ГЛАВА XII

О древнейших судьбах Муромо-Рязанской земли известно очень мало. Но то, что мы знаем, заставляет думать, что отношение князей Среднего Поднепровья к Рязани и Мурому в XI в., было таким же, как и к Ростову, что центром, от которого нарастала рязанская территория, территория будущего. «самостоятельного полугосударства», был не Чернигов, а Рязань, что Муром как территориальный центр первоначально не был связан с Черниговом. Короче говоря, отношение южных князей к Мурому и Рязани получает объяснение в общем плане отношений в Киевском государстве южнорусской земли к «областям», лежащим за ее пределами, а рязанская и муромская территории имеют свою историю, отличную от истории черниговской территории.

В качестве территориального центра Муром существовал уже в конце X — начале XI в., судя по тому, что в XI в. сложилась легенда, по которой в Муроме княжил сын Владимира Глеб, а в начале XI в. Муром, по достоверному известию, был центром «на Оцѣ рецѣ», куда распространялась сфера влияния Ярослава, княжившего в Новгороде{665}. Но отнюдь нельзя быть уверенным, что Рязань в то время подчинялась Мурому, входила в состав муромской территории. Если взглянем на карту поселений, известных по источникам XI–XV вв., то убедимся, что муромский край и рязанский представляли собою два различных района, отделенных малонаселенным пространством; пространство это начиналось к востоку от р. Пры и тянулось до территории, прилегающей к Мурому с юга. Места по средней и нижней Оке населяли мордва и мурома, как свидетельствуют «Повесть временных лет» и данные археологии. Но оба района были различны по племенному составу славянского населения. Муромский край заселялся кривичами с северо-запада, Рязанский — вятичами с запада.

Вместе с тем можно с уверенностью утверждать, что Муромский край в древности но был связан с Черниговом и представлял собою как бы самостоятельный территориальный центр. Во-первых, есть основания полагать, что в X и в первые десятилетия XI в. (см., например, данные топографии куфических монет) не было прямых путей из Чернигова в Муром. Во-вторых, в Муромском районе, как мы упоминали, обнаружены курганы «владимирского типа». В-третьих (и это самое главное), известия 1019–1024 гг. свидетельствуют, что Ярослав, княживший сначала в Ростове, перешел в Новгород, откуда сослал посадника Константина в Ростов, а «на третье лѣто» Константин был убит, по приказанию Ярослава, в Муроме, куда его, очевидно, перевели из Ростова{666}. На основании только этого известия нельзя утверждать, что Муром принадлежал к Ростовской «области». Мало того, по легенде о Борисе и Глебе, Муром, как известно, представлял собою отдельное от Ростова княжение. Достоверность этой легенды взята (не без оснований) под сомнение Шахматовым. Но легенда обнаруживает, что в XI в. не считали, что Муром был неразрывно связан с Ростовом. Помянутые известия 1019–1024 гг. показывают только, что Муром, наряду с Ростовом, был в какой-то мере подчинен Ярославу.

Из приведенных данных следует, что господство «русских» князей над Муромом установилось не позднее начала XI в. (Ярослав) и, предположительно, не ранее первой половины X в., так как шло с северо-запада (Глеб, по легенде XI в., ездил из Мурома в Киев через Ростов; следовательно, Муром подпал под «русское» господство после Ростова). Согласно тексту Древнейшего киевского свода, Игорь установил «дань даяти» словенам, кривичам и мери, но не муроме.

Так как легенда не знает прямого пути в Муром с юга, так как Ярослав овладел Муромом из Новгорода, так как о таких путях не говорит и топография находок кладов с куфическими монетами, заключаем, что на территорию Рязани в начале XI в. еще не проникали прямо из Черниговской «области» или Переяславля-Русского. Проникновение на территорию Рязани прямо из «Русской земли» с юга неминуемо должно было новости за собою установление южнорусского господства над этой землею. Это проникновение естественно было ожидать со стороны черниговского стола, так как черниговский стол стремился поддерживать связи по степным южнорусским путям. Источники свидетельствуют о распространении южнорусского господства с запада или юго-запада в область Оки при черниговском князе Святославе: по смерти Ярослава он стал собирать дань со «всей восточной страны до Мурома». В одной из статей, приложенных к Комиссионному списку Новгородской 1-й летописи, мы читаем: «и взя вятший Изяслав Киев и Новгород и ины городы многы Киевьскыя в предѣлѣх; а Святославъ Черниговъ и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростовъ, Суждаль, Бѣлоозеро, Поволожье». Ясно, что под «восточной страной» имелась в виду юго-восточная область, крайним пределом которой на востоке был Муром («до Мурома»); ясно, таким образом, что в пределы этой области входила и Рязань. Несмотря на то, что в 50–60-х годах XI в. в южнорусских степях появились уже половцы, черниговский князь Святослав в 1064–1065 гг. ходил в Тмуторокань, где посадил сына своего Глеба; Глеб вскоре вернулся к отцу, изгнанный Ростиславом{667}. По всем признакам сношения. по степным путям для черниговских князей были делом важным. Нет ничего удивительного поэтому, что источники показывают о пути «полем» как о древнейшем пути в Рязань. Именно полем шел в Муром Изяслав, сын Мономаха, в 1095 г. Во-первых, летопись говорит, что он пошел «из Курска»{668}. Во-вторых, он не мог итти через Черниговскую «область». В это время между Олегом Черниговским и Владимиром Мономахом была «ненависть»{669}. К тому же Изяслав шел с враждебным намерением занять Муром, где сидели посадники Олега. Изяслав не мог рассчитывать беспрепятственно совершить долгий путь со своей дружиной через владения врага. Ясно, что он мог итти только «полем». О пути из «Русской земли» в Рязань «полем» прямо рассказывает нам Ипатьевская летопись под 1146 г. Наконец, о пути в Рязань половецким полем повествуют «Повести о Николае Заразском», причем, как явствует из текста, с нашествием половцев сношения по этим путям все более и более затруднялись{670}.

Распространившееся господство «Русской земли» над Рязанью закреплялось тем, что «вся восточная страна до Мурома» вошла в состав черниговской епископии, образовавшейся приблизительно в конце 60 — начале 70-х годов XI в. Судя по тому интересу, который проявлял к Рязани и Мурому Олег Святославич Черниговский в 1096 г., судя по настойчивости в отстаивании им своих прав, как прав «отчинных», перешедших к нему от отца, взымать дань в «Русскую землю» с Рязани и Мурома, судя по тому, что он сам поехал в Рязань в 1096 г., можно думать, что он еще раньше, при жизни отца, бывал в Рязани. Но вообще южнорусские Князья до середины 90-х годов XI в. Рязань, видимо, не посещали или посещали мало. О Святославе Черниговском мы имеем довольно обстоятельные сведения, и нет оснований думать, чтобы он сам когда-либо ездил в Рязань; вероятно, он посылал туда своего сына или «мужа», подобно тому, как посылал Яна Вышатича на Белоозеро. Ни Всеволод, ни сын его Владимир в Рязани не были, судя по «Поучению» Мономаха и летописным данным. Вместе с тем, из известий под 1096 г. видно, что с «рязанцами» приходилось входить в соглашение. Изяслав, «пришед, створи мир с рязанци»{671}. Очевидно, в городе сложилась какая-то правящая группа, руководившая жизнью Рязани. Ряд данных заставляет предполагать существование в Рязани феодальной знати. Сведения о руководящем слое рязанского населения скудны; к тому же не всем сведениям мы можем дать веру: в известиях Никоновской летописи, например, о рязанских тысяцких вымысел переплетается с действительностью. Но мы знаем достоверно, что в 1175 г. приезжали в Переяславль-Залесский рязанские послы Дедилец и Борис, оказавшие влияние на дела Ростово-Суздальской земли{672}. Знаем достоверно, что в 1208 г., когда Всеволод Суздальский посадил своего сына Ярослава в Рязани на стол, «рязанци» сначала вынужденно — покорились, но «вскорѣ изымаша люди его и исковаша», а других изморили «в погребѣхъ засыпавше», а ко Всеволоду послали «буюю рѣчь по своему обычаю и непокоръству»{673} Всеволод жестоко расправился с ними; он сжег Рязань и Белгород, а «рязанцев» увел с собою. Кто были эти «рязапцы»? Летописная статья, помещенная перед Воскресенским списком, прямо называет их «лучшими», т. е. рязанской знатью («лучших людей рязанцов развел»). Через несколько лет в год смерти Всеволода, они были отпущены в Рязань. Об их значении в Рязани в последующие годы свидетельствует жалованная грамота Ольгову монастырю. В ней говорится, что при Ингваре Рязанском святой Богородице были переданы доходы с пяти погостов и девяти земель бортных: «а возрѣвъ есмь въ даныи грамоты, съ отцемь своимь съ владыкою съ Васильемъ и съ бояры: коли ставили по первыхъ прадѣди паши святую Богородицю, князь великии Инъгваръ; князь Олегъ, князь Юрьи, а съ ними бояръ 300, а мужии 600; тогда дали святой Богородици дому 9 земль бортныхъ, а 5 погостов»{674}. Вопрос о передаче доходов с этих погостов Ольгову монастырю решали, таким образом, рязанские князья и с ними 300 бояр и 600 мужей.

Рост рязанской областной территории падает преимущественно на последние десятилетия XI и первые десятилетия XII в. В конце XI — начале XII в. Рязань была еще мало известна на юге в качестве территориального центра. Хотя можно констатировать признаки накопления богатств на Оке в очень древние времена, ряд косвенных признаков склоняет к мысли, что Рязань стала территориальным центром позднее Мурома. Напомним, что автор «Повести временных лет» не счел нужным ее упомянуть, перечисляя «областные» или племенные центры; напомним, что Муром стал стольным городом ранее Рязани и т. д. «Повесть временных лет» подчеркивает консерватизм вятичей. В противоречии с данными источников стоит теория Рязани как «третьего русского племени» (Артании) первой половины X в. арабских географов. Но повинны ли в этом арабские географы? Позволяет ли их рассказ отожествлять Артанию с Рязанью? Необходимо самым решительным образом ответить отрицательно на этот вопрос. Такое гипотетическое отожествление было бы возможно, если бы рассказ первоисточника о трех племенах русов не содержал никаких указаний на местоположение Артании. Но первоисточник (а первоисточником о трех племенах русов является рассказ Балхи) содержит данные для географического определения третьего племени русов, и данные эти противоречат мнению, что Артания — это Рязань, и делают указания на совсем иной географический район. Во-первых, никто не сомневается, что Куяба — это Киев, а Куяба по тексту Балхи из перечисленных им трех племен «ближе к Булгару», а это явно противоречит мнению, что Артания — это Рязань, которая лежала ближе к Булгару, т. е. к волжской Булгарии, чем Киев. Во-вторых, данными для географического определения Артании служат слова: «что же касается Арты, то мы не припоминаем, чтобы кто-нибудь из иностранцев странствовал там, ибо они убивают всякого иноземца, путешествующего по их земле»{675}. Этот рассказ о русах подтверждается сообщением жития Георгия Амастридского, дошедшего до нас в своем первоначальном виде и в греческом подлиннике и написанном до 842 г. Житие рассказывает о нашествии русов на Малую Азию и указывает на «древнее таврическое избиение иностранцев у них, сохраняющее свою силу»{676}. Таким образом, другой подлинный источник подтверждает, что существовало мнение о сохранявшемся у русов обычае убивать иностранцев, как обычае Тавриды. В последнее время археолог А. Л. Монгайт, защищая мнение, согласно которому Артания — это Рязань, вспомнил, что, по предположению Томашека, слово «мордва» является иранским эквивалентом геродотовых андрофагов{677}. Это возможно, но источник (Балхи) достаточно ясно говорит не о мордве, а о «русах» и об избиении иностранцев, причем такое же свидетельство о «русах» имеется также и в другом (не арабском) подлинном древнем источнике. В-третьих, наконец (и это весьма существенно), в рассказе Балхи о трех племенах русов говорится, что русы «граничат с северной стороной византийского государства»{678}. Здесь источник (Балхи) мог разуметь владения Византийского государства на Таврическом полуострове. Никаких данных, которые указывали бы на область мордвы как на местонахождение «третьего русского племени», источник (Балхи) не содержит{679}.

Путь полем шел с р. Воронежа и р. Рясы на Хупру и Проню к Оке у старой Рязани. Около старой Рязани домонгольские источники называют ряд поселений, расположенных полукругом вокруг нее: Белгород и Исады к востоку от нее, Добрый Сот к юго-западу, Ужеск, или Ожеск, — к западу. Белгород лежал ниже по течению Оки, так как Всеволод, двигаясь от Коломны к Белгороду, прошел Рязань. Археологи полагают, что Белгород находился на месте с. Городища, при р. Кишне, на левой стороне Оки{680}. В 10 км от старой Рязани лежали Исады, где в настоящее время расположено на правом берегу Оки соло Исады Спасского района Рязанской области{681}. Ужеск, или Ожеск, Неволин и Надеждин отожествляли с Ужеск-Вожским городищем, находящимся при впадении р. Вожи в Оку, выше новой Рязани около 15 км{682}. По сведениям, собранным рязанским губернским статистическим комитетом, по правому нагорному берегу Оки, близ впадения в нее р. Вожи, близ сс. Митинского и Волыни находятся четыре городка: в полкилометре от с. Митинского, — так называемое Митинское городище; в полкилометре от с. Волыни — Вожское, или Воложское, городище; на расстоянии в четверть километра от деревни Романовой и в километре от д. Шишкиной{683}. Однако, по летописному рассказу, Ужеск лежал на пути из Пронска в Ольгов, и, следовательно, искать его на р. Боже нельзя. Так, по Лаврентьевской летописи, туда пришли кормовщики, посланные великим князем Всеволодом из-под Пронска к «лодьям». Там они узнали, что на лодейников у Ольгова напал князь Роман Игоревич, вышедший из Рязани (старой){684}. В Воскресенской летописи Ужеск не упомянут. О кормовщиках ничего не говорится. Сообщается, что великий князь Всеволод с самого начала отпустил «лодьи» «на остров ко Ольгову со всем товаром». Всеволод послал к Ольгову людей, когда узнал, что на них напал Роман. Итак, следы Ужеска, или Ожеска, следует искать не при устье Вожи, а на месте с. Выжгород (Вышгород), находящегося на правом берегу Оки, при впадении в нее Раки, т. е. недалеко от старой Рязани{685}. К юго-западу от старой Рязани, в 21 км, лежал Добрый Сот, на нижнем течении p. Прони, на левом берегу ее{686}.

Местоположение старой Рязани на выходах пути с юга к Оке напоминает о ее значении территориального центра земель, лежащих от нее к югу; в этом же направлении простирались и наиболее плодородные земли края, в то время еще в значительной части своей покрытые лесом, вплоть до Воронежа{687}. И действительно: два сохранившихся известия о «Воронение» домонгольской эпохи говорят оба о том, что какие-то места по Воронежу входили в состав Рязанской земли{688}. Из летописной повести о нашествии Батыя видно, что под «Вороножом» могли разуметься только места, лежавшие в верховьях Воронежа, так как татары пришли «лесом». Во второй половине XII в. вырастает значение Пронска. Любопытно, что знаменитые шиферные пряслицы в изучаемой «области» обнаружены в старой Рязани, Пронске и в окрестностях, Воронежа{689}. В какое время Воронеж вошел в состав рязанской территории, мы не знаем. Можно только заметить, что кажется более вероятным, что он тянул уже к Рязани до нашествия половцев, кочевья которых доходили до р. Прони. Нашествие половцев, а затем татар в некоторой мере лишило Подонье оседлого населения. Сбитое со своих мост, оно частью бежало, ища защиты и новых мест для поселения (ср. бегство беловежцев в Русь), частью обращалось в полукочевое состояние, образовывая хорошо известные источникам отряды «бродников». Если мы не признаем появления бродников в пределах Муромо-Рязанского края как результат половецких нашествий, то не поймем участия «муромцев и бродников» в Липицкой битве. Обращаем внимание на это упоминание источника о бродниках рядом с муромцами{690}; оно весьма важно, так как дает ключ к пониманию «Пургасовой Руси» в Мордовской земле, где по соседству с территорией Муромского княжества находилась «Пургасова волость». Чтобы понять, как далеко на север заходили половцы, достаточно указать, что «половецкое поле» простиралось «за рекою» под Пронском, о чем свидетельствует текст летописи{691}.

Как бы мы ни толковали происхождение самого названия «Рязань» (как известно, некоторые историки видят в нем искаженное «Эрзянь»), нельзя не считаться с тем, что именно в этом районе, от Воронежа до Оки, название Рязань не является неожиданным. Существует несколько речек, притоков Воронежа, с названием «Ряса». Несколько севернее, по упоминанию источников, лежало «Рясское поле», где был переволок к р. Хунте, на пути от Воронежа к Оке{692}. В б. Ранепбургском уезде, неподалеку от двух селений со старыми названиями (Истобенка и Городки) значилось с. Рязанка{693}. На Хунте вырос г. Рязской (впоследствии Ряжск), а на Оке, в районе старой Рязани и устья Прони, акты указывают с. Рясы{694}.

Распространение рязанской территории, шедшее первоначально вверх от старой Рязани по Оке, имело место в последних десятилетиях XI в. и в первые десятилетия XII в. В этот сравнительно короткий промежуток времени рязанская территория достигла тех пределов в северо-западном направлении, в которых она оставалась в XII и первой половине XIII в.

Святослав Черниговский господствовал над Рязанским и Муромским краями до самой смерти своей, последовавшей в декабре 1076 г. С 1073 г. он занимал киевский стол. По смерти Святослава на киевский стол вернулся Изяслав, а в Чернигове утвердился Всеволод Переяславский с сыном Владимиром (Мономахом). Сын Святослава Олег, находившийся в Чернигове у Всеволода еще в 1078 г., бежал вскоре от Всеволода в Тмуторокань{695}. Таким образом, «русская» опека над «восточной страной» до Мурома перешла в руки Всеволода, князя Переяславль-Русского.

Образование рязанской территории, распространение рязанской дани вверх по Оке прослеживаются сопоставлением ряда данных. Мы знаем, что со временем рязанская территория дошла до г. Ростиславля на Оке, остатками которого является Ростиславское городище, находящееся там, где существует д. Ростиславль, или Расчислово, на правом возвышенном берегу р. Оки, в 19 км выше Городни, в 21 км от Зарайска{696}. Река Москва впадает в Оку ниже Ростиславля. Когда же Рязань утвердилась в низовьях р. Москвы? Когда Коломна сделалась рязанской?

Рязань утвердилась здесь до того, как на нижнюю Москву пришла ростово-суздальская дань. Устье реки Москвы представлялось важным местом с точки зрения как стратегической, так и экономических и культурных отношений; само собою разумеется, что Ростово-Суздальская «область» не уступила бы Рязани этих мест, если бы ранее Рязань не распространила сюда свою дань. Ростово-Суздальская «область» не посягала на эти места даже в период могущества Владимирского княжества. Коломна, как известно, была захвачена с севера много позже, в начале XIV в. Равным образом и Чернигов не уступил бы Коломны Рязани, если бы Рязань не распространила сюда свою дань ранее Чернигова. Мы знаем, что Коломна оставалась рязанской и после того, как последние связи (церковно-политические) Чернигова с Рязанью были разорваны. Из предыдущей главы известно, что ростово-суздальская и черниговская дань подошли к этим местам приблизительно к 40-м годам XII в. Таким образом, приходим к выводу, что Рязань утвердилась в низовьях Москвы не позднее первых десятилетий XII в. Такой вывод подтверждается другими данными. Мы знаем, что Коломна была не крайним пунктом рязанских владений на Оке. Крайним пунктом был упомянутый г. Ростиславль, основанный князем рязанским Ростиславом Ярославичем, княжившим в Рязани в 30-х годах XII в., а также бывшим в Рязани и после занятия муромского стола, в 40-х годах XII в. и начале 50-х. Так как Коломна расположена близ Оки, ближе к Рязани, чем Ростиславль, то, следовательно, низовья Москвы должны были стать рязанскими не позже первых десятилетий XII в. Постараемся определить теперь, не ранее какого времени Коломна могла стать рязанской. Некоторые данные для решения этого вопроса находим. Значительно ближе к Рязани, чем Коломна, лежал на Оке г. Переяславль-Рязанский. Освоение территории Переяславля-Рязанского было связано с деятельностью какого-то князя Переяславля-Русского. На это указывает не только название города, но и название речки, на которой город лежит. Переяславль-Рязанский, как и Переяславль-Русский, лежали на р. Трубеже{697}. Князем переяславским, с деятельностью которого было связано освоение территории Переяславля-Рязанского, мог быть только Всеволод (и сын его Владимир), получавший дань с «восточной страны» в 80-х и начале 90-х годов XI в. Распространение рязанской дани далее, в глубь страны вятичей по Оке до низовьев р. Москвы включительно, могло совершиться, таким образом, едва ли ранее конца XI в. На этом отрезке течения Оки лежал Борисов-Глебов, названный Лаврентьевской летописью под 1180 г. Калайдович предполагал, что остатками Борисова-Глебова является Глебово-Городище на р. Воже, расположенное при впадении в нее речки Реберки, в 31 км от Зарайска, по направлению к Рязани, при б. границе уездов Зарайского, Рязанского и Михайловского. Но, как явствует из летописного рассказа, Борисов-Глебов был расположен на пути из Коломны в старую Рязань. Поэтому нам пришлось остановиться на мнении Неволина и Надеждина, по которому Борисов-Глебов мог лежать возле села Вакина (в настоящее время — Рыбновского района Рязанской области), находящегося близ запустелого городища; в селе была приходская церковь Бориса и Глеба{698}. В списке городов в числе «рязанских» упомянут Глебов{699}.

Если распространение рязанской дани на территорию Переяславля-Рязанского было связано с деятельностью Всеволода Переяславского, его «мужей», то в таком случае рязанская территория по Оке, вверх от старой Рязани к 70-м годам XI в. охватывала еще незначительное пространство. На этом пространстве, между Переяславлем-Рязанским и Ужеском, или Ожском, ближе к первому, лежал летописный Ольгов. По Воскресенской летописи, Ольгов — «город»{700}. В 15 км вост.-ю. — вост. от (новой) Рязани лежит село Льгово (Ольгово, Ольхово). В окладной книге 1676 г. Ольгов значился селом и назывался также Старым Льговом{701}. В списке городов этот г. Льгов обозначен по ошибке «Старый Львов», вместо «Старый Льгов»{702}. «Старым» он назывался в отличие от «нового городка Ольгова на усть Проне», помянутого в том же списке. Остатками древнего Ольгова является, вероятно, как указал Городцов, городище близ д. Новоселки, лежащей несколько западнее с. Льгова{703}. Происхождение самого названия «Ольгов» возможно связывать, таким образом, с деятельностью Святослава Черниговского и сына его Олега.

В восточном направлении, вниз по Оке, рязанская дань дошла до устья Пры (Тепры). В 1187 г. крайним местом рязанских владений было Кононово, как видно из рассказа Академической, Радзивилловской и Лаврентьевской летописей. Из слов летописи можно заключить, что селение лежало близ Оки. По дороге из Спасска к Касимову поныне находится «Кононов перевоз», а близ него за Окой находится деревушка Кононово, на левом, берегу Оки{704}. Деревня Кононово (б. Касимовского у. Рязанской губ.) Ерахтурского района Рязанской области расположена недалеко от устья р. Пры, или Тепры.

Как известно, близ Касимова Ока из вятичской становится кривичской{705}. Перешла ли Рязанская территория за пределы поселений вятичей, неизвестно. Никоновская летопись под 1209 г. сообщает, что в Кадоме был убит тысяцкий рязанский Матвей Андреевич. Может быть, это известие следует понимать, что рязанцами была сделана неудачная попытка захвата Кадома, Может быть, просто это известие искажает историческую действительность. Во-первых, мы ниже отметим ряд искажений исторической действительности в известиях XII в. Никоновской летописи. Во-вторых, старый Кадом лежал на р. Мокше, в земле мордвы, причем там обнаруживаются следы пребывания мордовского Пургаса, разбитого только в 1229 г.{706} Близ старого Кадома имеется село Пургасово, Кадомского района Рязанской области, а в 60 км к востоку было известно в XVII в. «Пургасово городище»{707}. Никаких указаний на борьбу рязанцев с мордвою летописи не дают. Вместе с тем они указывают на борьбу с мордвою муромских князей. Уже в начале XII в. часть мордвы платила дань, как видно из «Повести временных лет». На рубеже XI–XII вв. в Муроме садится Ярослав Святославич. Известие Ипатьевской летописи под 1103 г. свидетельствует, что Ярославу Муромскому приходилось вести с мордвою борьбу и не всегда успешно. В 1228 г. муромский князь Юрий Давыдович «вшед в землю Мордовьскую, Пургасову волость ножгоша, жита и потравиша и скот избиша, полон послаша назад, а Мордва вбѣгоша в лѣсы своя, в тверди»{708}. К сожалению, мы не можем быть уверены, что «Пургасова волость» лежала на Мокше, а не охватывала более обширную территорию. Не совсем ясно, почему Пургас на следующий год, после нападения на его волость муромского князя, воевал не Муром, а Нижний Новгород{709}. Мордва, подвластная Пурешу, который подчинялся владимирскому князю Юрию, обитала ближе к Волге, чем мордва Пургаса. По крайней мере, Пуреша воевали Болгары; на волость Пургаса, как мы видели, нападал муромский князь, и на Пургаса одновременно с Пурешом нападали половцы{710}.

Распространяясь вдоль течения р. Оки, преимущественно на северо-запад от старой Рязани, рязанская дань вместе с тем не проникла далеко от течения Оки, на север от старой Рязани. Во-первых, все известные нам из источников домонгольской эпохи рязанские поселения, расположенные к северу от течения Оки, лежат близ ее побережья. Во-вторых, прямых путей от старой Рязани, от Оки к Клязьме, во Владимир-Залесский через леса Мещерской стороны не существовало. От старой Рязани попадали во Владимир или через Коломну, или через Муром. Нет оснований, таким образом, предполагать, что к северу от старой Рязани рязанская территория в XII в. соприкасалась с ростово-суздальской. Последнее подтверждается тем, что в начале XIII в. течение р. Пры (Тепры) еще не было освоенным. Так, в 1210 г. Всеволод Суздальский посылал «полком» своего меченошу Кузьму Ратынича на Тепру: «и взя Тепру и възвратися со многымъ полономъ в Володимерь»{711}.

Как далеко распространялась рязанская дань на запад? Доходила ли она, как утверждают рязанские известия XII в. Никоновской летописи, до Тулы, Ельца, Мценска и Тешилова?

Уже беглое знакомство с текстом Никоновской летописи, содержащим описание событий XII в., не может не возбудить некоторых сомнений. Так, например, рассказывая о знакомом уже нам новгородском сборщике дани Даньславе Лазутиниче, собиравшем дань в Заволочье, Никоновская летопись, сообщив о том, что он взял другую дань на «суздальцах», прибавляет: «и на резанцех»{712}. Само собою разумеется, что рязанских владений на далеком севере не существовало. Но автор счел необходимым, очевидно, объяснить по-своему участие рязанцев в походе Андрея Боголюбского на Новгород, последовавшем вскоре после этих событий.

Под 1146 г. Никоновская летопись после рассказа о болезни Иванки, когда Святослав Ольгович пришел в Дедославль, содержит следующее известие: «князь же Святослав Ольговичь иде в Рязань, и быв во Мченскѣ, и в Тулѣ, и в Дубкѣ, на Дону, и в Ельцѣ, и в Пронскѣ, и приидев Резань на Оку, и поиде по Окѣ, и пребыв вверхѣ во градѣ Осетрѣ». Известие это в соответствующем рассказе Ипатьевской и Воскресенской летописей отсутствует. Разберем обстоятельства, при которых происходили события.

Когда Святослав узнал, что на него идут не только Давидовичи, но и Изяслав Мстиславич с киевскою силою, он решил покинуть Новгород-Северский; союзники его советовали итти в «лесную землю», ибо оттуда «близ слати к отцю своему Гюргеви»{713}. Таким образом, двигаясь в «лесную землю» с Иванкой Юрьевичем, Святослав прежде всего имел в виду возможность получения новой помощи от Юрия Суздальского, которую, как увидим, он и получил в действительности. Изяслав Давыдович, отделившись от своих союзников, поехал быстро наперерез Святославу к Карачеву, но был разбит Святославом. Когда Святослав получил весть о движении главных сил неприятеля, он бежал из Карачева «за лес у Вятиче», и прибыл в Козельск, где узнал, что Изяслав Мстиславич повернул в Киев, а Давыдовичи с Ростиславом Смоленским хотят на него итти. Давыдовичи прошли в Брянск, а Святослав — в Дедославль. Из Дедославля Святослав проехал «ко Осетру» и затем прибыл в «городок» Колтеск. Туда к нему пришла «помочь», от Юрия — тысяча белозерцев. Неприятель, достигнув Дедославля, узнал о прибывшей к Святославу помощи и повернул обратно. В это же время сыновья Юрия Суздальского ходили к Рязани на Ростислава Ярославича, и Ростислав бежал «в Половци». Дело в том, что раньше, еще до того как был послан из Суздальской земли в Новгород-Северск Иванко Юрьевич к Святославу, Изяслав, узнав о том, что сам Юрий двинулся в помощь к Святославу, послал в Рязань к Ростиславу Ярославичу Рязанскому с просьбой, очевидно, начать военные действия против Юрия. Ростислав начал воевать «волость» Юрия, и это вынудило тогда Юрия вернуться, а вместо себя послать в Новгород-Северск сына Иванку{714}.

Из сказанного явствует, что, уходя от неприятеля в восточном и северном направлениях, Святослав имел в виду прежде всего приблизиться к границам Ростово-Суздальской земли и получить новую помощь от Юрия, что и произошло в действительности; кроме того, видно, рязанский князь с самого начала вступил в союз с врагами Святослава и находился в состоянии войны с его союзником. Таким образом, известие Никоновской летописи о том, что Святослав от Дедославля или с пути от Дедославля к Осетру повернул назад на Мценск и затем совершил большую поездку по Рязанской земле, посетив и Рязань, стоит в противоречии с летописным же материалом. Он торопился получить помощь от Юрия и двигался к границам Ростово-Суздальской земли; к тому же его связывала болезнь Иванки. А по Никоновской летописи, он повернул в обратном направлении. Рязанский князь Ростислав находился в это время в состоянии войны с Юрием, союзником Святослава, а, по Никоновской летописи, Святослав едет на Рязань. Можно, конечно, строить разные догадки, чтобы примирить подобные противоречия и объяснить несообразности. Но едва ли следует делать подобные усилия, когда естественно сделать вывод, что автор рязанского известия Никоновской летописи прибег к сочинительству, тем более что в приведенном известии Никоновской летописи находим другие несообразности, и притом — явные. К числу рязанских городов причислен Мценск, который, как мы знаем из Ипатьевской летописи, лежал на территории Черниговского княжества. Встает вопрос, не относится ли цитированная вставка Никоновской летописи к той эпохе, когда Литва занимала Черниговщину вплоть до реки Сосны и подошла к границам Рязанского княжества, когда в интересах рязанских князей было доказать, что некоторые пограничные города издревле были рязанскими, а не черниговскими{715}. В ходе дальнейшего исследования мы получим новые данные, подтверждающие такое предположение.

Чрезвычайно любопытно, что города, перечисленные в приведенном известии Никоновской летописи, кроме Пронска, принадлежали к числу окраинных по отношению к Рязанскому княжеству; они действительно существовали в XIV–XV вв.; и в XV в. Рязань распространяла на них свою власть или рассчитывала на это. Так, Тула известна нам по документам XIV–XV вв. Существование рязанской Тулы в XII в. никакими источниками не подтверждается. Территория тульского района в XII в. принадлежала к Черниговской «области» (Дедославль). Как видно из договора 1402 г., Тула в начале XV в. принадлежала Рязани{716}. В конце XV или в начале XVI в. она отошла к Москве. Равным образом в первой половине XV в. Елец входил в состав Рязанской земли, как видно изизвестия Симеоновской летописи под 1415 г. В XIII в., судя по родословным елецких Князей XIV в., Елец мог принадлежать Черниговскому княжеству, а в конце XIV в. Елецкое княжество находилось уже в зависимости от Рязанского{717}.

О Дубке на Дону мы знаем, как о рязанском городе, сожженном Мамаем{718}. Несомненно, что летопись разумеет здесь тот самый Дубок, который упоминается в списках городов летописных сборников («и в верху Дону Дубок») в числе «градов рязанских». Никаких указаний на существование рязанского Дубка в XII в. источники не дают. Под г. Осетром, вероятно, разумеется тот самый «Новгородок на Осетре», который также упоминается в числе «рязанских» в списке городов. Города Осетра в XII в. источники не знают. Наконец, о Мценске, входившем в XII в. в состав Черниговской области, нам известно, что в XV в. он принадлежал Литве{719}; знаем также, что в 1456 г. рязанские воинские люди воевали Мценск{720}. Весьма вероятно, что в XV в. Рязань рассчитывала распространить со временем на Мценск свое влияние. В начале XVI в. Мценск перешел к Москве{721}.

Наблюдения наши в полной мере подтверждаются анализом другого известия Никоновской летописи под 1147 г. — о том, что Святослав Ольгович, повоевав Голядь, возвращается в Рязань и затем едет на Москву: «съ Рязани из Тешилова». Как видно из рассказа Ипатьевской летописи, Святослав, исполняя приказание Юрия Долгорукого, воевал Голядь на «верх Поротве», а затем получил приказ ехать на Москву. На Москву он поехал с Лобынска, с устья Протвы, куда и вернулся, как прямо говорится в Ипатьевской летописи{722}. В XII в. течение р. Оки выше Колтеска принадлежало Черниговской «области». К XIV в. устье Протвы (Новый Городок), район Нары и район Тешилова принадлежали уже Рязанскому княжеству. Земли по Протве и Наре были приобретены от Рязани Москвой в XIV в.{723} Что касается Тешилова, то он принадлежал Рязани и в XV в. отошел к Москве, как отмечено в договоре 1483 г.{724} Тешилов лежал ниже и Протвы и Нары{725}. Автор XV в. заменил район устья Протвы Тешиловым. Само существование Тешилова до XIV в. источниками не подтверждается. В списке городов Тешилов намечен среди «рязанских», каким он и был в XV в.

Итак, приведенные известия Никоновской летописи не являются тем доброкачественным материалом, опираясь на который можно было бы делать прочный вывод. Оговоримся, что мы имеем в виду только известия Никоновской летописи XII и начала XIII в. Известия Никоновской летописи XIV–XV вв. подобных сомнений у нас не вызывают.

В XII и начале XIII в. рязанская территория граничила на северо западе с черниговской в районе черниговского Свирельска, причем граница проходила восточнее черниговского Колтеска на Оке (Тешилов лежал на Оке выше Колтеска). Далее, она пересекала р. Осетр и шла где-то между рязанским Пронском и черниговским Дедославлем. Возможно, что здесь рязанские владения непосредственно не соприкасались с черниговскими и что здесь шли места, мало обитаемые и неосвоенные. Верховья р. Прони, видимо, были рязанскими. По крайней мере здесь находим погост Заячены, доходы с которого были переданы Ольгову монастырю рязанскими князьями (Ингваром и др.), боярами и мужами{726}. Как явствует из текста грамоты, погосты эти были погостами в территориальном смысле слова. Но распространялась ли рязанская дань на верховья Дона? Предполагать это возможно, но данных для решения этого вопроса у нас нет. Верховья Дона в древности были заселены. О следах древнего населения на берегах верхнего Дона, обратившихся к концу XIV в. в безлюдную пустыню, повествует «Хождение Пименово в Царьград» (1389 г.). От Переяславля-Рязанского путники, волоча за собою три струга и насад на колесах, прошли к верховьям Дона, где спустили суда. На второй день они дошли до «Чур Михайловых»{727} — места, где «некогда» был «град», и сели в суда: «Бысть же сие путное шествие печально и унылниво, бяше бо пустыня зѣло всюду, не бѣ бо видѣти тамо ничтоже: ни града, ни села, аще бо и быша древле грады красны и нарочиты зѣло видением мѣста, точью пусто же все и не населено; нигдѣ бѣ видѣти человѣка, точию пустыни велиа, и звѣреи множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медвѣди, бобры, птицы орлы, гуси, лебеди, жарави и прочая и бяше все пустыни велиа». Когда они подплывали к Тихой Сосне, то видели «столпы камены бѣлы, дивно же и красно стоят рядом, яко стози малы, бѣлы же и свѣтли зѣло, над рѣкою над Сосною»{728}.

Итак, в конце XIV в. были видны еще остатки некогда «красных» и «нарочитых» городов.

Согласно повести о нашествии Батыя, сохранившейся в Новгородской 1-й летописи, Академической и Воскресенской летописях, «Воронаж» находился на пути из Нузлы (Нузы) к Рязани. К Нузле «в землю Рязанскую» татары подошли «лесом». По предположению Надеждина и Неволина, Нузла — это Уза, приток Суры{729}. Но летопись говорит, что татары ее «взяша», почему скорее можно думать, что здесь речь идет не о реке, а о городе. Последнее подтверждается тем, что в списке городов летописных сборников имеется город «Онузѣ». Поскольку в этом списке город «Онузѣ» помещен среди «литовских», правильнее думать как будто, что он лежал к западу от «Воронажа», а не к востоку. Татары перед нападением на Рязанскую землю могли пройти к западу от «Воронажа», в сторону р. Сосны, для того, чтобы отрезать путь «полем» из Рязанской «области» в киевское Поднепровье, согласно правилам своей стратегии. К сожалению, местоположение Нузлы неизвестно, и вопрос о том, где татары первоначально остановились, приходится оставить открытым.

Простирались ли рязанские владения далеко в глубь половецких степей? Захватывали ли они места по Червленому Яру, по Хопру и по Великой Вороне? Мы считаем необходимым поставить этот вопрос потому, что, согласно известиям XII в. Никоновской летописи, места эти лежали «в Резани».

Рост рязанской «областной» территории падает преимущественно на последние десятилетия XI и первые десятилетия XII в., и есть основания полагать, что до нашествия половцев рязанская территория на Оке не была еще обширной. Мало вероятно, чтобы «Рязань», занимая небольшую территорию по Оке, в первой половине XI в. представляла собою обширнейшую степную «область». Вся известная нам рязанская «областная» территория по составу славянского населения была вятичской. Даже «Воронаж» заселялся, повидимому, не северянами, а вятичами, выходившими с Оки; так заставляют думать новейшие археологические разыскания{730}. Но славянские обитатели среднего Дона и его притоков уже не были вятичами. По всем признакам здесь обитали северяне. Мало вероятно, чтобы места, лежавшие в глубоком тылу половецких кочевий, сохраняли связь с Рязанью по суду и дани.

Нет данных для предположения, что существовали в XII в. какие-либо связи между христианским населением Подонья и русской епископией, хотя нет оснований и решительно отвергать, что не было таких связей между этим населением и сначала черниговской епископией, а затем рязанской, образовавшейся в начале XIII или в конце XII в. (после 1187 г.){731}. В этом нет ничего невероятного. Но следует иметь в виду, что те события, которые разыгрались в XIV в., вызванные спором сарайской епископии и рязанской из-за того, в чьем ведении должно находиться христианское население, обитавшее в Червленом Яру и в городах по Великую Ворону «по караулом возлѣ Хопор до Дону», сами по себе не вызывают необходимости в предположении о таких связях в XII в. Червленым Яром назывались места на Дону, между Тихой Сосной и Битюком, где впадала в Дон река Червленый Яр, а также — ниже устья Воронежа и места на Хопре{732}. «Хопор» — это р. Хопер; Великая Ворона — река, впадающая в Хопер и протекающая в пределах б. Пензенской и Тамбовской губерний. Спор из-за этих мест между сарайской и рязанской епископиями мог возникнуть только после 1261 г., когда была образована сарайская епархия, объединившая территорию от Волги до Переяславля-Русского (епархия Переяславля-Русского вошла в состав сарайской). Тогда неизбежно встал вопрос, кому же подведомственна территория по Великой Вороне, по Хопру и по Дону от Тихой Сосны до Хопра. Спор был решен в пользу рязанской епископии. Таким образом, в XIV–XV вв. места эти были окраинными, южными местами рязанской епархии. Как места спорные, они были хорошо известны из актов (собор в Костроме, грамота Феогноста и Алексея). Нет ничего удивительного, что автор рязанских известий Никоновской летописи счел необходимым упомянуть о них, рассказывая о событиях XII в. Из известия под 1400 г. Никоновской летописи о том, что татары были побиты «въ предѣлехъ Черленаго Яру и в кapayлехъ возлѣ Хопоръ до Дону», видно, что составителю была известна грамота митрополита Алексея, где читаем ту же фразу: «въ переделѣх Черленого Яру и по караулом возлѣ Хопорь до Дону». Под 1148 г. по Никоновской летописи, Глеб Юрьевич, после того как Изяслав взял Уненеж, Белую вежу и Бахмач, едет «в Резань», по городам Червленого Яра и на Великую Ворону, а затем вновь возвращается на помощь — черниговским князьям. По Ипатьевской летописи, Глеб Юрьевич был сначала в Посемье за полем и у Выря, а затем, после занятия Изяславом Уненежа, Белой вежи и Бахмача, сел в Городке, где его застал Изяслав и вынудил «умириться». В следующем, 1148 г. Глеб поехал в Чернигов, откуда направился к отцу. О далеком путешествии на Великую Ворону, таким образом, ничего не говорится. Под 1150 г. мы прочтем в Никоновской летописи, что «в Резани» на Великой Вороне были побиты половцы, а под 1155 г. — что приходили «татарове» «на Резань», на Хопорть. В 1152 г. сын Изяслава Мстислав действительно побил половцев, но это было не в пределах бывшей Пензенской или Тамбовской губ., а на Самаре и Угле, притоках Днепра{733}.

Мы исчерпали тему настоящей главы. Мы убедились, как легко впасть в ошибку при некритическом отношении к письменным источникам по истории Рязанского края. По состоянию материала имеем возможность только частично, фрагментарно восстановить историю образования Рязанской территории, территории этого феодального полугосударства.

По ряду признаков Рязань стала территориальным центром позднее Мурома. В противоречии с этим мнением стоит теория, согласно которой Рязань уже в первой половине X в. была будто бы центром «третьего русского племени» (Артания). О «третьем русском племени» передают нам арабские географы (первоисточник — Балхи){734}. Текст первоисточника дает показания о местоположении Артании, не позволяющие даже гипотетически отожествить Артанию с Рязанью.

«Русское» господство распространилось на территорию Мурома не позднее начала XI в. и, предположительно, не ранее первой половины X в. В качестве территориального центра Муром существовал уже в конце X — начале XI в., причем в древности он не был связан с Черниговом. В начале XI в. на территории Рязани и Мурома не проникали прямо из Чернигова и Переяславля-Русского. Проникновение по этим путям предрешило господство южнорусской земли над территориями Рязани и Мурома из Чернигова, установившееся после смерти Ярослава, Южнорусские князья до конца XI в. не посещали Рязани или посещали мало. Наибольший интерес к ней проявлял князь Олег Святославич. Продолжительное господство «Русской земли» над Рязанью осуществлялось Всеволодом Святославичем, князем Переяславля-Русского, владевшим Черниговом. Отношение южнорусских князей к Рязани и Мурому было по сути дела таким же, как и к Ростову и некоторым другим центрам феодальных полугосударств, лежавшим за пределами древней «Русской земли». К сожалению, мы не знаем, что представляла собою та организация г. Рязани («рязанци»), с которой приходилось входить в соглашение князю Изяславу, как передают первые древнейшие летописные известия о г. Рязани. Но ряд данных не оставляет сомнений в том, что в Рязани образовался класс местных рязанских феодалов.

Распространение рязанской территории вверх по Оке от старой Рязани прослеживается сопоставлением ряда показаний источников. Вниз по Оке от старой Рязани рязанская территория дошла до устья Пры. Муромские князья стремились подчинить себе соседнюю мордву, которая платила дань уже в начале XII в. В первой половине XIII в. муромские князья ведут борьба с мордвою Пургаса, «волость» которого захватывала течение Мокши. «Пургасова Русь» — это бродники, появившиеся в результате половецких нашествий.

Прямых путей от старой Рязани во Владимир-Залесский не существовало; к северу от старой Рязани рязанская «областная» территория, повидимому, в XII в. не соприкасалась с ростово-суздальской. При определении западных границ Рязанской «области» в XII в. нельзя руководиться показаниями Никоновской летописи о Тешилове, Мценске, Туле и Ельце, как расположенных «в Резани». Достоверно, что в «Рязанской земле» лежал «Воронаж», т. е. места, находившиеся, повидимому, в верховьях р. Воронежа. О верховьях Дона ясных показаний не имеем. Что же касается мест, расположенных в глубоком тылу половецких кочевий — в пределах Червленого Яра, по pp. Хопру и Великой Вороне, — то их принадлежность к рязанской территории в XII в., по некоторым данным и соображениям, весьма сомнительна.


Примечания:



6 И. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 604.



7 Само собою разумеется, что мы (здесь и далее) говорим о том суде, который являлся частью государственного аппарата, органом насилия государства в изучаемую эпоху.



66 Там же, стр. 464–466; его же. Торговля и торговые пути. Сб. «История культуры древней Руси», т. I, 1948, стр. 350–364.



67 К. Marx. Secret, Diplomatic History of the Eighteenth Century. London, 1899, p. 75.



68 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности к государства. 1949, стр. 178.



69 И. П. Еремин. «Повесть временных лет». 1947, стр. 30–33.



70 А. Спицын. Расселение древнерусских племен по археологическим данным. СПб., 1899; П. Н. Третьяков. Расселение древнерусских племен по археологическим данным. «Сов. археология», 1937, вып. IV; его же. Восточнославянские племена. М. — Л., 1948. Б. А. Рыбаков также признает, что попытки выделить территорию полян по археологическим данным IX–XII вв. не привели к положительным результатам («Сов. археология», 1947, вып. VI–VII), хотя делает интересную попытку предположительно определить древнейшую территорию полян.



71 Ипат. л., 1146, 1248, 1250, 1152, 1241 гг.



72 Лавр. л., 1152 г.



73 Н. К. Никольский. Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений. СПб., 1906, стр. 277–279; А. А. Шахматов. Разыскания…, стр. 42.



665 Новг. 4-я, Соф. 1-я лл.



666 Новг. 4-я, Соф. 1-я лл.



667 Лавр. л., 1064 г.; Ипат. л., 1065 г.; Новг. 1-я лет., изд. 1950 г., стр. 469.



668 Лавр. и Ипат. лл., 1095 г.



669 Там же.



670 См. тексты «Повести о Николе Заразском», изд. С. Д. Лихачевым. «Тр. Отд. др. — русск. литер»., 1949, т. VII, стр. 284 и др.



671 Лавр. и Ипат. лл., 1096 г.



672 Лавр. л., 1175 г.



673 Лавр. л., 1208 г.



674 АИ, т. I, № 2.



675 Гаркави. Сказания мусульм. писателей о славянах и русах. 1870, стр. 276.



676 Текст см. в «Трудах» В. Г. Васильевского, т. III, 1915, стр. 64. «Таврическая ксеноктония, — пишет Васильевский, — с которою Россы явились в Пафлагонии, указывает на северные берега Черного моря как их родину» (там же, стр. CXLI).



677 См А. Л. Монгайт. К вопросу о трех центрах древней Руси. «Кр. сообщ. ИИМК», 1947, т. XVI, стр. 111.



678 Д. А. Xвольсон. Известия о хозарах, буртасах, болгарах… Ибн-Даста, 1869, стр. 174, 177; Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах. 1870, стр. 276–277.



679 Для южнорусской полосы, где вплоть до половецких времен, наряду со славянским, обитало население иранского происхождения, происхождение термина «Артания» объяснимо. Так, в географической номенклатуре Хорезма часто встречаются слова сложные с древнеперсидским прилагательным «арта» (хороший, превосходный). Ср.: В. В. Бартольд. Орошение…, стр. 86.



680 В. А. Городцов. Материалы для археологической карты долины и берегов р. Оки. «Тр. XII археол. съезда», т. I, № 96. Ср.: «Россия», под ред. П. П. Семенова, т. II, стр. 32.1.



681 Н. М. Карамзин. История Государства Российского, т. III, примеч.



682 М. Погодин. Исследования, замечания и лекции. М., 1850, т. IV, стр. 251.



683 «Прибавления» к «Рязанским епархиальным ведомостям», 1874. Селения Волынь и Шишкино расположены ныне к северу от (новой) Рязани.



684 Лавр. л., 1207 г.



685 В. А. Городцов, № 63.



686 Лавр. и Воскр. лл., 1207 г. Как явствует из летописного рассказа, Добрый (Добрагост, Добрый Сот) лежал на левом берегу Прони, близ старой Рязани. Еще Калайдович указал на р. Проне сел. Добрый Сот.



687 Герберштейн писал о Рязани, что «эта область плодороднее всех прочих областей Московии… Там великое изобилие меду, рыб, птиц и зверей и древесные плоды гораздо превосходнее плодов московских» («Записки о Московских делах»., изд. А. И. Малеина, 1908, стр. 104). Данные о лесах собраны в статье П. П. Некрасова «Очерки по истории Рязанского края XVI в.», Журн. Мин. нар. просв., апрель, 1914, стр. 274 и др.



688 В 1177 г. рязанцы, «ѣхавшие в Вороножь, янга его (Ярополка) и приведоша его в Володимерь» (Лавр. л.). Это было сделано по требованию, предъявленному Всеволодом «рязанцам» (Лавр. л.). О «Воронеже» в «земле Рязанской» см. рассказ о нашествии Батыя в Новгородской 1-й, Воскресенской и Академической летописях.



689 Б. А. Рыбаков. Ремесло…, стр. 468.



690 Воскр. л., 1216 г.



691 Лавр. л., 1207 г. В настоящее время Пронск — районный центр Рязанской области.



692 Так, в 1502 г. великий князь передавал: «отпустилъ есмь судномъ посла турецкого до Старой Рязани; а от Ст. Рязани ѣхати ему Пронею вверх, а из Прони к Пранову, а из Прановой Хунтою вверх до переволоки до Рясского поля. И ты послал бы 130 человек его проводит до переволоки, да переволокою Рясским полем до рѣкы до Рясы…» (Н. М. Карамзин. История Государства Российского, т. VI, примеч. 563).



693 См. Список населенных мест Рязанской губернии, № 2515, 2516, 2519; все три селения — при р. Рановой.



694 О г. Ряском см. «Книгу, глаголемую Большой Чертеж», 1846 г., стр. 124, и в новом издании под ред. К. Н. Сербиной — стр. 122; ААЭ, т. II, стр. 76. О с. Рясы см. Н. П. Лихачев. Сборник актов, стр. 249. Ныне г. Ряжск — районный центр Рязанской области. В настоящее время имеется с. Рясы к юго-востоку от г. Спасска.



695 Лавр. и Ипат. лл., 1078 г.



696 По Никоновской летописи, «град Ростиславль у Оки рѣки» был построен в 1153 г. князем Ростиславом Ярославичем Рязанским. Точная дата отсутствует, и вернее думать, что известие основано не на современной событию записи, а на предании. В 1152 г. Ростислав вместе с Юрием Долгоруким ходил на вятичей и на Мценск (Ипат. л.). Возможно, что в 1153 г. было укреплено поселение, которое ранее уже было занято рязанцами в качестве становища. Позже, в первой половине XIV в., здесь сел князь Ярослав Пронский, после того как выгнал князя Ивана Коротопола из Переяславля-Рязанского (Воскр. л., 1342 г.). О Ростиславском городище и д. Ростиславль см. «Прибавления» к «Рязанским епархиальным ведомостям», 1874, № 21 и Список населенных мест Рязанской губернии, 1862 г., № 1262 (д. Ростиславль — при р. Оке, между Каширской дорогой и р. Осетром).



697 Новое становище и неизвестная дотоле река были названы именами родного края и теми же самыми именами, какими были названы, также в память родного края, река и поселение на берегу Клещина озера. Переяславль-Рязанский лежал на месте нынешнего города Рязани. Как известно, в одной записи на псалтири XVI в., принадлежавшей библиотеке Рязанской духовной семинарии, читалось под 1095 г. о «заложении» града Переяславля-Рязанского «у церкви Николы Старого» («Рязанские достопамятности», 1882, стр. 2). Весьма возможно, что в 1095 г., в год разрыва Олега с Мономахом и Святополком («бысть межи ими ненависть»), после того как Изяслав прошел к Мурому и захватил там Олегова посадника, Олег приказал укрепить подступы к Оке с верхнего Дона и существовавшее здесь поселение. К сожалению, Лаврентьевская летопись упоминает о Переяславле-Рязанском только под 1301 годом, когда Данило Московский «приходил на Рязань ратью, и бился у Переяславля».



698 См. «Прибавления» к «Ряз. епарх. вед»., 1874, № 21; М. Погодин, стр. 248; В. А. Городцов, № 36.



699 Прилож. к Новг. 1-й и к Воскр. лл.



700 Воскр. л., 1207 г.



701 «Прибавления» к «Ряз. епарх. вед.», 1874, № 20.



702 ПСРЛ, т. VII и Новг. л. по Синод, списку, 1888, стр. 448.



703 В. А. Городцов. Указ. соч., № 58. Новоселки — Рыбновского района Рязанской области.



704 Н. Будде. Заметка о городе Кононове нашей летописи. «Изв. Отд. русск. яз. и слов. Акад. Наук», 1898, т. III, кн. 1, стр. 142–144.



705 А. В. Арциховский. Курганы вятичей. М., 1930, стр. 121.



706 Лавр. л., 1229 г. О Старом Кадомском городище, лежащем в 8 км от г. Кадома вверх по р. Мокше, на правом берегу, реки, см. «Сборник-календарь» Тамбовской губ. на 1903 г., стр. 83, 162.



707 Там же, стр. 163; П. Степанов. Пургасово городище. «Зап. н.-и. ин-та при Совете Министров Мордовской АССР». Саранск, 1946.



708 Лавр. л., 1228 г.



709 Там же, 1229 г.



710 Там же, 1228, 1229 гг.



711 Там же, 1210 г.



712 Никон, л., 1171 г.



713 Ипат. л.; Воскр. л., 1146 г.



714 Там же, 1146 г.



715 Само собою разумеется, что окончательно вопрос будет решен после того, как исследователи разложат на составные части текст Никоновской летописи.



716 СГГ п Д, т. I, № 36, 48. Дух. и дог. грам., 1950 г., стр. 53, 84.



717 «Временник Моск. об-ва истории и древностей росс.», т. X, стр. 68; В. Р. Зотов. О черниговских князьях но Любецкому синодику. «Лет. зап. археогр. ком.», СПб., 1893, стр. 148, 215.



718 Никон. л., 1379 г.



719 АЗР, т. I, № 50.



720 Там же, № 58.



721 Там же, № 192.



722 Ипат. л., 1147 г.



723 СГГ и Д, т. I, № 32. Дух. и дог. грам., 1950 г., № 10 и 11.



724 СГГ и Д, т. I, № 83. Дух. и дог. грам., 1950 г., стр. 285.



725 О с. Тешилове на правом берегу Оки см.: И. Семенов. Россия, т. II, стр. 429.



726 АИ, т. I, № 2. О с. Заячины в Моржовском стану см.: М. Любавский. Указ. соч., стр. 131 и карта. На карте Рязанской области 1940 г. обозначено сел. Зайчин к юго-зап. от г. Михайлова.



727 Местоположение Чур-Михайловых определено В. К. Кудряшовым («Половецкая степь», 1948, стр. 20).



728 Никон, л., 1389 г.



729 М. Погодин. Указ. соч., т. IV, стр. 255. Заметим, что на Суре есть поселение Уза (П. Семенов. Словарь, т. IV, Cypa).



730 П. Н. Третьяков. Восточно-славянские племена, 1948, стр. 173.



731 В 1187 г. Рязань еще была «черниговской епископьей» (Лавр. л.); о рязанском епископе Арсении см. там же под 1207 г.



732 См. грамоты Феогноста и Алексея в т. VI «Русск, историч. библиотеки» (памятники канонического права), № 18 и 19, и в «Актах исторических», т. I; см. в Никон, л., 1389 г., «Хождение Пимена» и отрывок из «сказки козловского попа» в «Рязанских достопамятностях», Рязань, 1882.

Эти данные интересны и с другой точки зрения. Они показывают, что южнорусская территория, простиравшаяся на юго-восток от Орла и Курска к Дону и к Волге, не была полностью брошена населением в XII–XIV вв. что оставались островки оседлого населения. Приведенные данные памятников канонического права подтверждаются указанием Никоновской летописи под 1389 г. на елецкого князя Юрия, который «с бояры своими и со многими людми» выехал встречать Пимена к Дону. Выше мы говорили, что, судя по родословным, Елец на Сосне в XIII в. мог принадлежать к Черниговскому княжеству, а в конце XIV в. находился в зависимости от Рязанского. Юрий исполнял (в 1389 г.) повеление Олега Ивановича Рязанского. Таким образом, в конце XIV в. еще существовало Елецкое княжество, пострадавшее в 1415 г., когда татары воевали по Задонью (Никон, л.). Напомним также, что из слов Вильгельма де Рубрука можно заключить, что в районе среднего течения Дона было татарское и русское оседлое население (см. Рубрук в перев. А. И. Малеина, 1911, стр. 87–88).



733 См. Ипат. л., 1152 г.



734 Ср. также текст, изданный А. Я. Гаркави, «Древнейшее арабское известие о Киеве». «Тр. III археол. съезда…», ч. I.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх