Эти пальцы на мягкой руке дают деятельность ума. Чрезмерность – оккультизм (стремление к раскрытию сокровенного).

Гладкие пальцы – первое движение, вдохновение, такт. Чрезмерность – ветреность.

Узловатые – рассудочность, вычисление. Чрезмерность – эгоизм.

Но все инстинкты могут быть совершенно изменены формой большого пальца.

Большим пальцем в особенности совершается всасывание жизненной жидкости. Идиоты, живущие инстинктивной жизнью, почти совсем его не имеют. В минуту смерти он являет знак, предсказывающий ее несомненное приближение: умирающие прячут свой большой палец в руке, ибо прекращается сношение с миром высшим и материя вступает в свои права, когда искра улетает. Это ночь, простирающая свои тени, когда скрывается солнце. В Неаполе прячут большой палец между другими, чтобы избежать всасывания ядовитой жидкости, бросаемой ]еИагог'ом. Находясь в обществе людей подозрительных и чувствуя себя суеверным, необходимо большой палец держать согнутым в руке, так же как и пальцы: Аполлона – науку, которая все всасывает, и Сатурна – рок, готовый вдыхать всякое дурное влияние и оставить несжатыми пальцы покровители: Юпитера – выражающий господство и Меркурия – протектора, несущего кадуцей[46] . И щит и шпагу в одно время!

Если мы не тотчас установили нашу систему, когда говорили о большом пальце, то это потому, что он не имеет узлов и что он только слабо представляет те различные формы, которые имеют прочие пальцы.

Большой палец имеет общие формы. Мы только могли дать несовершенную идею о том, что мы раскрыли, и до сих пор мы жертвовали всем, даже изяществом стиля, вследствие постоянных повторений, необходимых для лучшего понимания нас.

Одним словом, мы скорее действовали как человек с четырехугольным пальцем, чем как человек с остроконечным.

Большой палец, сказали мы, может все изменить. Мы приведем несколько примеров.

Мягкая, расположенная к лени рука, имея длинный первый сустав большого пальца – волю, будет работать, не любя работы и даже более, если нужно, больше чем другие, вследствие долга. Лопатообразная рука, имея большой палец короткий, сделается нерешительной, она все будет пробовать, ничего не кончая; ее дурно направленная беспрерывная деятельность станет для нее бесполезна; она будет нежна, любезна, экспансивна, что совершенно противно ее инстинктам. Но если у нее сильно развита логика, эта нерешительность прекратится. Вследствие чувствительности короткого большого пальца она будет видеть быстро, а логика восторжествует над нерешимостью; она пойдет наверное и ее освещенная деятельность принесет ей успех.

Материальный порядок, второй узел пальцев, вместе с логикой, вторым суставом большого пальца, при твердой руке – деятельности, неизбежно приведет к счастью.

Философский узел дает стройность идеям и в особенности в искании причин, которые есть следствие.

Логика и философский узел в соединении сделают человека сильным, если только слишком развитый корень короткого, большого пальца или слабая воля не увлекут его в глубокую пропасть. Он пойдет, но пойдет, зная куда, и во всяком случае у него есть всё, чтоб остановиться вовремя.

Большой палец многими старинными хиромантами посвящен Венере и Марсу; и тогда он – жизнь: любовь и борьба.

В настоящую минуту мы здесь остановимся. Можно было бы до бесконечности умножать и разнообразить эти примеры, и читатель знал бы так же хорошо, как и мы, как вывести из них следствие; во всяком случае, позже мы возвратимся к хирогномии, когда займемся хиромантией, ее дополняющей. Эти две науки, так же как френология и физиогномика, всегда в совершенном согласии между собой, вследствие самой простой причины: они имеют одну и ту же исходную точку: звездную жидкость.

Бальзак был совершенно прав, когда говорил в «Братце Понсе»: «Одна из величайших наук древности о звездном магнетизме исходит из сокровенных наук, подобно тому, как химия вышла из печи алхимиков. Черепознание (cranologie), физиономика, неврология произошли одинаково оттуда же; и знаменитые воссоздатели этих наук в новом виде сделали только одну ошибку, свойственную всем изобретателям, приведя в систему одиночные, изолированные явления, рождающая причина которых еще убегает от анализа».

Приведем еще одну цитату из книги д'Арпантеньи, которая как будто резюмирует и объясняет и его и нашу системы:

«Быть может, вы замечали, – говорит он, – что наклонность к земледелию и садоводству приходит к нам вместе со старостью. Эта склонность, вначале слабая, мало-помалу увеличивается и развивается полнее при ослаблении способностей нашего воображения; и это тогда, когда руки наши, покрытые морщинами, как бы окостенелые и сделавшиеся нечувствительными, представляют верное изображение оскудения нашего разума, – это тогда, когда с особенною силой господствует страсть возделывать землю.

Мы обычно становимся менее доверчивыми и более последовательными, более точными по мере большого развития узлов наших пальцев».

Примечания:

Anaxagore, Ap. Plut. deplac. philos., к. I, т. 2, стр. 881.

Так называли жезл Меркурия.

Оглавление