XX

В то время, когда заговорщики отыскивали способ выручить Патриарха и Папу, над головами первосвятителей собирались мрачные тучи. Антиох поставил в своем Совете вопрос об окончательном регулировании религиозного дела во всех исповеданиях, то есть христианском, иудейском, магометанском и буддо-ламайском. Основная цель состояла в признании всеми исповеданиями человекобожия Антиоха и божественного верховенства Люцифера. В отношении христианства эта цель недостижима, почему оно уже уничтожено законом, и вопрос состоит только в фактическом достижении этого.

Антиох снова разъяснил Совету, что для борьбы с Богом и вообще духовными существами, ангелами разного рода, необходима концентрация духовных сил всего человечества около него — Человекобога. Все, что расчленяет психические силы человечества, препятствует этой концентрации, а потому составляет великое зло. Но некоторые исповедания, можно думать, допускают признание Человекобогом и Люцифера, а потому безвредны. Христианство же по существу не совместимо с этим. Оно требует искоренения. В частности, Антиох решил предать смертной казни Папу и Патриарха. Первоначально думали отправить их в Рим, в распоряжение Коллегии Кардиналов, так как никакой связи с делом Осборна у них не найдено. Но потом Антиох передумал. «Их смертная казнь, — заявил он, — нужна как удар по христианству, с которым я решил окончательно разделаться. Если они не отрекутся от Иисуса, я их четвертую, а может быть, и сожгу, для более сильного впечатления». Вообще он недоволен слабостью успехов борьбы против христиан. Их отречения по большей части притворны, они постоянно приносят покаяние, подвергаясь эпитимиям, и еще усерднее тайно помогают единоверцам. Несмотря на отнятие у них храмов, они совершают тайные богомоления, ухитряются даже скрывать мощи и чудотворные иконы, которые приказано все сжечь, а что касается обыкновенных икон и крестов, то нет ни одного обыска, который бы не обнаруживал их в христианских жилищах. «Все это нужно с корнем вырвать вон, — гневно говорил Антиох. — Я хочу, чтобы на земле не осталось ни единой христианской книги, иконы и т. п., кроме разве ученых библиотек и музеев, в интересах науки. Не должно остаться ни одного христианина. Я запретил эту религию и мое приказание должно быть исполнено».

С этой целью в Совете была назначена Комиссия для определения мер, которые бы стерли христианство с лица земли.

Нужно сказать, что со времени воспрещения христианства все его публичные доказательства преследовались и без того с самой дикой энергией. Все храмы были конфискованы и обращены в театры, музеи, цирки, отданы под клубы и т. п. Иконы и все принадлежности богослужения сжигались целыми кострами, священные сосуды и драгоценные ризы отдавались на Монетный двор. Какое бы то ни было научение христианству жестоко каралось, и даже келейная молитва объявлена преступлением. Вся эта истребительная политика обрушивалась только на христиан. Индуизм, буддо-ламайство и иудейство сохранили полную свободу. Магометанам было приказано только очистить свое вероучение от всяких следов почитания Иисуса и его Матери как святой, и вообще от какой бы то ни было солидарности с христианством. Над этим работала комиссия ученых мулл при Шейх-уле-Исламе, очень, впрочем, не торопясь.

Итак, борьба против христианства велась, казалось бы, достаточно радикально, но Антиох был не удовлетворен, и задумывал меры более действенные.

По решении вопроса о христианстве, в Совете решено было учредить еще комиссии, при участии ученых раввинов, мулл, браминов и лам, для выработки мер о согласовании их религий с признанием Человекобожия Антиоха. Предполагалось достигнуть этого — посредством объявления его новым воплощением Кришны для индуистов, Будды для буддистов, Мессии для иудеев и Махди для магометан.

Заседания Совета всегда были закрытыми. Но его рассуждения и постановления слышал Иуда Галеви, присутствовавший как начальник караула. Таким образом он мог сообщить сотоварищам печальные вести об участи, ожидавшей Папу и Патриарха.

Их освобождение должно было совершить немедленно, или — они погибали. Между тем у заговорщиков не было ничего подготовленного, ни даже какого-либо ясного плана. Группа слушала сообщения Галеви в полном унынии. На собрании присутствовало несколько членов других групп, по приглашению Гуго де Клермона. Яни, весь взволнованный, заговорил первый.

— Друзья, неужто вы не видите, как бесплодны планы освобождения. Пока вы тратите на них время, Антиох нас всех перетаскает, как коршун цыплят. Неужто вам ничего не говорит эта кровь? — Он вынул платок, смоченный кровью Осборна, и взмахнул им. — Неужто она не подсказывает вам единственного лозунга: мщение злодею, смерть Антиоху!

Этот страстный призыв как электрическая искра, пробежал по сердцам присутствующих. Но Лидия задумчиво молчала, а Валентин нахмурился.

— Не горячитесь так, Яни, — сказал он. — Вам надо сначала узнать, что мы кое-что сделали для освобождения. Несколько часов назад мы нашли наружный выход вылазной галереи… Я не знаю, имеем ли мы время воспользоваться этим. Но как исходный пункт это открытие дает надежду на вовсе не бесплодные планы.

Все обернулись, пораженные этим сообщением, особенно Марк.

— Как нашли, кто нашел?

Лидия поднялась.

— Братья, позвольте мне сказать. Вы, Марк, сочли пустой тратой времени искать вход. Тогда я упросила Валентина отправиться со мной, и вход оказался на том месте, где я предполагала. Мы только не решились, не доложив вам, расследовать его до конца. Но дайте один день срока, и я вам завтра предложу план, за успех которого ручаюсь.

Она начала едва слышно, но кончила громким голосом, проникнутым духовной уверенностью.

— Я поддерживаю предложение, — сказал Валентин. — Прошу сегодня же ночью обследовать галерею.

Пораженное собрание согласилось и назначило для обследования — Лидию, Валентина, Марка и Яни Клефта. Гуго объявил, что лично поведет их. Захватив с собой лопаты, оружие и фонарь, они двинулись, так как уже наступала ночь.

По дороге Лидия опять погрузилась в задумчивость, а Валентин объяснил, как он наткнулся на галерею. Сначала они недоумевали, с чего начать обследование? Но Лидия несколько раз подходила к берегу, что-то соображала, отходила от берега, зажмурив глаза. Наконец, она стала около одного бугорка. «Валентин, — сказала она, — галерея идет по этой линии. Я ее чувствую под ногами. Кончается она здесь: попробуйте лопатой». Валентин начал копать, и сразу лопата открыла какую-то нору. Он пошел туда и нащупал каменные ступеньки. Зажегши фонарь, он увидел свод и ступеньки, идущие вниз. Лидия требовала тотчас же спускаться в галерею, но он не согласился. Они могли там погибнуть, и товарищи даже не узнали бы, куда они девались. Лидия покорилась, но в томительной тоске повторяла: «Патриарх и Папа в какой-то страшной опасности. Я чувствую это. Смотри, мы опоздаем»…

— Заметьте, господа, — сказал Валентин, — что в это время Галеви нам ничего еще не сообщал: Лидия так томилась предчувствием, что я едва устоял — не начать обследование, не сказавши вам.

— Поразительная чувствительность, — промолвил Марк. — Не даром Аполлоний так старался овладеть им. А я, глупец, хотел разыскивать чертежи!

Прибыв на место, компания живо откопала вход, засыпанный, очевидно, только для замаскировки его, и увидела каменную галерею, которая через несколько шагов пошла по горизонтальной линии, очевидно, под озером. В ней было сыро и местами капала вода. Не слышалось ни звука. В молчании они прошло версты две, и галерея снова пошла к верху. «Две версты, — пробормотал Гуго, — это приблизительно ширина озера. Значит мы идем уже под Тамплем». Стены галереи в этом месте были снабжены многочисленными нишами, — очевидно, чтобы прятаться, защищаясь от вторжения неприятеля. Прошли еще немного, и галерея замкнулась стеной с дверью. Дальше некуда было идти. По ту сторону двери, вероятно, и находился часовой. Малейший шум мог привлечь его внимание. Гуго потушил фонарь. Марк шепотом попросился к двери… Прошло несколько минут. Марк, возвратившись на цыпочках, дернул Гуго к выходу. Но Лидия также попросила отпустить ее к двери. Ее отсутствие тянулось томительно долго. Наконец она явилась. «Кажется, мы можем свободно разговаривать», — сказала она потихоньку. Но Гуго двинулся к выходу и остановился только пройдя порядочное расстояние.

— Ну что же вы оба слышали?

Марк, припав ухом к двери, слышал шаги часового. Он руками нащупал скважину замка. У него при себе всегда есть отмычка, но при часовом нельзя попробовать отворить дверь.

— Мне кажется, что часовой уснул, — сказала Лидия. — Я попробовала загипнотизировать его, и шаги стихли.

Она рассказала, что когда ее гипнотизировали в Тампле, она попробовала отвечать своим мучителям тем же оружием, и ни один из них не мог устоять. Раз она усыпила через дверь часового, который надоедал ей подсматриванием. Ее магнитизерской силе удивлялся сам Аполлоний. Марк слушал с изумлением.

— Есть чему удивляться, — произнес он с уважением профессионала. — Я сам магнитизер, но ничего подобного не могу сделать. Позвольте мне опять к дверям.

Через несколько минут он возвратился бегом.

— Дверь отворяется. Идите скорей, Лидия. Нужно разбудить часового. У меня он не просыпается…

Скоро оба возвратились спокойные и довольные. Это был день великих открытий. Оказалось, что Марк рискнул пустить вход отмычку и дверь раскрылась. За ней он увидел уже знакомый ему тупичок, ведущий в тюремные коридоры, и часового, неподвижной колодой прислоненного к стене. Лидия разбудила его потом сквозь запертую дверь, и шаги его снова зазвучали.

Никто не был так поражен всем происшедшим, как Яни.

— Ну, Лидия, — заявил он, — теперь я ни в чем, никогда ни слова не возражу Вам. Что прикажете, все буду делать без рассуждения.

Когда они снова выбрались на свет Божий и прикрыли выходное отверстие, Лидия спросила:

— Mapк, не слыхали ли Вы, когда будет заседание подземного трибунала?

— Кажется — послезавтра. Я должен явиться к своей «батарее» послезавтра.

— В таком случае послезавтра же мы должны освободить Патриарха и Папу!

Она говорила уверенно, торжественно, почти повелительно.

— Присядем, господа, — продолжала она, — позвольте предложить вам план действий.

План ее был более, чем смел, и мог сойти удачно только потому, что такой дерзости никто не ожидает, да еще по особому Божьему покровительству. Лидия и надеялась именно на это покровительство. Она так молилась, так горячо просила указать ей путь, что теперь была уверена во внушении свыше. По ее плану несколько рыцарей должны явиться в подземную тюрьму под видом караула, посланного будто бы привести Патриарха и Папу в трибунал, и, получив их из камер, — вести в тупик. Между тем Марк поведет с собой в тюрьму Лидию в качестве якобы нового члена психической батареи… Конечно, вести Лидию в такие места, где ее знало так много людей, — это казалось совершенное безумие. Но она ничего слышать не хотела: «Меня не узнают, я очень изменилась, я ручаюсь, что все сойдет благополучно»… Итак, в нужное время она загипнотизирует часового, а Марк отворит двери. Когда фальшивый караул получит Патриарха и Папу, он должен вести их с полной дерзостью не налево, а направо, завернуть в тупик и уходить по вылазной галерее. Дверь ее снова запирается, часть рыцарей остается в нишах и вооруженной рукой возможно дольше задерживает погоню. Несколько человек должны сторожить за озером у входа в галерею, чтобы отбить всякую попытку пресечь беглецам путь с этой стороны. Затем оба беглеца препровождаются в Вади Руми и далее в Сирию.

На это предприятие приходилось поставить почти весь состав кружка. План выслушали в глубоком молчании, потом сделали несколько возражений, особенно против появления Лидии в тюрьме… Но в конце концов — все согласились.

— План полон слабых мест, и мы рискуем уложить весь кружок, — сказал Валентин. — Но, может быть, эта же невероятная дерзость и даст успех. Возложим надежду на помощь Божию. Поверим и вдохновению Лидии: она сегодня достаточно доказала его. Я согласен.

— А я только что обещал без рассуждений делать то, что она укажет, — сказал Яни Клефт.

Марк кратко выразил согласие и махнул рукой.

— Очень дерзко, очень рискованно, — заметил Гуго, — но заманчиво все сразу кончить. Да и умного все равно ничего не придумаешь. Я согласен.

План был принят, и де Клермон должен был окончательно распределить роли участников предприятия.

*****

Через два дня Тампль представлял зрелище невиданной и неслыханной суматохи. План Лидии был выполнен как по писанному и с такой удачей во всех подробностях, какой даже не смели ожидать. Когда фальшивый караул, пришедший будто бы из трибунала, под командой старшего офицера Висконти, за Папой и Патриархом, получил обоих узников и повел их не налево, а направо, то часовые не обратили на это никакого внимания. Даже когда шествие свернуло в вылазочный тупик часовые нимало не встревожились, так как не знали, что находится в тупике и полагали, что если офицер ведет туда арестантов, то значит так нужно. На Лидию никто не обратил внимания, ни одного знакомого не попалось, а присутствие Марка было очень кстати, так как давало повод думать, что Папу и Патриарха будут подвергать гипнотической подготовке к допросу. Таким образом, никакой тревоги в первое время не возникало. Лишь тогда, когда дежурившие часовые заметили, что в тупике нет ни души, кроме спящего часового, они пришли в недоумение и доложили о странном случае своему офицеру. Тот, единственно посвященный в тайну вылазной галереи, поднял тревогу и бросился к дверям. Но они оказались не только заперты на ключ, а еще снаружи крепко приперты. Чтобы пройти в галерею, их пришлось взломать, и когда это было сделано — она оказалась уже пуста, а около озера полузалита водой. Заговорщикам удалось пробить своды коридора, так что в него хлынула вода. В Тампле царило страшное волнение. На другой берег озера помчался отряд. Там сразу был найден взрытый ход в галерею и многочисленные следы людей, но ни одной живой души. Погоня бросилась по следам беглецов, но и тут ее преследовало несчастье. В пустыне уже второй день дул жестокий ветер и кучами песка засыпал следы бежавших. Проплутав несколько часов по пескам и камням, измученные преследователи возвратились ни с чем.

Нельзя выразить ужаса Лармения и бешенства Антиоха. Достаточно было получасового дознания, чтобы установить личность рыцарей, разыгравших роль караула. Это были Вальде, де Клермон, Барабаш, Измаил Эфенди, Заремба и Кастилья, под командой старшего офицера Висконти. Все видели присутствие Марка Хацкиеля с какой-то неизвестной женщиной. Через несколько времени обнаружилось, что бежали также Штейн, Каширский и Сеитов. Никто не был захвачен. В отсутствии был также Иуда Галеви, но оказалось, что он несколько дней назад взял отпуск и уехал к родным в Рим.

Похищение узников, притом столь важных, являлось, с точки зрения надзора, истинным скандалом и обнаруживало крайнюю общую небрежность и неумелость в исполнении обязанностей. Сверх того, похищение произведено лучшими рыцарями. В тот момент, когда Церкви предполагалось нанести жестокий удар казнью первосвятителей, — знаменитейшие рыцари их освобождают, рискуя жизнью, то есть, значит, под влиянием глубоких христианских убеждений. Насколько же можно полагаться на весь корпус? Сколько в нем кроется врагов Антиоха и его системы? Было от чего прийти в негодование и даже ужас, если бы Антиох не показывал себя недоступным страху. Но он рвал и метал, как бешеный. Он чувствовал потребность разнести что-нибудь в прах, стереть с лица земли. Все часовые в коридоре и караульный офицер были, по приказанию его, преданы смертной казни. Множество рыцарей были арестованы, и над всеми назначено строжайшее дознание. Вызванный к Антиоху Лармений трепетал за свою жизнь, но после бурных сцен успел оправдаться. Он напомнил своему повелителю, что все рыцари-изменники были зачислены в Орден по его личному приказанию и вопреки протестам Лармения. Он напомнил, что постоянно заявлял о невозможности иметь порядочную полицию из рыцарей, которые не подчиняются дисциплине, а часто обнаруживают брезгливость к исполнению полицейских обязанностей. На помощь Лармению явилось и заступничество Аполлония. В конце концов Антиох признал его невиновным. Но он совершенно уничтожил Орден Тамплиеров. Стражу Тампля приказано было организовать на общих полицейских основаниях. В ее состав разрешено было принять и рыцарей, выдержавших искус дознания, остальных же приказано зачислить в обыкновенную армейскую службу, с учреждением над ними бдительного надзора начальства.

Лармений, за уничтожением Ордена, терял должность Гроссмейстера, но получил назначение в Председатели политического суда. Ему же было поручено разыскать бежавших рыцарей и первосвятителей, и в связи с этим произвести повсеместные обыски у всех лиц, подозреваемых в исповедании христианской веры. Антиох приказал ему при этом возможно сильнее терроризировать христианское население.

Оглавление