• Прежде всего против сладострастия
  • Эпилог по поводу средств от приманок похоти
  • Против искушений алчности
  • Эпилог о средствах против алчности
  • Против тщеславия
  • Против гордыни и спеси
  • Против гнева и жажды мести
  • Особые средства против пороков

    Прежде всего против сладострастия

    До сих пор мы так или иначе показали общие средства против всякого рода греха.

    Теперь мы попытаемся привести некоторые, с помощью которых ты должен будешь противостоять отдельному греху, и прежде всего сладострастию; ни одно зло не настигает нас раньше, ни одно не преследует более жестоко, ни одно не распространено шире и не влечет к гибели большее число людей. Поэтому, если душу твою подстрекает грязное сладострастие, помни, что тотчас надо встречать его таким оружием: во-первых, подумай, сколь нечисто, сколь гнусно, сколь недостойно человека это наслаждение, которое нас, творений Божьих, равняет не только со скотиной, но даже со свиньями, козлами, собаками и наигрубейшими из грубых животных; более того, с другой стороны, оно опускает нас ниже скотского состояния – нас, которые предназначены для ангельского содружества, для единения с Богом.

    Пусть вспомнится тебе и то, сколь быстротечно это наслаждение. Сколь нечисто, насколько больше в нем всегда горечи, чем меда. И напротив, подумай о том, сколь благородна душа, сколь священно человеческое тело, как мы уже показали это в правилах, изложенных выше. Поэтому какая бессмыслица из-за малейшей гнусной щекотки мимолетного наслаждения позорить недостойным образом и дух, и тело, осквернять храм, который Христос по своей воле освятил своей кровью! Обдумай также и то, какое полчище бед тащит за собой эта льстивая чума. Прежде всего она отнимает у нас доброе имя, наидрагоценнейшую собственность. Ведь никакое осуждение другого порока не пахнет хуже осуждения похоти! Оно исчерпывает наследственное имущество, лишает одновременно и сил, и телесного обличья. Чрезвычайно вредит здоровью, порождает несчетные болезни, к тому же постыдные. До времени обезображивает цвет юности, приближает позорную старость, уничтожает блеск ума (ingenium), притупляет совесть (acies mentis), насаждает скотские нравы (mens). Отвлекает сразу ото всех благородных занятий и полностью погружает человека в нечистоты, так что он не может думать ни о чем, кроме грязи, низости, мерзости. Отнимает у человека то, что ему присуще, – потребность рассуждать (rationes usus). Делает юность безумной и бесславной, старость – ненавистной, позорной и жалкой. Поэтому будь разумным и рассуждай именно так: «Вот это и это удовольствие так плохо кончилось, принесло такой убыток, столько стыда, отвращения, страданий и болезней, и я глупейший умник снова попадусь на крючок? Снова наговорю что-то, в чем опять придется раскаиваться?»

    На тебя должны подействовать также и пример других людей, о которых ты знаешь, что они позорно и несчастливо стремились к наслаждениям. С другой стороны, воодушеви себя примерами сдержанности стольких юношей и стольких милых девушек; сравнив их с собой, упрекни себя в косности. Как получается, что ты можешь меньше, чем те и вон те могли и могут – того же пола, того же возраста, так же родившиеся, так же воспитанные? Люби так же – и ты почувствуешь себя не хуже. Подумай, сколь благородная, сколь милая, сколь цветущая вещь – чистота тела и духа! Она больше всего делает нас близкими к ангелам и способными воспринять Дух Святой. И ни от одного порока не отпрянет так Дух – этот любитель чистоты, как от распутства. И ни на чем он не успокаивается и ничему не радуется так, как девственным умам (in mentibus virgineis). Представь себе наглядно, сколь некрасиво, сколь бессмысленно любить, бледнеть. Изводиться, плакать, льстить и постыдно умолять наиотвратительнейшую развратницу; петь ночью у дверей, зависеть от кивка госпожи, терпеть власть бабенки, требовать, гневаться и снова попадать в милость, добровольно давать волчице себя высмеивать, бить, изувечить, обобрать. Почему же, скажи пожалуйста, ты зовешься мужчиной? Где борода? Где тот благородный дух, рожденный для прекраснейших дел? Подумай и о том, сколь великое стадо преступлений обыкновенно ведет за собой наслаждение, которому ты единожды уступил. Среди других пороков, возможно, имеются такие, у которых есть что-то общее с добродетелями, но только не у похоти; она всегда связана с самыми большими и многочисленными грехами. Ладно, пусть распутничать – это легкий грех, но тяжелый – не слушать родителей, пренебрегать друзьями, расточать отцовское добро, похищать чужое, лжесвидетельствовать, пьянствовать, грабить, становиться злодеем, вступать в драку, совершать убийство, богохульствовать. Ко всему этому и к еще худшему приведет тебя госпожа «наслаждение», если ты единожды откажешься от себя и подставишь свой несчастный рот под ее узду. Поэтому пойми, что эта жизнь – быстротечнее дыма, ничтожней тени; какие силки расставляет нам смерть, подстрекая нас в любом месте, в любое время! Тебе полезно вспомнить поименно тех из твоих знакомых, близких, ровесников или даже тех, кто моложе, главным образом тех, которые когда-то участвовали с тобой в позорных наслаждениях, – кого похитила нежданная смерть. Будь осторожнее на примере чужой опасности.

    Думай, как сладко они жили, но как горько завершили жизнь; как поздно поумнели, как поздно стали ненавидеть свои смертоносные радости. Пусть поможет тебе и строгость Страшного суда и возбуждающая ужас молния неотвратимого Его решения, ввергающего нечестивцев в вечный огонь; эти часы и краткое, ничтожное наслаждение надо будет искупить вечными муками. Взвесь здесь тщательно на весах, сколь неравен обмен: за позорнейший и очень недолгий зуд в этой жизни потерять гораздо более сладкую и замечательную радость души, лишиться вечных радостей и будущей жизни и вдобавок оплатить праздное развлеченьице муками, которые никогда не кончатся! С другой стороны, если тебе кажется трудным пренебречь ради Христа столь ничтожным удовольствием, то вспомни, какие муки Он принял из любви к тебе. Кроме обычных несправедливостей человеческой жизни, сколько священной крови Он пролил за тебя, какой бесславной, жестокой смертью Он искупил тебя, а ты, забыв обо всем этом, снова распинаешь Сына Божьего, повторяя безрассудные наслаждения, которые ввергают главу и Господа твоего в столь жестокое мучение? В соответствии с правилом, изложенным выше, вспомни. Сколько незаслуженных тобой благодеяний Он тебе оказал; хотя за все это нельзя отплатить никакой равной им благодарностью, однако Он и не требует никакой иной благодарности, кроме той, чтобы по Его примеру ты удержал душу от смертоносных соблазнов и обратил ее на любовь к высшему благу и к высшей красоте. Сравни друг с другом те две Венеры и друз Купидонов Платоновых, т.е. благородную любовь и постыдную, святое удовольствие и позорное; сопоставь разные их свойства, природу, награды.

    Во всяком искушении, а более всего, когда тебя подстрекает похоть, представь перед своими глазами ангела-хранителя своего; он – постоянный наблюдатель и свидетель всего, что ты делаешь. О чем помышляешь; Бог – обозреватель, глаза Которого открыты на все, Он сидит на небесах и смотрит в бездну. И дело настолько гнусное, что его стыдно делать в присутствии жалкого человека, ты не побоишься делать перед ангелом, который так близок тебе и перед Богом и всем сонмом небесным, смотрящим на тебя и проклинающим? Подумай же об этом, и, если у тебя глаза лучше Линкеевых, лучше орлиных. Все равно, что делает перед тобой человек, и при ярчайшем свете ты видишь менее ясно, чем все тайники души твоей, открытые взорам Бога и ангелов. Да поразмысли над тем, что. Когда ты уступаешь похоти, произойдет одно из двух: однажды испробованное наслаждение так околдует и затемнит твой рассудок (mens), что ты пойдешь от одного позора к другому, пока в ослеплении не сойдешь с ума и не утвердишься во зле настолько, что не сможешь оставить постыдное наслаждение, даже когда оно тебя покинет. Мы видим, что это происходит со многими, когда они, изнурив тело. Потеряв красоту, с остывшей кровью, пропавшими силами, подслеповатыми глазами без конца все еще испытывают зуд и сквернословят еще отвратительнее, чем когда они распутничали. Что может быть гнуснее и отвратительнее? Другое – если по Божьей милости тебе случайно выпало на долю опомниться, тогда это краткое, быстролетное наслаждение надо искупать великой душевной болью, огромными страданиями и слезами. Поэтому настолько благоразумнее вообще не допускать яда плотских наслаждений, чем впадать в плачевную слепоту и за это маленькое да еще ложное наслажденьице столь тяжело расплачиваться? Однако же из того, что тебя окружает, можно взять много такого, что способно отвлечь тебя от наслаждений. Если ты священник, то думай о том, что ты полностью посвящен делам божественным. Какое недостойное преступление теми устами, которыми ты берешь столь чтимое его тело, касаться постыдной развратницы! Теми руками, которыми ты вместе с прислуживающими ангелами свершаешь невыразимое таинство, трогать грязь, достойную отвращения! Как не подобает, чтобы одно и то же тело было единым духом с Богом и единой плотью с распутницей! Если ты ученый, тем благороднее и богоподобнее душа твоя, тем недостойнее этот позор. Если ты дворянин или князь, то, чем заметнее человек, подумай, сколь честным и незапятнанным должно быть твое ложе, и позаботься о том, чтобы брак твой (насколько это возможно) подражал наисвятейшему браку христову и Церкви, образ которых он на себе носит; это значит: чем меньше в нем позора, тем более он плодовитый. При всех жизненных обстоятельствах самое позорное – служить похоти. Если ты молод, постоянно думай о том, чтобы случайно не запачкать цвет юности, которого никогда не вернуть. О том, чтобы не потерять в гнуснейшем деле лучшие, действительно золотые годы, которые бегут очень быстро и никогда не возвращаются. О том, чтобы по незнанию или по недомыслию возраста не допустить сейчас того, что будет терзать всю жизнь, потому что сознание преступлений преследует нас наигорчайшим жалом, которое оставляет в наших душах убегающее наслаждение! Если ты женщина, то этому полу ничто не приличествует больше, чем стыдливость. Если мужчина, знай, что ты достоин более великих дел, а этих дрянных недостоин. Если старик, то пожелай себе чужих глаз, чтобы увидеть, насколько обезображивает тебя наслаждение, которое у молодых людей достойно сожаления и даже обуздания, у старикашек же оно уродливо и самим приверженцам наслаждения кажется весьма смешным. Среди всех уродств нет ничего уродливее старческой похоти. О безумец, ты забыл себя, посмотри, по крайней мере, в зеркало на седые и белые волосы, на лоб, изборожденный морщинами, на лицо, похожее на мертвого! Если ты уже близок к могиле, позаботься о других вещах, более приличествующих твоему возрасту. По крайней мере, наученный возрастом, и вынужденный им, делай то, что учил тебя делать разум (ratio). Само наслаждение отвергает тебя, говоря: «Ни я уже тебе не гожусь, ни ты мне не подходишь». Достаточно ты поиграл, достаточно поел и попил, твое время прошло, зачем ты до сих пор выжимаешь жизненные радости, когда сама жизнь тебя покидает? Уже настало время, чтобы пришла к тебе в объятья таинственная сожительница Авигаса. Пусть обожжет она твой дух (mens) святым пылом, согрей в ее объятиях хладеющие члены.



    Эпилог по поводу средств от приманок похоти

    Чтобы охватить теперь коротко – вот что самое главное, вот что обезопасит тебя от соблазнов плоти: прежде всего остерегайся и тщательным образом избегай всяческих случайностей. Эту заповедь надо соблюдать также и во всех остальных делах, потому что тот, кто любит опасность, заслуживает того, чтобы от нее погибнуть. Однако это главным образом такие сирены, от которых почти никто не ушел, за исключением тех, кто убежал далеко. Далее, умеренность в пище и в сне, воздержание даже и от дозволенных наслаждений, память (respectus) о собственной своей смерти и размышление о смерти Христовой. Помогут и другие средства. Если ты будешь жить вместе с чистыми и непорочными людьми, если ты, как чумы, будешь избегать разговоров с испорченными и слабыми людьми, если будешь чуждаться праздного одиночества и ленивой праздности; старательно упражняй свой дух размышлениями о делах небесных и благородными занятиями. Больше всего, однако поможет тебе, если ты всем сердцем посвятишь себя исследования Священных писаний; если часто и с чистой душой будешь молиться, а тем более если тебе угрожает искушение.



    Против искушений алчности

    Если ты почувствуешь, что ты или от природы склонен к пороку сребролюбия, или же дьявол тебя подстрекает к этому, то в соответствии с изложенными выше правилами вспомни о достоинстве твоего призвания (condicio): ты был избран и искуплен только для того, чтобы ты всегда наслаждался высшим благом. Ведь Бог создал все эти подмостки мира для того, чтобы все служило твоим потребностям. Как низко, как малодушно не пользоваться вещами тупыми и ничтожными, а столь сильно восхищаться ими. Отбрось человеческое заблуждение. Чем станет тогда золото и серебро, как не землей – красной и белой? Ты – ученик бедного Христа, призванный для владения гораздо лучшим, станешь восхищаться как чем-то великим, тем, что презирали все языческие философы? Великолепно не владение богатством, а презрение к богатству. Однако мне возражает чернь (vulgus), носящая только название христиан, и радуется, что она хитрейшим образом сама себя обманывает. Эти люди говорят: «Сама необходимость убеждает нас, чтобы мы копили имущество, без которого нельзя было бы жить. У кого оно более скудное, тот живет слишком неудобно; если оно значительнее и богаче, то приносит много удобства. Оно сберегает здоровье, заботится о детях, ссужает друзей, исключает презрение, наконец и славы больше у того, кто богаче». Среди нескольких тысяч христиан ты едва сыщешь одного-другого, кто не говорил бы так и не думал. Однако, чтобы ответить им на то и на другое, прежде всего потому, что они прикрывают свою алчность именем необходимости, я хочу противопоставить им, в свою очередь, евангельскую притчу о лилиях и птицах, живущих один день, – подражать им нас убеждал Христос. Хочу противопоставить и то, что Он не разрешил своим иметь ни сумы, ни даже маленького мешка. Хочу противопоставить то, что Он приказывает, оставив прочее, прежде всего искать царства Божьего и обещает, что к этому все приложится. Неужели когда-нибудь не хватало необходимого для жизни тем людям, которые всем сердцем стремились к благочестию? Ведь как мало то, что требует от нас природа? А ты измеряешь необходимость не потребностями природы, а целями желаний. Однако благочестивым людям достаточно того, чего мало природе. Хотя я, конечно, не очень удивляюсь и тем, которые вдруг оставляют все свое состояние для того, чтобы бесстыдно выпрашивать чужое. В обладании деньгами нет греха, но восхищение деньгами сочетается пороком. Если богатство течет к тебе, исполни долг доброго управляющего. Если отняли его, не терзайся так, будто лишился чего-то великого, а скорее радуйся, что с тебя сняли опасную ношу. Но того, кто главным занятием жизни считает собирание сокровищ, кто видит в них нечто достославное и желанное, хранит их до глубокой Несторовой старости, возможно, по праву назовут хорошим купцом, однако я никак не назову хорошим христианином того, кто полностью зависит от себя и не верит обетованиям Христовым. Как же иначе! Тот, Чья милость щедро кормит и одевает воробушков, разве обманет благочестивого человека, верящего в Него?

    Однако подсчитаем, какие выгоды, как они полагают, приносит богатство. Во-первых, даже по мнению языческих философов среди полезных благ богатство занимает последнее место. И хотя, следуя разделению Эпиктета, за исключением добродетели духа (animi virtus), все остальное находится вне человека, ничто не находится до такой степени вне, как деньги, и ничто не приносит меньше выгоды. Даже если ты один владеешь всем золотом, какое только есть, всеми драгоценными каменьями, разве не станет от этого твой ум (mens) хоть на волос лучше, ловчее, ученее? Разве это благоприятствует телесному здоровью? Разве делает сильнее, красивее, моложе?

    – Но доставляет наслаждения.

    – Однако смертоносные.

    – Но приобретает честь.

    – Однако, какую?

    – Разумеется, ложную, которую воздают те, которые восхищаются не иначе как глупостью и нравиться которым почти оскорбительно. Истинная честь быть хвалимым похваленными, высшая честь – Христу понравиться! Истинная честь – награда за добродетель, а не за богатства. Сброд (plebicula) уступает тебе, почитает тебя Глупец, они восхищаются твоей одеждой, а не тобой. Почему ты не спустишься в самого себя и не посмотришь на несчастную бедность своей души? Если бы увидел ее народ (vulgus), то решил бы, что тебя следует жалеть столь же сильно, сколь сейчас они превозносят твое счастье.

    – Но деньги создают друзей.

    – Я согласен, однако ложных. Они создают друзей не тебе, а себе.

    Поэтому богач – наинесчастнейший человек: ведь он никак не может узнать друзей. Один ненавидит его в душе за скупость, другой завидует, потому что он богаче; третий, добиваясь чего-то для себя, поддакивает, улыбается, объедается. Кто с виду любезней всех, молится о скорейшей смерти. Никто не любит богача настолько, чтобы желать ему жизни, а не смерти. Нет такого друга, который сказал бы правду. Если даже и найдется такой, который искренне любит богатого, богатый не может жить без подозрения. Он считает всех коршунами, которые с нетерпением дожидаются трупа, мухами, слетающимися на его добро. Поэтому все, что приносит выгоду, кажется приукрашенным, темным, обманчивым. Богатство приносит очень много настоящего зла и отнимает очень много настоящего добра. Если ты предпримешь подсчет прибыли и убытка, то, конечно, обнаружишь, что богатство никогда не приносит много удобств, но влечет за собой гораздо больше неудобств. Каким несчастным трудом оно добывается, с каким риском, с какой тревогой сохраняется, с каким горем утрачивается! По этой причине Христос и называет богатство терновником, так как тысячью забот оно терзает душевный покой, слаще которого у человека ничего нет. Оно никогда не утоляет жажду, а возбуждает ее более и более, ввергает во всякий грех и бездну. Не обманывай себя попусту, говоря: «ничто не мешает быть одновременно богатым и благочестивым».

    Помни, что сказала Истина:

    «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное».

    У святого Иеронима сказано ясно и верно, что богатый человек или господин, или наследник зла. Огромное состояние никогда нельзя ни приобрести, ни сохранить без греха. Подумай о том, насколько лучшие богатства у тебя отнимают. Каждый, кто восхищался золотом, ненавидит предрасположенность к добродетели, ненавидит благородные искусства (honestae artes). Кроме того, один порок алчности Павел называет идолослужением, с ним у Христа менее всего общего. Ты не можешь служить одновременно и Богу и маммоне.



    Эпилог о средствах против алчности

    Поэтому ты перестанешь восхищаться деньгами, если ты тщательно сопоставишь истинное добро с лживым, приукрашенные удобства с настоящими неудобствами; если ты приучишься созерцать и любить высшее благо, а оно одно только – более чем достаточно наполняет дух человеческий (animus), который способен воспринять более. Чем могут насытить его все блага этого мира; если ты часто будешь представлять себе, каким породила тебя сначала земля, каким возьмет тебя умершего; если всегда будет перед твоим взором тот евангельский безумец, которому было сказано: «В эту ночь возьмут у тебя душу твою; кому же достанется то, что ты заготовил?», если ты направишь свой ум (mens) от порочных нравов черни (vulgus) к бедности Марии, апостолов, мучеников и более всего к бедности Христа – Главы твоей, ты поймешь, что следует всегда бояться той муки, которой Оно угрожал богатым.



    Против тщеславия

    Если когда-нибудь тщеславие станет искушать твою душу (animus) своими соблазнами, укрепляй ее вот какими средствами: среди всего, что мы изложили выше, изо всех сил держись того, что только в том есть честь, что исходит от истинной добродетели. Однако и этого иногда следует избегать, подобно тому как нас учил этому Иисус Христос и речью своей. И примером. Единственная честь, к которой надлежит стремиться христианину, – снискать не человеческую похвалу, а Божью. Ведь тот, кого Он одаривает, как сказал апостол, тот и хорош. Честь же, если она исходит от человека и за бесчестное дело, а также от презренных людей, это не честь, а великий позор; если она воздается за вещи срединные, т.е. за красоту, силу, богатство, происхождению, ее по справедливости нельзя назвать честью. Ведь никто не заслуживает почестей за то, что не заслуживает похвалы. Если дело честное, тогда, конечно, будет честь; но тот, кто ее заслуживает, не станет к ней стремиться, довольствуясь самой добродетелью и чистой совестью. Смотри поэтому, как смешны те почести, желанием которых так сильно пылает чернь. Во-первых, кто их раздает? Разве не те, для кого не существует различия между честным и бесчестным? За что? Чаще всего за нейтральные, иногда и за постыдные вещи. Кому? Недостойному. Поэтому всякий, кто воздает почести, делает это или из страха, – в свою очередь, и его следует бояться, – или для того, чтобы ты ему помог, – и он смеется над тобой, – или потому, что восхищается вещью, которая недостойна никакого восхищения, и его следует жалеть, – или потому, что он думает, что тебя украшают такие вещи, которым оказывают почести. Если он думает неправильно, позаботься о том, чтобы стать таким. Каким он тебя считает. Но если это правильно, то отнеси всю честь на счет того, Кому ты ею обязан, и причине, по которой ее воздают. Тебе настолько не подобает приписывать себе честь, насколько ты не смеешь приписывать себе добродетели. Вообще, что может быть глупее, чем судить о себе в зависимости от мнения людишек? Они готовы когда им угодно лишить тебя чести, которую сами тебе оказали, и обесславить тебя. Только что прославленного. Поэтому ничего нет глупее, чем прыгать от радости при таких почестях, когда они тебе выпадают на долю, или хмуриться, когда тебя их лишают. Ты поймешь, что это не настоящие почести, на том основании, что они объединяют тебя с самыми худшими и самыми преступными людьми. Более того, почти никому, кроме тех людей, которые наименее достойны настоящих почестей, они не выпадают на долю так щедро.

    Подумай, сколь блаженный покой у жизни скромной, частной, удаленной от шума гордыни. Напротив, сколь терниста, сколь полна забот, опасностей и страданий жизнь могущественных людей. Как трудно при счастливых обстоятельствах не забыть о себе; как тяжело не упасть, стоя на скользком месте; как опасно для жизни падение с высоты. Помни, что всякая почесть связана с очень большим бременем. Подумай, сколь суровым будет суд Высшего Судьи по отношению к тем людям, которые здесь поставили себя впереди, отобрав почести у других. Ведь к том, кто унизил себя, придет на помощь милосердие, как к слабому. Кто же выставил себя, будто напоказ, тот сам заградил для себя помощь благодати. Навсегда утверди в своей душе (animus) пример Христа, Главы твоей. Был ли кто в представлении века того бесславнее, презреннее, более Него покрыт позором? Как бежал Он даже от обещанных почестей, Он, Который был больше любой почести! Как посмеялся Он над ними, сев на осла! Как осудил Он их, покрытый паллием, в терновом венце! Какую бесславную смерть избрал! Но кем пренебрег мир, того прославил Отец. Да будет слава твоя во кресте Христовом, в котором и спасение твое. Зачем тебе человеческие почести, если тебя не примет и отвергнет бог, если ангелы предадут тебя проклятию?



    Против гордыни и спеси

    Ты не возгордишься душой, если испытаешь самого себя в соответствии с избитой пословицей, т.е. если все, что есть в тебе великого, красивого и прекрасного, станешь считать даром Божьим, а не собственным своим добром и, напротив, если все низкое, грязное, плохое отнесешь только к себе одному. Если ты вспомнишь, в какой грязи ты был зачат, каким ты родился, каким голым, беспомощным, неразумным, сколь достойным жалости появился ты на этот свет; скольким болезням, случайностям, бедствиям было предоставлено несчастное твое тело. Какая малость способна внезапно уничтожить этого огромного великана, раздувающегося от чрезмерной заносчивости! Проверь, что это такое, почему ты так доволен собой? Если нечто среднее, то это глупость, если позорное, то безумие, если честное, то неблагодарность. Хорошо бы тебе помнить, что не существует более верного доказательства безрассудства и дурости, чем чрезмерное самодовольство. Никакой другой вид глупости не заслуживает большего сожаления. Если ты становишься напыщенным, потому что тебе подчиняется жалкий человек, то подумай, насколько больше, насколько сильнее угрожает твоей жизни бог, который пригибает каждую вознесшуюся голову, выравнивает все холмы, который не щадит даже ангела возгордившегося. Подойдет и другое более легкое: если ты всегда будешь сравнивать себя с теми, кто тебя превосходит. Тебе нравится твой внешний вид: сравни себя с теми, кто в этом лучше тебя. Ты вскидываешь хохолок из-за учености: обрати свой взор на тех, по сравнению с которыми ты выглядишь неучем. Затем хорошо, если ты подумаешь не о том, сколь многими благами ты обладаешь, а о том, скольких у тебя нет, и если ты вместе с Павлом забудешь о том, что позади, и устремишься к тому, что перед тобой. Кроме того, пусть не останется для тебя неизвестным и то, что, как только повеет на нас ветер гордыни, надо тотчас обратить свои беды в лекарство от них, как бы ядом прогоняя яд. Это произойдет тогда, когда судьба или собственная глупость пошлет нам какой-нибудь большой телесный изъян или какую-нибудь серьезную неприятность, которая изрядно мучает душу, а мы выставим это напоказ наподобие павлинов и сами станем больше всего смотреть на ту часть тела, которая у нас наиболее безобразна, – хохолок тотчас и опустится. К тому же этот порок Богу ненавистнее других, и люди всегда и везде ненавидят и высмеивают высокомерие; тогда как скромность, напротив, стяжает любовь Божью и прибавляет к ней человеческое благорасположение.

    Следовательно, говоря кратко, от гордыни более всего удержат две вещи: если ты, гниль от рождения, пузырь в течение всей жизни, а по смерти корм для червей, поймешь, что ты собой представляешь и то, чем был для тебя Христос.



    Против гнева и жажды мести

    Когда сильная душевная боль побуждает тебя к отмщению, хорошо бы тебе вспомнить, что гнев нисколько не то, чему он ложно подражает, т.е. гнев не храбрость. Ничего нет столь женственного, столь слабого и низменного, чем радость из-за мести. Ты стараешься казаться мужественным, так как не оставляешь обиду без отмщения, но как ты выказываешь свое мальчишество, которым ты не в силах овладеть, как то приличествует мужчине. Насколько храбрее, насколько благороднее пренебречь чужой глупостью, чем подражать ей.

    – Но он навредил, он дикарь. Он глумится!

    – Чем он хуже, тем больше остерегайся уподобиться ему! Какое злое безумие мстить за чужую наглость, становясь еще наглее? Если же ты пренебрежешь оскорблением, все поймут. Что оно нанесено незаслуженно. Но если ты рассердишься, ты доставишь нападающему лучший повод. Затем подумай, что от мщения полученная неприятность нисколько не устраняется, а увеличивается. Как же наступит конец взаимных обид, если каждый будет платить местью за свою боль? С обеих сторон возникнут враги, боль станет сильнее, и, разумеется, чем более застарелой она будет, тем неизлечимее. Мягкость же и терпеливость исцеляют иногда даже того, кто нанес обиду; он приходит в себя и из недруга становится вернейшим другом! При мщении то зло, которое ты хочешь отразить. Возвращается к тебе, и не без злого барыша. Действенным средством против гнева будет также, если в соответствии с вышеизложенным разделением вещей (rerum partitio) ты решишь, что человек человеку не может повредить, если он не хочет. За исключением того, что касается внешних благ и к самому человеку не имеет серьезного отношения. Потому что истинные блага духа (animus) может отнять только Бог – это Он обыкновенно делает только с неблагодарными; только Он один может одарить – этого Он не привык делать с безжалостными и неукротимыми людьми.

    Поэтому никто не может причинить урона христианину, кроме него самого; несправедливость не вредит никому, кроме того, кто ее наносит. Помогают и более легкие средства: не поддавайся душевной боли; подобающим образом обдумав по примеру ораторов обстоятельства, ты уменьшишь и свою неприятность, и смягчишь чужую обиду, рассуждая приблизительно так: он навредил, но это легко исправить; кроме того, он – дитя, неопытен в делах; он – молодой человек; это женщина; он сделал по чужому наущению; неразумен; очень пьян; следует простить. Или наоборот: он причинил большой ущерб. Но это отец, брат, учитель, друг, жена. Такую боль подобает прощать из-за любви или из-за уважения. Расплачиваясь, ты или уравновесишь обиду с другими его благодеяниями по отношению к тебе, или же уравняешь ее со своими по отношению к нему оскорблениями. Сейчас он, конечно, навредил но как часто он помогал в другое время! Неблагородно забывать добрые дела и помнить жалкие обиды. Он меня оскорбил, но сколько раз я его оскорблял? Я прощу его, чтобы и он по моему примеру простил меня, когда я окажусь виноватым. С другой стороны, действеннее было бы, если бы, когда человек перед тобой провинится, ты подумал, в чем, сколь сильно, как часто ты грешил перед Богом, в сколь многих отношениях ты виновен перед Ним. Насколько ты уступишь должнику-брату, настолько и Бог простит тебя. Такому освобождению от долга научал нас Сам кредитор. Он не отменит закона, который сам установил. Ты спешишь в Рим для того, чтобы очиститься от прегрешений, плывешь на корабле к святому Иакову, покупаешь многочисленные отпущения. Что до меня, то я не осуждаю того, что ты делаешь; однако, для того, чтобы все это делать, ничего нет лучше примирения с Богом после обиды, подобно тому как обиженный миришься ты с братом. Чтобы Бог простил тебе тысячи грехов, прощай ближнему незначительную вину (в чем бы ни согрешил человек перед человеком, это – незначительная вина). Ты говоришь: «Трудно успокоить воспламененный дух» (animus). Тебе не помогает то, насколько большие трудности снес за тебя Христос? Чем ты был, когда Он за тебя отдал драгоценную жизнь (anima)? Разве ты не был врагом? С каким терпением сносит он каждый день, когда ты повторяешь старые проступки. Наконец, с какой кротостью снес Он поношения, оковы, побои, а затем и позорнейшую смерть? Что ты хвастаешь Главой, если не заботишься о теле? Ты не будешь членом Христовым, если не пойдешь по стопам Христа. Не достоин тот, кому простится. Разве ты не был недостойным, кого простил Бог? Ты хочешь, чтобы к тебе проявлялось милосердие, но хочешь, чтобы проявлялась строгая справедливость? Тяжело грешнику простить грешника, когда Христос молил Отца за распинающих Его? Трудно не ответить на удар брата, которого тебе приказано любить? Тягостно не отплатить за злодеяние? Если ты не воздашь за него благодеянием, ты не будешь для своего соневольника тем, кем был Христос для раба своего. Наконец, пусть недостоин тот, кому воздают благодеянием за злодеяние, но ты, который делаешь это, достоин; и достоин Христос, для Которого это делается. «Однако, перенося старую обиду, я приглашаю к новой; он повторит обиду, если эта останется безнаказанной». Если можешь избежать этого без греха – избегай! Если можешь исцелить – исцели! Если можешь исправить – исправь! Если можешь вылечить – вылечи! Если нет, пусть лучше погибнет он один, чем вместе с тобой. Тот, кто думает, что он причинил ущерб, считай достойным не наказания, а сострадания. Хочешь, гневаясь, снискать похвалу? Гневайся на порок, а не на человека. Но чем более ты от природы склонен к этому пороку, тем тщательнее защищай себя от него, раз и навсегда напиши в глубине своей души правило: никогда ничего не говорить и не делать в гневе; нисколько не доверяй себе в возбуждении. Держи под подозрением все, что диктует тебе душевный порыв, даже если это честное. Хорошо бы тебе помнить, что между сумасшедшим и безумствующим во гневе ничуть не больше разницы, чем между кратковременным безумием и постоянным. Пусть тебе придет в голову, как много ты говорил и делал в гневе достойного раскаяния, такого, что тебе уже хочется изменить, но тщетно. Поэтому, как только разгорячится в тебе желчь, если не можешь ты тут же избавиться от гнева, образумься, по крайней мере. Настолько, чтобы вспомнить, что ты не безумный. Вспомнить об этом – уже некоторое здоровье. Думай так: «Сейчас я очень возбужден, немного погодя я буду думать по-иному. Почему мне тем временем надо в гневе говорить другу то, чего я потом. Успокоившись, не смогу изменить? Зачем в безумии мне делать то, о чем я весьма пожалею, придя в себя? Почему разум не добьется от меня, почему не добьется благочестия, наконец, почему Христос не добьется от меня того, чего немного погодя добьется само время?» Я полагаю, что ни у кого от природы нет такого количества черной желчи, чтобы он не мог, по крайней мере, совладать с собой. Лучше всего было бы так закалить дух (animus) порядком, размышлением, привычкой, чтобы вообще не смущать его. Будет прекрасно, если ты, негодуя только на порок, ответишь на поношение долгом любви и, наконец, человеческой сдержанности, чтобы не предоставлять себя полностью настроению (animus). Вовсе не гневаться – наиболее богоподобно и поэтому наиболее прекрасно. Преодолевать зло добром – значит подражать совершенной любви Иисуса Христа. Дело разумного человека – подавлять гнев и обуздывать его. Потворствовать ярости приличествует не человеку, а диким и безжалостным зверям. Если это поможет тебе понять, сколь некрасив человек, побежденный гневом, посмотри, когда здоров, на лицо разгневанного или же сам в гневе подойди к зеркалу. Когда горящие глаза пылают, щеки бледны, рот перекошен, губы в пене, члены твои дрожат, голос ревет, движения не соответствуют сами себе, кто тогда подумает, что ты человек? Видишь, любезный друг, сколь широко поле для такого рода рассуждения об остальных пороках. Но мы свернем паруса в середине пути; то, что осталось, поручим твоей заботе. Ведь у нас не было намерения (да это, разумеется, не имело бы конца) возражать, как мы начали, по поводу каждого рода пороков и призывать к добродетелям, которые им противоположны. Так как я думал, что тебе этого будет достаточно, я хотел бы только показать тебе закон и некий способ новой, военной службы (militia), с помощью которой ты смог бы укрепить себя против прорастающих вновь зол прежней жизни. Поэтому то, что мы сделали ни том или ином примере, тебе следует делать как в отношении отдельных пороков, так и главным образом в отношении тех, к которым, как тебе известно, тебя особенно побуждает либо природа, либо привычка. Против них на чистой доске нашего разума (in albo mentis nostrae) надлежит написать некоторые определенные установления; их следует иногда обновлять, дабы они не утратили значения от неупотребления. Как например, против пороков недоброжелательства, сквернословия, зависти, чревоугодия и тому подобных. Только они одни – враги христианских воинов, против их нападения следует укреплять душу молитвой, изречениями мудрецов, учениями Священного писания, примерами святых людей, и более всего Иисуса Христа. Хотя я не сомневаюсь, что все это предоставит тебе священное чтение, однако братская любовь побуждает нас к тому, чтобы по крайней мере этим неподготовленным небольшим сочинением посильно помочь и содействовать твоему святому намерению. Я это сделал как можно быстрее, потому что немного боялся, что ты впадешь в суеверие такого рода монахов, которые, отчасти служа своей выгоде, отчасти из-за огромной ревности, но не по разуму. Обходят моря и сушу и всюду, где только встретят человека, уже раскаявшегося в пороках и обратившегося к новой жизни, тотчас самыми бесстыдными требованиями, угрозами и посулами пытаются столкнуть его в монашество, как будто без капюшона нет христианина. Затем, как только они наполнят сердце этого человека одними сомнениями и шипами, которые невозможно вытащить, они стискивают его некими несчастными установившимися человеческими мнениями, ввергают бедного в какой-то иудаизм и учат его дрожать, не любить. Монашество – это не благочестие. А образ жизни, полезный или бесполезный для каждого в зависимости от склада тела и характера (ingenium). Я не стану ни советовать тебе его, ни отсоветовывать. Я только таким образом напоминаю, чтобы ты усматривал благочестие не в пище, не в обрядах, не в каких-либо видимых вещах, а в тех, которые мы изложили. В них ты действительно узнаешь образ Христов; свяжи себя с ними.

    С другой стороны, там, где нет людей, общение с которыми сделает тебя лучше, удаляйся как можно дальше от компаний и вступай в разговор со святыми пророками, Христом, апостолами. Прежде всего хорошо познакомься с Павлом. Пусть всегда он будет у тебя под рукой, листай его ночью и днем, наконец, выучи его наизусть. Мы уже давно с большим усердием готовим его толкование. Конечно, это смелое дело, однако, полагаясь на помощь Божью, мы ревностно постараемся показать, что после Оригена, Августина. После столь многих более поздних толкователей мы предприняли этот труд не вовсе без причины или без пользы. И клеветники, которые считают, что высшее благочестие состоит в том, чтобы не знать никаких благородных наук (honae litterae), пусть поймут, что мы с юности полюбили весьма изящные сочинения древних авторов, приобрели сносные знания обоих языков, греческого, а равно с ним и латинского, не без многих занятий по ночам, стремились не к пустой славе или к мальчишескому развлечению, а очень давно задумали храм Господний, который многие люди чрезмерно бесчестили своим невежеством и варварством, в меру сил украсить редкостными богатствами, с помощью которых достойные умы (generosa ingenia) смогли бы воспылать любовью к священному писанию. Но, прервав это столь важное дело на несколько дней, мы взялись за этот труд для тебя, чтобы словно пальцем указать тебе кратчайший путь, который ведет ко Христу. Я молю Христа, как, надеюсь, Отца этого намерения, чтобы Он в милости своей удостоил помощи твои спасительные начинания; более того, чтобы Он увеличил свой дар в твоем обращении и завершил его, тогда быстро возрастешь и станешь мужем совершенным.

    На этом – будь здоров, брат и всегда возлюбленный друг души моей, а ныне еще более дорогой и любимый, чем прежде.


    Возле Сан-Омера, в тысяча пятьсот первом году от Рождества Христова.

    Конец «Энхиридиона»











     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх