Л.И.Сазонова


Космос смысла


Александр Михайлов: Жизнь в слове

В потоке изобильного многообразия трудов по гуманитарным наукам, прорвавшимся в последние годы вопреки всем трудностям словно из небытия и заполнившим книжные прилавки, опровергая опасения относительно "кризиса науки", есть книга-событие – событие яркое и значительное в нашей научной и культурной жизни, осмысленное и оцененное однако далеко еще не в полной мере. Имеется в виду антология избранных работ А.В.Михайлова "Языки культуры" (издательство "Языки русской культуры", 1997), вышедшая и составленная уже после смерти ученого, крупнейшего германиста, фундаментальные знания которого простирались далеко за пределы этой дисциплины, теоретика и историка литературы, философа, искусствоведа, музыковеда. Читатель вряд ли найдет среди современных работ другую, столь же всеобъемлюще универсальную книгу по теории и истории культуры. По охвату материала – от античности до XX века, по глубине и оригинальности идей труды А.В.Михайлова сопоставимы в нашей науке с явлением М.М.Бахтина.

При жизни А.В.Михайлов был известен как блистательный, непревзойденный переводчик философско-эстетических и литературно-теоретических текстов XVIII – XX вв. – Гердера, Жан-Поля, Гегеля, Ницше, Хайдеггера, Ауэрбаха, Адорно, Вебера и других, как автор многочисленных статей и… только одной книги "Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры" (М., 1989). Две его монографии о музыке и книгу об исторической поэтике Дильтея постигла драматическая участь – они так и не увидели свет. Антология "Языки культуры", включающая работы А.В.Михайлова разных лет, как опубликованные в свое время, так и ранее неизвестные, со всей очевидностью обнаруживает характерное для его творческой манеры свойство: в жанр статьи вмещается содержание книги. По сути почти каждая статья А.В.Михайлова – свернутая до своего концептуального ядра книга. В целом же многообразие работ ученого образует реконструирумое по мере их чтения внутреннее единство – космос смысла, объемлющий всю историю европейской культуры на протяжении почти двух тысячелетий. Концепция А.В.Михайлова, столь масштабно выстроенная, основана на осмыслении места слова в культуре.

Слово – главный объект и герой его герменевтических работ. Внимание к слову, нацеленность на слово, на постижение глубинных закономерностей культуры через слово образует внутренний сюжет напряженнейшего научного исследования, придает связность и концептуальное единство трудам ученого и, преодолевая их внешнюю фрагментарность, соединяет в единый ансамбль, порождая целое смысла.

Многовековая история европейской литературы предстает в фундаментальной концепции А.В.Михайлова как последовательная смена крупных историко-культурных эпох, различающихся своим отношением к слову. Переосмысленное вслед за Э.Р.Курциусом и освобожденное от специфически-школьного понимания понятие риторика открыло горизонт для описания разных типов слова со свойственными им функциями, членящих полнокровный литературный процесс на пласты дориторической, риторической и антириторической словесности. Гомеровский стилистический пласт целиком принадлежит к культуре дориторического слова, обладающего объективно-пластической красотой и несущего в себе образ жизненной полноты смысла.

В V в. до новой эры наметился грандиозный поворот культуры, порождением которого явилась аристотелевская рефлексия словесного искусства. У Аристотеля "слово, как понимает он его, еще не "уломано" риторически, еще не сведено к единой, всеобъемлющей функции (и именно потому Аристотель в различении способов пользования словом ближе к XIX – XX вв., чем барокко!)", но именно в век Аристотеля и позже началась мифориторическая система, упрочившаяся в эллинизме и поддержанная христианской традицией, что оказало определяющее влияние на судьбу и облик европейской культуры. "Аристотель – на склоне, ведущем к становлению риторики". Барочные же теоретики "помещаются на нисходящем склоне риторической истории: у них риторическое слово внешне систематизируется, а внутренне разрушается".

Между этими крайними точками историко-культурного развития располагается эпоха господства риторической словесности, для которой характерно универсалистское понимание слова как способа постижения, осмысления действительности и как способа закрепления любого смысла. Влияние риторики распространяется на все жанры словесности. Риторическое предполагает несколько взаимосвязанных уровней, на которых риторика как прием обобщается до способа мышления и принципа творчества. Риторическое слово – это готовое слово (термин А.Н.Веселовского), традиционно заданное, оно в огромной степени искусно обработано и освящено традицией и выступает всегда как моральное знание. Неразрывно соединяя в себе значение, мораль, творчество, это слово предполагает непременное требование истины. В XVII-XVIII вв. система, сложившаяся в эпоху Аристотеля, начинает распадаться, наступает кризис эпохи готового слова, но риторическая литература доживает до рубежа XVIII-XIX вв., когда романтизмом был положен конец господству риторики. Проблемам риторической культуры посвящена отдельная и до сих пор неопубликованная работа А.В.Михайлова "Методы и стили", однако читатель может получить представление о его концепции на основании статей "Античность как идеал и культурная реальность XVIII-XIX вв.", "Поэтика барокко: завершение риторической эпохи", помещенных в "Языках культуры".

Если риторическую культуру определяет слово, выступающее как функция, как отражение риторической формы и жанра, и писатель приходит к реальности через слово, только варьируя его, то в Новое время, в реалистическую антириторическую эпоху слово – средство, но не цель искусства, писатель идет от глубины пережитой реальности, а не от слова, он обращается к слову непосредственно через реальность и ее правду: "Правда выше слова и выше стиля", и "писатель распоряжается словом от имени жизни". Опускаясь в жизнь, слово утрачивает свою прежнюю универсальную функцию оставаться ученым, поэтическим, моралистическим одновременно и начинает вести себя как слово антириторическое, дифференцированное по своим функциям. Именно такой тип слова, прилегающего к самой действительности, выпестовал XIX век с его естественностью и непосредственностью. Переход от романтизма к реализму – предмет пристального анализа в докторской диссертации А.В.Михайлова со знаменательным для его исследовательского метода заглавием "Диалектика литературной эпохи", подготовленной предварительными статьями, включенными в состав книги "Языки культуры".

Будучи предметом исследования, слово описывается как субъект творческого процесса: к примеру, слово у Гёте "творит" личный мир поэта, оно "открывает перспективу на всю противоречивую полноту жизненного, но не увлекается такой перспективой, а, отбирая из жизненного материала нужное и близкое себе, возвращается с "добычей" в сферу интенсивнейшей мысли, рефлексии, в свой мир". Слово реалиста, непредвзятое, антириторическое, "погружается в реальность", "проливается в действительность", выговаривает реальное бытие", и "выносит" оттуда голоса самой жизни. Но в итоге этого самого реалистического анализа жизненной реальности человеческая личность открылась во всем богатстве, как незамкнутая и несводимая к набору определенных черт, что поставило под сомнение могущественность инструмента реалистического слова. Принцип известного соответствия между словом и жизненным материалом сделался проблематичным, и "с концом XIX в. наступила новая пора перестройки слова и стиля, которая привела уже к существенно иным отношениям, сложившимся в литературах XX в.".

Метаморфозы и трансформации слова на протяжениии долгих веков, иногда трудно уловимые и ускользающие, если не от наблюдения, то от формального описания, А.В.Михайлов виртуозно переводит на язык герменевтики. Особенно трудные для изучения переходные, промежуточные состояния литературы, постоянно совершающиеся в культурном развитии переломы и превращения А.В.Михайлов анализирует в полноте их историко-культурного бытия и динамическом развитии, ни на миг не ограничиваясь статической замкнутостью фрагментарного рассмотрения. Европейская культура открывается ему в панорамном, всеохватывающем и философском видении: "…складывается впечатление, что.культура – европейская и, как оказывается, внеевропейская – примерно в середине первого тысячелетия до нашей эры осуществляла некоторый решительный поворот – и почти его осуществила. То немногое, что оставалось доделать до полного осуществления этого поворота, доделано тогда не было и как бы в законсервированном виде осталось до Нового времени. И тогда только все было доведено до конца. Чем и объясняется огромное количество соответствий, параллелей между античным пятым веком до нашей эры и, скажем, XVII, XVIII и началом XIX века в европейской культуре, для которой греческая классическая культура была очень близка по своему внутреннему содержанию…".

Отсюда вытекает обобщение почти в чеканной форме афоризма: "В истории культуры линейной хронологии нет, а есть ощущение единства крайних исторических моментов вот этого огромного периода". Фундаментально разработанная концепция А.В.Михайлова не отменяет традиционных понятий античность, средневековье, Возрождение, барокко, классицизм, романтизм, реализм, но помещает их в более масштабную систему координат, где кроме разделяющих эти эпохи границ прочерчены линии связующей их общности.

Кардинальное переосмысление в XX в. риторики, связанное с отношением к ней как стилю мышления и принципу творчества, имеет множество следствий. Одно из них – новый взгляд на проблему оригинального в творчестве. Оригинальное выглядит в новом свете вопреки традиционно сложившейся оценке отнюдь не как абсолютный критерий искусств. Монтирование из материалов, на изобретение которых автор сам не претендует, совершенно не исключает появления подлинного творения. Оказывается, это не страшно, если элементы, составляющие произведение, являются цитатой. На примере Пушкина и Гёте, музыки Танеева А.В.Михайлов показывает, что индивидуальный стиль складывается из неиндивидуальных элементов, в усвоении и переработке немыслимого до Нового времени разнообразия стилей. "Гениальное творчество таково, что в нем грани, стыки разнородного уничтожаются и утрачивают свое значение". И Пушкин, и Гёте, чье творчество соответствует понятию "классика"/"классический стиль" (а это, в определении А.В.Михайлова, "стиль гармонии как идеала"), избегали "той односторонней оригинальности, которая в погоне за своим особенным упускает из виду богатство жизненных смыслов".

Через изучение судьбы отдельных слов А.В.Михайлов раскрывает внутреннее многослойное содержание существенных историко-культурных понятий, как, например, "характер": это понятие складывалось на протяжении длительного времени и в своем современном виде является итогом процесса интериоризации, связанного со значительными переменами в восприятии мира человеком. Захватывающе интересно А.В.Михайлов пишет о характере греческом и новоевропейском, о проблеме характера в искусстве – живописи, скульптуре, музыке. Вообще Михайлову свойствен целостный взгляд на культуру, и процессы, происходящие в словесности, он всегда анализирует в неразрывном единстве или параллелизме с другими видами искусства. Особенно проникновенные суждения ученого относятся к музыке, которая, как он писал, "позволяет делать обобщения весьма наглядно, потому что выявляет некоторую общую логику развития". Так, описывая варианты эпического стиля в немецкой литературе XIX в., в параллель к вызревавшей тогда новой форме романа А.В.Михайлов приводит мощный музыкально-драматический эпос Вагнера "Кольцо нибелунга", полагая, что язык вагнеровской музыки говорит слушателю о проблемах середины XIX в.: "музыка – сейсмометр времени", и Вагнер о духовной ситуации эпохи не мог говорить, оставаясь в границах лишь одного искусства.

А.В.Михайлов-германист предстает в своих работах, содержащих проницательный и блистательный по форме анализ стилевых систем немецкой и австрийской литературы: барокко (Гриммельсгаузен, А.Грифиус, Гофман фон Гофмансвальдау, Лоэнштейн, Жан-Поль), классический стиль (Гёте, Франц Грильпарцер), романтизм (Йозеф фон Эйхендорф), варианты эпического стиля XIX- XX вв. (Карл Гуцков, Теодор Фонтане, Адальберт Штифтер, Роберт Музиль, Хаймито фон Додерер). А.В. Михайлову принадлежит характеристика искусства бидермайера. Но центром притяжения его научных интересов всегда оставался Гёте, которому посвящено в "Языках культуры" несколько статей: "Гете и отражения античности…", "Гете и поэзия Востока", "Глаз художника (художественное видение Гете)".

А.В.Михайлова как искусствоведа характеризуют глубокие и тонкие статьи о пейзажах и миропонимании Каспара Давида Фридриха, немецкого художника XIX в., об эстетике Моцарта и его современника и теоретика искусства Карла Филиппа Морица, об эстетических идеях Лессинга и художественных метаморфозах в немецкой культуре XIX в. под влиянием романтической эстетики, о немецком скульпторе нашего столетия Эрнсте Барлахе, притягательном для А.В.Михайлова своей способностью создавать не столько портреты людей, сколько портреты современного ему человечества и показывать историю в моменты ее наивысшего напряжения, а человека – в его порыве к духовной свободе. Как откровение воспринимается текст лекции А.В.Михайлова "Поворачивая взгляд нашего слуха" о природе музыкального творчества, мире музыки Сен-Санса и композиторов второй венской школы (Шёнберга и Веберна). Говоря о направленности слуха на музыку, А.В.Михайлов проронил поразительное в своей проницательности наблюдение: "наш слух видит, постигая смысл", а музыкальное произведение – это глубина, выведенная наружу и явленная зрячему слуху.

Знаменательна запись лекции с изысканным названием "Ангел Истории изумлен…", навеянным А.В.Михайлову размышлениями немецкого философа XX в. Вальтера Беньямина, относящимися к философии истории. История идет в будущее, а Ангел Истории смотрит в прошлое, стоя перед этим будущим спиной. Он замер в изумленном созерцании открывшейся ему Истории мира: "Он видит прошлое, он видит Рай, который мы уже не видим теперь, потому что за минувшие две тысячи лет повернулись глазами в другую сторону… он видит все, что пошло от этого начала…". Образ Ангела Истории в интерпретации А.В.Михайлова несет в своем художественном обобщении несколько научных идей – о релятивизме идеи исторического прогресса, о том, что наш язык культуры "достаточно широк для того, чтобы вместить в себя – в некотором отраженном виде – и другие языки культур". Книга А.В.Михайлова – прямое доказательство этой возможности, и перед изумленным взором Ангела Истории развернулся теперь еще и свиток историко-культурного времени, погруженный в космос смысла.

А.В. Михайлов был в высшей степени одаренной и светлой личностью, переполненной мыслью и замыслами. Он мыслил интенсивно, добывая новое знание о языках культуры прошлого. Всем своим научным обликом и стилем творческой жизни он увлекал, вовлекая тех, кто с ним общался, слушал его или читал, в поле созидаемого им богатейшего мира волнующих идей – это было своего рода подвижничество в науке. Личность А.В.Михайлова не может быть сведена к его трудам, она полнее и богаче, что, кстати, в науке случается не всегда. Но нам остались только труды. И из них встает его вторая жизнь.

Читатель текстов Михайлова попадает под магическое их обаяние. Чтение погружает в интенсивнейший, напряженный ход развития мысли, это тексты, по которым невозможно скользить глазами. Слова, вступающие в нетрадиционные сочетания и обретающие в этой нетрадиционности полноту смысла, останавливают и притягивают к себе, заставляют вглядеться в них и насладиться благородной простотой и красотой крайне многообразного языка А.В.Михайлова, ученого, мыслителя, широта и разнообразие историко-культурных интересов которого поразительны. Но далеко не все из его научного наследия опубликовано, и открытие Михайлова как незаурядного мыслителя еще впереди, когда в ближайшем будущем нашим достоянием станет все им написанное. В том же московском издательстве готовится продолжающая "Языки культуры" вторая книга под названием "Обратный перевод", целиком составленная из неопубликованных работ. В Санкт-Петербурге ожидается выход в свет труда "Историческая поэтика и герменевтика", включающего в себя переиздание книги "Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры", а также ранее не публиковавшиеся герменевтические размышления об исторической поэтике Дильтея. В работе – том "Феноменология австрийской культуры". В числе будущих публикаций также очерки о швейцарской литературе и полностью книга А.В.Михайлова о барокко, часть которой опубликована впервые в "Исторической поэтике" (М., 1994), а также другие работы разных лет.

Похоже, в отношении творческого наследия ученого начинает действовать ставший, увы, традиционным для русской науки и культуры закон загробного воздаяния.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх