• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Проблема расовых пластов евразийского континента занимает многих исследователей. В этом отношении существуют самые противоречивые гипотезы, однако, ни одна из них не является более или менее связной и вразумительной с традиционалистской точки зрения, т. к. в отношении предыстории, в которую с необходимостью уходят корни рас, представления современных ученых настолько абсурдны и фантастичны (благодаря, в первую очередь, влиянию эволюционистской теории), что в этой сфере их концепции еще менее приемлемы, нежели во всех остальных.

Однако надо признать, что сегодня и в пределах Традиции трудно найти более или менее полное изложение теории происхождения рас. Библейская перспектива, связывающая возникновение рас с сыновьями Ноя — Симом, Хамом и Иафетом, либо неполна, либо ее адекватная интерпретация совершенно забыта. Было бы крайне интересно сопоставить иудаистические и христианские теории человеческих рас с более обширным материалом, но это требует отдельного труда.

Здесь мы предлагаем рассмотреть мифологическую интерпретацию расовой истории, основанную на “Хронике Ура-Линда”— документе истории ингвеонов (подлинность его многие оспаривали, но многие и обосновывали[44]). Речь идет о мифе, возможно даже о “новом мифе”, но этот миф имеет то преимущество, что предлагаемая им редукция подтверждается самим общими историческими наблюдениями. С другой стороны, его версии оказали такое значительное влияние на реальную социально-политическую история ХХ века, что одно этого делает его заслуживающим внимательного рассмотрения. В “Хронике Ура-Линда” содержится в основных чертах все то, что в вульгаризированном и упрощенном виде стало теоретической основной германского расизма. Все, что было рассеяно во множестве публикаций нацистских “специалистов по расовой проблеме”, концентрированно наличествует в этом тексте.

“Хроника Ура-Линда” начинается с описания происхождения рас: “К двенадцатому Юлу он (Вральда, “Святой Дух” в древнегерманской мифологии — А.Д.) родил трех дев:

Лиду из раскаленной пыли;

Финду из горячей пыли;

Фрейю из теплой пыли.

Когда они были созданы, Вральда наделил их своим дыханием. Божественный Од (“божье дыхание” — А.Д.) приблизился к ним, и каждая родила 12 сыновей и 12 дочерей, одного между праздниками Юла. От этого пошли все люди.

Лида была черной, с курчавыми волосами, как у барашка, глаза ее пылали, как звезды, так что даже взгляд орла был мутен в сравнении с ними. Она ничего не хотела знать о законах, ее поступки определялись ее страстями.

Финда была желтой, и ее волосы были подобны гриве жеребца. Она написала 1000 законов, но не исполняла ни одного из них. Она ненавидела праведных за их прямоту и уступала льстецам. Ее слова были сладки, как мед, но горе тому, кто верил ей. Она хотела властвовать надо всеми, и ее сыновья были подобны ей, их сестры прислуживали им, и они (сыновья — А.Д.) убивали друг друга.

Фрейя была бела, как снег на заре, и голубизна ее глаз превосходила голубизну радуги. Волосы ее были подобны лучам полуденного солнца, они были тонки, как паутина. Ее едой был мед, а ее питьем — роса, собранная с цветочных лепестков. Светлая Фрейя. Первое, чему учились ее дети, был уход за собой, второе — любовь к добродетелям. Когда они становились взрослее, она учила их узнавать ценность свободы. Она говорила: “Без свободы все остальные добродетели хороши лишь для того, чтобы сделать вас рабами и ваших потомков покрыть вечным стыдом”.[45]

Такова фундаментальная парадигма “Хроники Ура-Линда”. Три священных матери — три расовых типа, три психологических модели мировоззрения. Потомки трех матерей называются соответственно: от Лиды — “лидийцами”, от Финды — “финнами”, от Фрейи — “фризами”, “фризонами”. Любопытно отметить, что Африка в древности (в частности, у Птоломея) называлась “Ливия” или иногда “Лидия”. “Лидийцы” соответствуют черной расе. “Финны” “Хроники Ура-Линда” — это народы желтой расы, а “фризы”, древнее германское племя, совокупно обозначает белую расу, арийцев.

Характерно, что почти такая же парадигма наличествует и в эддической “Песне о Риге”, в которой повествуется о посещении Ригом (имя Одина) трех пар, принадлежащим к трем поколениям. Посещение “деда и бабки” приводит к порождению тролей, “рабов”, описанных как негритянский расовый тип; ночевка Рига у “отца и матери” дает карлов, “хозяев” с фенотипическими чертами желтой расы. И, наконец, приход Рига к “мужу и жене” кончается рождением Ярла, принца, конунга, аристократа, наделенного всеми арийскими атрибутами—русые кудри, голубые глаза и т. д.

Но если “Песня о Риге” на этом и останавливается, описывая сакральную структуру каст и рас в древнегерманском обществе, то “Хроника Ура-Линда” дает нам подробное и изобилующее важными символическими деталями историческое повествование.

Расовая парадигма “Хроники Ура-Линда” имеет четкую географическую структуру, отвечающую этой парадигме. “Лидийцы” — жители глубокого Юга, но они почти не упоминаются в “Хронике”.

Основная географическая территория, где разворачивается сакральная история Ура-Линды, это Евразия. Причем особенно ее северо-западная область. Сакральный центр фризов расположен в северной Атлантике, в месте “Альдланд” (или Атланд), т. е. в “старой стране” (слово “Альдланд”, Атланд странным образом напоминает “Атлантиду”). После потопления “Атлантиды” этот центр перемещается в Северное Море, в земли которые лежат к северу от нынешних Голландии и Германии и которые также были затоплены, только гораздо позднее. Итак, “фризы”, дети Фрейи, арийцы, имеют вне-европейское происхождение. Их изначальная обитель — сакральный остров. “Финны”, дети Финды, напротив, представляются автохтонами Евразии. Они населяют все ее земли от глубокой Сибири до иберийского полуострова. Собственно, народы Финда — это коренные евразийцы.

Естественно соотнести прародину “фризов”, Альтланд, с Гипербореей, с “островами счастливых”, с сакральным центром солнечного Аполлона. Северное местоположение древней арийской земли подтверждают все арийские священные традиции: как Веды,[46] так и Авеста (Арьяна-Ваэджа, полярная страна), как греческие, так и германские мифы.[47]

Евразия, в свою очередь, представляется как территория позднего распространения “фризов”, причем это распространение всегда было сопряжено либо с оттеснением, либо с ассимиляцией основного, автохтонного “финского” населения. Эта парадигма географического соотношения, согласно “Хронике Ура-Линда”, является фундаментальной для всей расовой истории. “Фризы” — пришельцы, носители сакрального знания, “свободные в боге” (“Gottesfreien”). “Финны”— аборигены, воспринимающие это знание, “рабы божьи” (“Gottesknechten”).

“Лидийцы” же занимают южное периферийное положение в континентальной структуре и не вступают в прямое взаимодействие с “фризами”.

Три парадигматические сакральные расы дифференцируются не столько по внешним признакам или психологическим особенностям, сколько по метафизической позиции, определяющей их основные культурные проявления. “Ура-Линда” предлагает, таким образом, три варианта “расовой метафизики”.

Дети Фрейи, “фризы” (арийцы, белые) живут в состоянии изначальной “демократии”. Закон у “фризов” внутри, поэтому внешне они абсолютно свободны. Религиозный тип “фриза” — это тип “естественного посвященного”, его “я” совпадает с мировым духом, Вральдой. К “фризу” лучше всего применима сакральная формула индуизма: “атман есть брахман”, т. е. его “я” тождественно абсолюту. “Фризы” миролюбивы, счастливы и мудры.

“Фризы” почитают женское начало: Великую Белую Мать,[48] Фрейю, воплощение расового гнозиса, “арийскую Софию”. Женщина сопряжена у “фризов” с жреческими функциями: она исполняет основные ритуалы и хранит сакральное знания. Каждое фризское поселение имеет свою “Деву”, “Burgmagde” как высшую сакральную инстанцию. Но такой “нордический матриархат” является сугубо интеллектуальным, т. к. женщина, стоящая в его центре, это “богиня”, дочь Фрейи, воплощение самой Фрейи, концентрат расовой идеи и божественной чистоты. Сексуальная символика в культуре фризов полностью отсутствует, т. к. фризское сознание максимально приближено к чистоте интеллекта и не нуждается в чувственной “опоре” для духовного размышления. У “фризов” не бывает рабов, т. к. идея “свободы” для них центральна.

Народы “Финда”, “финны”, напротив, живут в условиях строгой иерархии. У них есть господа, слуги, рабы, невольники. Их законы тщательно описаны, но исполняются только за счет давления властей. Их бог — вовне. Они воинственны, агрессивны, склонны к чувственным символам. Для них характерны идолы, фетиши, изображения “богов”.

“Финны” живут при патриархате. Мужчина стоит в центре “финской” цивилизации. Он исполняет жреческие и легислативные функции. Женщина занимает подчиненное, второстепенное положение. Для символизма народов “Финды” характерны физические символы и “натурализация” изначальных логосных структур.

И, наконец, “лидийцы” вообще не имеют четких законов, даже внешних. Они подчиняются своим хаотическим импульсам. Их космос децентрализован. Иерархии не существует. В основе их социальной жизни — обрывки “финских” сакральных комплексов. Для них характерен промискуитет и полуживотный матриархат. “Лидийцы” часто становятся рабами народов “Финда”.

Следует отметить еще одну важную деталь: среди “фризов” бывают “преступники”, предавшие внутренний закон духовной расы. В нормальном случае они удаляются на особые территории по велению собственной совести (такой территорией “Хроника Ура-Линда” называет Англию). Но иногда случается так, что “фризы”-изгои приходят к народам “Финда” и становятся среди них высшей кастой, господами, царями. Такие “фризы” кладут начало особому типу людей: династии “магов”, “magier”, которые ставят сакральные потенции фризской расы на службу интересов “финнов”. “Маги”— это короли-жрецы. Собственно говоря, перипетии конфликтов “фризов” и “финнов” в Евразии становятся действительно глубокими лишь за счет “расового предательства” “магов”, чей интеллект дает “финским” племенам шанс действительно конкурировать с “фризами”. “Маги” презирают “финский” народ, они превращают его в своих рабов. Они разрабатывают основные постулаты эрзац-религии, облекая священное знание “фризов” в веру в “богов”, “духов” и “демонов”, в “образы”.

Миграции “фризов” это не просто распространение арийских или индоевропейских волн в довольно обозримые исторические промежутки. Белые дети “Фрейи”, в перспективе “Ура-Линды”, соответствуют скорее современным представлениям о “ностратическом” праплемени, носителе парадигматического праязыка Евразии (а ранее полярных, затопленных ныне земель). Индогерманцы — это лишь последняя историческая волна “фризов”, которой предшествовали многие другие волны, заложившие основы египетской преддинастической, семитской, шумерской, прототюркской, картвельской и даже синотибетской культур. “Ностратический” интеллект евразийских и североафриканских языков соответствовал “гиперборейской” и “ностратической”, “фризской” традиционной парадигме, которая, будучи переданной тем или иным народам “финского” типа в те или иные периоды предыстории, постепенно деградировала, обособлялась, теряла сходство с изначальной кристальной иероглифичностью, превращалась в верования в “богов”, “духов” и “демонов”. Белая раса “Ура-Линды”, таким образом, не совпадает с исторической белой расой индоевропейцев, но предшествует ей на многие тысячелетия.

Важно заметить, что сыновья Фрейи не только закладывают сакральную, языковую и мифологическую базу культурам типа “Финда”, они и сами подвергаются обратному воздействию со стороны этого деградировавшего типа. Так возникают смешанные формы традиции — “финско”-“фризские”. С одной стороны, в них наличествуют спиритуальные культы “гиперборейского” характера, с другой — типично “азиатские” черты. Такими народами являются хетты, скифы, киммерийцы, кельты. И более того, многие индоевропейские племена также постепенно пропитываются “финскими” элементами: германцы эпохи скальдов, римляне, греки, индусы постведического периода сами по себе уже довольно далеки от изначального “фризского” состояния.

Такое представление об изначальной белой расе полярного происхождения фактически разрушает установившееся представление о Ближнем Востоке как очаге цивилизации, письменности, культуры и т. д. Более того, Ближний Восток в логике миграции “фризов” становится очень поздним (с точки зрения предыстории) центром соприкосновения самых разных потоков “фризских” влияний, стекающихся туда буквально со всех четырех сторон света, причем чаще всего не в чистом, но “финнизированном” и искаженном виде. С Запада туда двигаются племена белых ливийцев, тахаров, амореев. С Севера — протогерманцев и протокельтов. С Северо-Востока — прототюрков и протофиннов (на сей раз в историческом узко этническом смысле). С Юга — эфиопы. С Востока — эламиты, а позднее персы и дравиды. Так знаменитая концепция ex Oriente Lux “Света с Востока” или “финикийского фактора” в культурном смысле оборачивается не истоком, но далеким следствием, синкретическим и упрощенным суммированием различных аспектов “фризской” традиции, принесенных туда в уже смешанных, искаженных “финских” версиях, восходящих к более или менее далеким эпохам.

Итак, выведенный из мифологии “Хроники Ура-Линда” “фризский” расовый фактор прекрасно согласуется с современной лингвистической теорией “ностратики”, единого происхождения всего спектра евразийских языков.[49] С другой стороны, диалектика соотношения “фризского” и “финнского” типа в сфере сакральных форм дает ключ к пониманию многих древнейших трансформаций мифологических и религиозных комплексов.

Белый эзотеризм и желтый экзотеризм Основная проблематика “Хроники Ура-Линда” — противостояние культуры “сыновей Фрейи” и культуры “сыновей Финды”. Смысл этого противостояния с поразительной точностью соотносится с тем, что принято называть “экзотерической” (внешней) и “эзотерической” (внутренней) стороной Традиции. “Финда” воплощает в себе специфику “экзотеризма”: Бог для “сыновей Финды” находится вовне, равно как и сакральный закон; сам себя “финн” воспринимает как “раба Божьего”, как “собственность господина”, находящегося вне его; Божественное должно проявляться во внешних образах — идолах, символах, причем для наглядности они должны иметь “натуралистический” характер, вид чего-то конкретного и чувственного; религиозная жизнь “финна”, как и его социальная жизнь сводится к подавлению, покорению личных душевных страстей (в случае религии) или женщины (в случае семьи), или других людей (в случае социальной иерархии) и т. д. Во главе политической и религиозной структуры “финского” общества стоят “маги”, “короли-жрецы”, выполняющие по отношению ко всему народу функцию “субъекта”, “воплощенного божества”, посредника между “низким” человеком и “высоким” духом.

“Дети Фрейи”, напротив, иллюстрируют “эзотерический” уровень традиции: Бог для них находится внутри, он тождественен сакральному закону и их собственному “я”; “фриз” воспринимает себя самого как “свободного в боге” (Gottesfreie), как воплощение свободы; Божественное для “фриза” существует непосредственно, вне образа или символа, и если он и использует символы, так только чисто абстрактные, ненатуралистические, геометрически-математические; религиозная жизнь “фриза” протекает под знаком справедливости и господства мудрости над деятельностью, он живет в состоянии “аристократического равенства” и “гармонии”, он никого и ничего не подавляет— ни своих чувств, так как они у него совпадают с мудростью и богоявленческим, “теофаническим” мировосприятием, ни женщину (которая и так ему абсолютно послушна и является материальным воплощением чистоты его духовной расы, белым зеркалом мирового духа, хранительницей нордического огня), ни других людей, — поскольку он почитает в них свободу также свято, как и в себе. И, наконец, вместо короля-жреца, “посредника” между людьми и “богами” у “фризов” стоит “Белая Дама”, великая Жрица, которая есть не что иное как их собственная расовая субстанция, не нечто внешнее, но нечто внутреннее, материальное присутствие духа, разлитого равномерно в каждом сыне “богини” Фрейи.

Если приглядеться к исторически известным традициям, то мы увидим удивительно похожее соотношение между эзотерическими и экзотерическими их сторонами. Причем если в одних случаях оба этих аспекта сосуществуют без конфликтов, то в других случаях они входят между собой в противоречие, а это нередко приводит к религиозным войнам, реформам, расколам, возникновению ересей. Поэтому драма противостояния “фризов” и “финнов” в расовых концепциях мифологической сакральной географии “Хроники Ура-Линда” может быть взята как парадигма рассмотрения динамики религиозных реформ Евразии. И наиболее ярким примером здесь может служить противостояние христианства (эзотерической, отчетливо “фризской” в своей основе традиции) и позднего, “остаточного” иудаизма (воспроизводящего в себе все наиболее характерные признаки “финской” сакральности). И здесь показательно также, что ареал исторического распространения христианства в значительной степени совпадал с территориями, населенными потомками последней волны “фризских” миграций, которые яснее всех остальных, уже довольно финизированных, народов сохранили память о “боге внутри”, о “Белой Даме”, о “благодатной свободе высших” и т. д.

Большинство евразийских (и североафриканских) этносов, в которых “финский” элемент был преобладающим, приняли ислам, имеющий подчеркнуто экзотерический характер, причем крайне показательно, что наиболее “фризские” аспекты исламской традиции — в частности шиизм (подчеркивание мистической роли Фатимы, прародительницы “божественной расы” имамов; “свет Али” внутри верующих; тезис о “лавхут”, “божественности” самих имамов и т. д.) — захватили ареалы с преимущественным индоевропейским населением, (шиитский Иран и т. д.), большинство же “финских” этносов “арабы”, “тюрки” и т. д. остаются суннитами.

В качестве гипотезы можно было бы предположить, что некие расовые особенности стоят и за феноменом исламского суфизма, который также является сакральной формой отчетливо “фризского” типа. Хотя суфизм распространен среди народов “финского” типа, массово исповедующих ислам, возможно, в суфийских общинах преимущественно группируются рудиментарные вкрапления иных этнических групп, растворенных в общей массе, но выявляемых из нее снова — на сей раз на основании чисто духовного, а не этнокультурного критерия.

Последние два тысячелетия евразийской истории и диалектика политических трансформаций в евразийских государствах также могут быть рассмотрены в перспективе мифологии расовых типов по “Хронике Ура-Линда”. Все аспекты “аристократического равенства” могут быть отнесены к “фризскому” архетипу; все “авторитарные” “централизированные”, “тиранические” системы соответствуют “финской” модели. Причем здесь, как и в других случаях, чаще всего встречаются именно смешанные варианты, имеющие элементы обоих структур, т. к. народы, действующие в эти эпохи, практически все без исключения затронуты расовым смешением. Поэтому здесь можно говорить только об относительно “фризском” и относительно “финском” варианте, причем пропорции обоих элементов могут значительно варьироваться.

В сущности, если мы поймем расовую специфику двух основополагающих политических парадигм —“демократия” и “тоталитаризм”, то станет очевидной вся амбивалентность их противопоставления, которое и составляет суть споров “правых” и “левых” на протяжении политической истории последних столетий. “Свобода”, “равенство” и “братство” — хороши для “свободных”, “равных” и “братских” “фризов”, и навязывание им деспотических систем будет явным насилием над их расовой природой. “Иерархия”, “порядок”, “дисциплина” — совершенно необходимы для людей “финского” типа, и прививка им “демократического режима” никогда не может привести ни к чему иному, как к анархии, безобразиям и деградации, которые, естественно, логически оканчиваются еще пущей “тиранией”. (Именно в этом смысле следует понимать слова Платона о том, что “демократия логически влечет за собой тиранию”).

История Российского государства, России, лежащей в центре евразийского континента, является в высшей степени показательной, т. к. она блестяще иллюстрирует собой весь комплекс расовой диалектики, свойственной и другим евразийским территориям и этносам, но в менее явной форме. Дороссийская история славян скорее всего связана с последней волной “фризской” миграции из затопленного острова, из “ингвеонского царства”, т. к. изначально славяне органично входят в индоевропейский арийский культурно-расовый блок. Но история собственно России как особого геополитического пространства — это уже нечто иное.

Во-первых, начало российской истории, согласно летописи, начинается с призвания Рюрика на царство, что точно соответствует “финскому” архетипу социальной организации, зовущей “фриза” (а скандинавские племена, собственно, и являлись германскими, т. е. “фризским” этническим элементом) в качестве короля-жреца, “мага”.

Во-вторых, среди славянских племен уже с первых строк летописи фигурирует “чудь”,”мерь” и “мурома”, т. е. “азиатские”, “финские”, в прямом на этот раз смысле слова, народы. Так в истоке русского государства мы обнаруживаем “азиатский” образец. Позднейшее крещение Руси и феодальная раздробленность — свидетельства об усилении “фризского” фактора — “белый” элемент, носитель “белой” религии развивается и начинает создавать структуру “аристократического равенства”. В этот период складывается и наиболее “гностический”, “эзотерический” элемент русской духовности. Причем важно заметить, что в некоторых землях Руси — в частности, в Новгороде, и вообще на Севере — “фризская” модель укореняется довольно глубоко и прочно. Нашествие монголов, носителей очевидной “финской” модели — иерархии, дисциплины, развитого репрессивного аппарата — опрокидывает “фризский” (и так уже далеко не абсолютный) комплекс, интегрирует Русь в Желтую Империю, которая фактически охватывает почти всю Евразию, за исключением северо-западной Европы. Но и сама эта чингизидская Империя рушится из-за расширения “аристократического элемента” (снова “фризский” фактор) среди ее правителей. А Русь тогда окончательно выбирает тип государства “сыновей Финды”, возлагая на себя миссию объединения северо-восточной Евразии. По окончании ига “русская аристократия” постоянно подвергается гонениям со стороны монархов, и “фризский” элемент оттесняется в сугубо религиозную сферу — в “равенство” и “братство” православных монастырей. Но после долгого и более или менее стабильного имперского периода, с очевидной доминацией комплекса “сыновей Финды”, “демократическая” концепция, уже совершенно чуждая в целом расовому типу российского населения, снова появляется в виде коммунистической эсхатологической доктрины, объявившей о начале реставрации “гиперборейских”, райских пропорций.

Европейская зона евразийского континента находится географически ближе к сакральному острову — культовому центру “сыновей Фрейи”. И действительно, “демократический” тип культуры намного чаще встречается здесь в истории, нежели в азиатских или северно-африканских регионах. Однако было бы ошибкой считать, что Европа населена “фризами” и что она гомогенна в своем расовом субстрате. В ее северной части “фризский” элемент в значительной степени смешан с лаппо-финским этносом, который в Восточной и Центральной Европе фенотипически родственен т. н. “альпинской” расе. Западная Европа в значительной степени “кельтизирована”, а “кельты” уже в древности, согласно Ура-Линде, были смешанным народом. И, наконец, население южных областей Европы, т. н. “средиземноморская раса”, несет в себе значительное число ближневосточных, левантийских, семитских расовых черт. Таким образом, в своей древнейшей евразийской автохтонной основе, сохранившейся в “монголоидных европейцах” (в частности, “бигуденцы” Франции — коренные французы, фенотипически неотличимые от палеоазиатов), и в других вне-европейских (финских, северно-африканских, семитских и тюркских) расовых компонентах жители Европы обнаруживают потомков “сыновей Финды”.

С учетом этой расовой гетерогенности становится очевидным, что европейские “демократии”, для того чтобы быть стабильными, должны компенсироваться довольно строгим контролем “тоталитаристского” типа. В этом и заключается специфика современных “демократических” режимов Запада — за фасадом “равенства” и “свободы” таится строгая иерархическая система, косвенно направляющая “финское” стадо в нужное русло. Хотя нынешние “маги”, управляющие западными обществами, используют для этих целей более изысканные и утонченные средства, нежели короли-жрецы древней Евразии.

“Хроника Ура-Линда” связывает свой сакрально-расовый подход не только с географией, но и с логикой истории. Сакральная история здесь имеет циклический характер. Расцвет духа сменяется его упадком, а упадок новым расцветом. В перспективе “Хроники” главным субъектом сакральной истории являются “дети Фрейи”: их победы тождественны взлету мирового духа, их поражения — его падению. Вся прослеживаемая Ура-Линдой история начиная с затопления “Альтланда”, “старой земли”, есть история упадка “фризов”, т. е. нисходящая траектория цикла. Вначале гибнет их “большая Родина”, “Альтланд”. Потом тонут в Северном море их новые земли, располагавшиеся некогда в районе отмели Доггера. Позднее, вынужденные мигрировать в Евразию, они подвергаются смешению с племенами “финнов” или давлению с их стороны. В конце концов, коварные “маги” объявляют “фризам” настоящую войну, и своими нападениями прерывают священную традицию “Белых Дев”. Последняя из них гибнет от рук “магов”. Нордический священный огонь затухает. Останки “фризов” рассеиваются по Евразии или пускаются в плавание на своих кораблях в неизвестные земли (любопытна история из “Хроники Ура-Линда” о фризском мореплавателе по имени Инка (sic!), отправившемся в далекие земли и не вернувшемся назад; тут следует вспомнить теорию историка Жака де Майо о “викинговском” происхождении цивилизации солнцепоклонников-инков). Как бы то ни было, линия “фризов” спускается все ниже и ниже, и параллельно с этим народы “Финда”, напротив, поднимаются и обретают все большее могущество.

Однако согласно пророчеству последней “Белой Девы” несчастья “фризов” будут продолжаться только до начала третьего тысячелетия (от Р.Х.). В этот момент упадок “фризов” достигнет своей низшей точки, своего зимнего солнцестояния, но сразу же за этим Вральда-мировой дух вновь вдохнет свой “Од”, свое “дыхание” в белый народ и мгновенно возродит “фризскую цивилизацию”, оживит божественную Фрейю и спасет всех верных ее сыновей и дочерей. Таким образом, расовый цикл “фризов” также имеет свою эсхатологическую перспективу и свою мистериальную развязку, т. к. в бездне своего падения растоптанному “Финдой” и коварными “магами” “гиперборейскому этносу” все же суждено увидеть грандиозный расцвет своей нордической культуры, возвратить себе свою утраченную свободу, “свободу в боге”.

Расовая парадигма “Хроники Ура-Линда” представляет собой классический образец мифологического объяснения исторических закономерностей. Как и любой миф она где-то пересекается с научными данными, где-то уходит в область совершенно недоказуемых постулатов. Но в ХХ веке от позитивистского критицизма и научного энтузиазма предшествующих столетий не осталось и следа, а сфера мифа, напротив, снова оказалась в центре внимания. Миф оценивается отнюдь не по его соответствию объективной действительности (впрочем, сама эта концепция “объективная действительность” кажется все более и более ненадежной и несостоятельной), но по силе его воздействие на культуру, сознание людей, социальные трансформации. Этническая (или расовая) интерпретация событий всегда была одной из самых действенных, самых гипнотических, самых захватывающих.

Неудивительно, что “Хроника Ура-Линда” была в центре внимания в Германии 20–30 годов, когда национально-расовая интерпретация мира достигла в Средней Европе своего апогея. И на каком-то этапе реальной истории этот миф оказывал огромное влияние на ход вещей. Можно десакрализировать культуру, но кровь человеческая и земля родного края все равно рано или поздно дадут о себе знать, вызовут к жизни дремлющие архетипы далеких эпох. Неудивительно также, что сегодня тему расы предпочитают обходить молчанием, и “Хроника Ура-Линда” надежно забыта. Это можно понять, так как свежи в памяти чудовищные картины последней войны, отчасти обусловленной тем, что европейские “фризы” вознамерились поставить на место евразийских “финнов”.

Пробуждение расового мифа привело в своей время Германию и мир к чудовищной катастрофе. Но за это ответственен не сам миф, а прагматизм и некритичность его использования. Если долгое время изгонять сакральное на периферию реальности, что удивительного в том, что они вернется в чудовищном, искаженном облике.

Возвращение мифа следует готовить тщательно и осторожно, заранее учитывая последствия и в том числе, ту катастрофическую возможность, что он ускользнет из рук вызвавших его к жизни.

Примечания:

4

Gaston Georgel "Les rythmes dans l'Histoire", Belfort 1937

44

В комментариях к своему изданию "Хроники Ура-Линда" ("Ura-Linda Chronik" Leipzig, 1933) профессор Герман Вирт предлагает контент-анализ текста, позволяющий выделить три уровня — архаический пласт, добавления голландского кописта эпохи Возрождения и еще более поздние вставки. Показательно, что выступавшие против гипотезы Вирта ученые, доказывавшие поддельность «Хроники», совершенно игнорировали его доводы, подменяя собственно научный спор «политической» аргументацией, и усердно критикуя утверждения, которые сторонники подлинности документа никогда и не думали выдвигать. Вставки и стилизаторская обработка «Хроники» не подлежат сомнению. Спор идет лишь о наличии или отсутствии исходного документа. В общем массиве колоссального палеоэпиграфического и историко-религиозного наследия Германа Вирта «Хроника» приобретает совершенно особый смысл, но, увы, это наследие остается до сих пор совершенно не изученным.

45

"Ura-Linda Chronik", указ. соч. s. 1

46

См. B.G.Tilak "Arctic home in Vedas", указ. соч. Этот труд виднейшего индуистского традиционалиста и политического деятеля лег привлек внимание многих традиционалистов XX века, развивавших тему гиперборейского происхождения человечества. Его упоминали Генон, Эвола и т. д. Более того, есть некоторые онсования считать, что информаторы Генона относительно индуистских доктрин были близки к кругу Тилака. Эту же книгу Тилака Герман Вирт взял за основу в своих развернутых исследованиях "происхождения человечества". См. Herman Wirth" Aufgang der Menschheit", указ. соч.

47

Большое количество мифологических сюжетов по этой теме собрано у Эволы в "La Rivolta contro il mondo moderno", указ. соч. См. также H.Wirth " Aufgang der Menschheit", указ. соч., и "Heilige Urshrift der Menshheit", указ. соч., R.Guйnon "Le roi du monde", указ. соч., "Les formes traditionnelles", указ. соч., Geticus "La Dacia Iperborea", указ. соч.

48

Этот матриархальный аспект «Хроники» как нельзя точнее соответствовал теориям самого Германа Вирта об изначальном матриархальном устройстве древнейшей арийской традиции. В этом он следовал за швейцарским историком Бахофеном (см. Bachofen J.J. "Gesammelte Werke", Basel, 1948). Именно эта особенность концепции Вирта была причиной его преследований со стороны Розенберга, убежденного в патриархальном устройстве древнеарийского общества. Юлиус Эвола также критиковал Вирта за эту сторону его теории, хотя учитывал ее в своей собственной усложненной модели ритма цивилизации, изложенной в "Rivolta contro il mondo moderno" (указ. соч.). Эвола считал, что матриархат возник на вторичных этапах развития сакральной цивилизации — в "серебряном веке", а в золотом веке существовал "изначальный патриархат", который был отчасти восстановлен героической мужской цивилизацией "медного века". Но и сам Эвола не избежал преследования нацистской верхушки, которая провела расследование относительно того "правильно ли итальянский барон понимает сущность германских древних обществ". По поручению Гиммлера этим занимался эсэсовский ариософ и визионер Карл Мария Вилигут. В докладе Вилигута Гиммлеру Эвола в целом оправдывается, но ему ставится в вину, что он "недооценивает роль женщины у древних германцев". Розенберг репрессировал Вирта за «матриархат», Эволу сотрудники Гиммлера обвинили в «патриархате». Складывается впечатление, что вожди Третьего Рейха только и занимались этими проблемами…

49

См. статьи и книги В.М. Иллич-Свитыч "Материалы к сраавнительному словарю" «Этимология», Москва,1967; он же "Опыт сравнения ностратических языков", Москва 1971 — 80 гг.; он же "Соответствие смычных в ностратических языках", Москва, 1968, а также различные публикации итальянского лингвиста А.Trombetti.