ГЛАВА 24

Телеграмма Государя для своего брата Великого князя Михаила Александровича. Встреча Государя на станции Могилев. Отречение от престола Великого князя Михаила Александровича. Свидание вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны с сыном. Прощание Императора со своим штабом. Приезд генерала Корнилова в Царское Село и арест Царской Семьи. Прибытие государева поезда в Царское Село: «Открыть ворота бывшему Царю!» Выписка из журнала заседений Временного правительства №10 от 7-го марта 1917 года. Жизнь Царской Семьи в заточении во дворце Царского Села. Оскорбления и унижения, которые пришлось вынести Государю и его Семье. Арест А. Вырубовой и Л. Ден. Письмо Государыни Лили Ден. Кремация останков Г. Распутина в лесу. Праздник Св. Пасхи в Царском Селе. Гражданские похороны «товарищей» в парке Царского Села. Случаи низкого поведения солдат, причинившие страдания Царским детям. Отношение солдат к Государю и его Семье начинает меняться в лучшую сторону. Душевные страдания Государ Керенский привез весть о вывозе Императорской Семьи. Последний день перед отъездом и томительное ожидание. Автомобиль с Царской Семьей покидает навсегда Царское Село.


После ухода Гучкова и Шульгина, государева свита собралась в столовой пить запоздалый чай. Настроение у всех было подавленное. Как будто покойник находился где-то рядом. Все жалели Императора, который был один в своем купе.

Глубокой ночью императорский поезд направился к Могилеву. Перед отходом поезда Государь передал Воейкову телеграмму для своего брата Михаила Александровича:581

«Его Императорскому Величеству МИХАИЛУ. Петроград.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине.

НИКА»

Когда телеграмма была передана, Воейков, по повелению Государя, пришел к нему в купе. Там светила только одна лампада перед образом. Император встал, обнял Воейкова и разрыдалс Его нервы не выдержали.

В свой дневник Государь в ту ночь записал:

«В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом ИЗМЕНА, ТРУСОСТЬ И ОБМАН».

Поезд Государя направился в Могилев. О встрече там отрекшегося Императора подробно написано в книге полковника Сергеевского.582 Полковник пишет, что 3-го марта (ст.ст.), около 7 часов вечера в Ставке пришло распоряжение от генерала Алексеева, чтобы на платформу станции Могилева немедленно собрались все генералы и штаб-офицеры для встречи Государ

Машины должны были делать по два рейса, чтобы перевезти к вокзалу всех офицеров, желающих встретить Императора.

Когда полковник Сергеевский подъехал к станции Могилева, то императорский поезд уже стоял на путях, а на платформе находились, вытянувшись в бесконечной шеренге, офицеры. Государь был еще в поезде, куда вошел генерал Алексеев.

Полковник Сергеевский скорее побежал на левый фланг, чтобы занять там место. Когда он поровнялся с вагоном Императора, то остановилс Этот вагон легко было отличить от других тем, что у его дверей стояли два часовых казака его Величества Конвоя, с обнаженными шашками, а к ступеням вагона вела красная суконная дорожка.

В этот момент дверь вагона отворилась и показался Император. За ним шел генерал Алексеев. Государь был одет в форму своего Конво

Полковник Сергеевский заметил, что Император как-то неестественно улыбался, когда к нему подошли Великие князья Сергей Михайлович и Борис Владимирович. Сергеевский видел, что Государь старался быть веселым и беззаботным. Он поцеловался с Великими князьями и стал им что-то говорить. Но когда Великие князья расступились, и перед Императором представилась вся платформа, покрытая офицерским составом, Государь перестал улыбатьс Он быстро поправил на голове папаху, и, приложив к ней руку, направился к правому флангу, где стояли иностранные представители и генералы. Государь не ожидал, что его будет встречать такое множество офицеров.

Полковник Сергеевский побежал к левому флангу и занял там место одним из последних. Расстояние до правого фланга было таким далеким, что Сергеевский не мог видеть, что там делаетс По шеренге передали команду, чтобы все сняли перчатку, так как Государь подает руку каждому. Рука Сергеевского, приложенная к козырьку фуражки без перчатки, стала мерзнуть.

Наконец, полковник увидел Императора. Государь шел медленно, подавая руку каждому офицеру. По лицу Императора текли слезы. Они замерзли у него на усах и бороде.

Вот Император подходит к Сергеевскому, подает ему руку и крепко ее жмет. Он жмет руку дольше обычного, как бы прощается навеки.

Когда Государь увидел, что на левом фланге осталось только два офицера, он закрыл левой рукой свой глаз, а правую протянул для пожати Эти двое офицеров бросились к Государю и стали жать его руку.

Потом Император закрыл обеими руками свое лицо и скорыми шагами направился к вагону. Его плечи вздрагивали от рыданий. Не останавливаясь, Государь быстро вошел в свой вагон, а за ним поднялся генерал Алексеев.


3-го марта (ст.ст.) состоялось отречение от Российского престола нового Императора Михаила.

По получении Временным правительством из рук Гучкова и Шульгина акта об отречении Государя Императора Николая II, самозванное правительство устроило продолжительное совещание, после которого все члены его во главе с князем Львовым, отправились к новому Импертору. Подробности об этом имеются в книге Воейкова.583

Михаил Александрович после разговора с прибывшими членами правительства, выразил желание побеседовать с Родзянко и князем Львовым.

Удалившись с названными лицами в соседнюю комнату, он вскоре вышел и сказал, что не считает для себя возможным принять престол без одобрения народа.

Все выслушали это молча. Тогда Керенский, лицемеря, произнес следующие слова:

«Ваше Высочество, Ваш поступок оценит истори… ибо он дышит благородством. Он высоко патриотичен и обнаруживает великую любовь к Родине».

Последний Российский Император Михаил подписал акт об отречении от престола, где говорилось:

»… принял я твердое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые законы Государства Российского…»

Великий князь Михаил Александрович думал о законном Учредительном собрании, которое и решит форму будущего правления России. Но он глубоко ошибалс Революционеры не имели своей целью говорить людям о демократии и о созыве Учредительного собрани Они преподнесли наивным массам российского народа свое учение - коммунизм, целью которого являлось закабаление крестьянства и всего населения, уничтожение десятков миллионов людей, отнятие веры в Бога у народа и полное разрушение Державы Российской…

4-го марта Государь пошел в штаб, чтобы проститься с генералом Алексеевым и принять от него последний доклад. В этот же день прибыла из Киева мать Императора, Императрица Мария Феодоровна. Приехала она вместе с Великим князем Александром Михайловичем.

Великий князь в своей книге об этом последнем свидании матери с сыном пишет:584

«Через минуту к станции подъхал автомобиль Никки. Он медленно прошел по платформе, поздоровался с двумя казаками конвоя, стоявшими у входа в вагон его матери, и вошел. Он был бледен… Государь оставался наедине с матерью в течение двух часов. Вдовствующая Императрица никогда мне потом не рассказала, о чем они говорили. Когда меня вызвали к ним, Мария Феодоровна сидела и плакала навзрыд, он же неподвижно стоял… Мы обнялись. Я не знал, что ему сказать. Его спокойствие свидетельствовало о том, что он твердо верил в правильность принятого им решения, хотя и упрекал своего брата Михаила Александровича за то, что он своим отречением оставил Россию без Императора… После неловкой паузы, он стал объяснять причины своего решени Главные из них были: 1. Желание избежать в России гражданского междоусоби 2. Желание удержать армию в стороне от политики для того, чтобы она могла продолжать делать общее с союзниками дело, и 3. Вера в то, что Временное правительство будет править Россией более успешно, чем он».

Полковник Сергеевский пишет,585 что Государь жил в Могилеве как бы прежней жизнью. К завтраку приезжала Царица-мать, а обедал он в материнском поезде. Государь послал новому правительству телеграмму, что отъезжает к Семье в Царское Село и будет пребывать там до выздоровления детей, а потом желает переехать всей Семьей в Англию и жить там до окончания войны, после которой намерен поселиться с Семьей в «лично ему принадлежащем имении Ливадии».

В Могилев стали поступать сведения о царившем в Петрограде хаосе - там действовал Совет Робочих и Солдатских депутатов. Еще гениальный П.А. Столыпин своим пророческим взором видел, что может принести этот Совет России. В своей речи, произнесенной в 1910 году в Государственной Думе, Петр Аркадьевич сказал:586

«Если бы нашелся безумец, который в настоящее время одним взмахом пера осуществил бы политические свободы России, то завтра же в Петербурге заседал бы совет рабочих депутатов, который через полгода своего существования вверг бы Россию в геенну огненную».

Последнее прощание Государя Императора со своим штабом описывает Великий князь Александр Михайловч:587

»… Входит Никки, спокойный, сдержанный, с чем-то похожим на улыбку на губах. Он благодарит свой штаб и просит всех продолжать работу «с прежним усердием и жертвенностью». Он просит всех забыть вражду, служить верой и правдой России и вести нашу армию к победе. Потом он произносит свои прощальные слова, короткими военными фразами, избегая патетических слов. Его скромность производит на присутствующих громадное впечатление. Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали… Старые генералы плачут…»

Адмирал Бубнов об этом страшном моменте русской истории говорит:588

«Кончился многовековый период русской истории, во время которого Романовы создали Великую Русскую Империю; и в этот Ьо гроба незабываемый час все мы поняли безмерную глубину горя последнего из них, невольно способствовавшего гибели любимой им России, ибо над ним тяготел неумолимый рок…»

На следующий день генерал Алексеев предложил всем присягнуть Временному правительству.

О своих переживаниях в этот день пишет Великий князь Александр Михайлович:589

«Мы стоим за генералом Алексеевым. Я не знаю, как чувствуют себя остальные, но лично не могу понять, как можно давать клятву верности группе интригантов, которые только что изменили данной присяге. Священник произносит слова, которые я не хочу слушать. Затем следует молебен. Впервые за триста четыре года существования Монархии, на молебне не упоминается имени Государ Мои мысли с Никки, который до окончания этой церемонии находится у себ Что-то он переживает в этот момент…»

На следующий день назначен отъезд Государя в Царское Село. При прощании он осыпает поцелуями лицо своей матери, потом оборачивается и обнимает Великого князя Александра Михайловича. Затем Император входит в свой салон-вагон. Члены Думы, которые прибыли в Ставку, чтобы конвоировать Государя и следить за его приближенными, пожимают руку генералу Алексееву.

Сопровождали Императора в этой последней поездке в Царское Село лица государевой свиты:590

Гофмаршал князь В.А. Долгоруков, начальник походной Канцелярии Свиты генерал-майор Нарышкин, флигель-адъютант герцог Лейхтенбергский и флигель-адъютант полковник Мордвинов.

При отходе царева поезда из Могилева, на вокзале собрался почти весь офицерский состав и много народу из местного населени Чувствовалось, что все глубоко сочувствуют отъезжавшему Императору. Когда поезд тронулся, все сняли головные уборы, а офицеры отдали честь. У многих были видны слезы и многие крестили отходящий поезд.

Государь стоял у широкого зеркального окна своего вагона. Он грустно кивал на прощание головой. Одет был Государь в простую защитного цвета рубаху с орденом Св. Георгия на груди.

Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна уже не могла сдерживать своих слез. Когда поезд с Государем скрылся, она громко рыдала.

Великий князь Александр Михайлович и его брат Сергей Михайлович обнялись. Они чувствовали, что расстаются навсегда. Сергей Михайлович через десять минут отправлялся в Петроград.

Перед отъездом из Могилева Государь Император обратился в письменном приказе в последний раз к своим войскам:

Приказ Императора 8-го марта 1917 г. к своим войскам:591

«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска.

После отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденстви Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.

Кто думает теперь о мире, кто желает его - тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестно нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагам.

Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».

Этот приказ, решением Временного правительства, никогда до сведения армии доведен не был.592

Отречение Императора от Российского престола оставило в народных массах неизмеримую пустоту. «Неисправимый акт совершился», - пишет Пьер Жильяр. Народ был предоставлен сам себе - покинутый и блуждающий в поисках чего-то, что могло бы возместить им то, что они потеряли. Но вокруг себя они видели только обман и ничтожных людей. Жильяр говорит, что не волна народных масс ниспровергла Монархию, а падение Монархии подняло такой громадный вал, который поглотил не только всю Россию, но грозил перекинуться и на соседние государства. Те устои, на которых держалась веками Россия, рухнули, и к этому была причастна Германи Немцы, помогая врагам России, послали туда в запломбированном вагоне лютого врага Монархии Ленина и его приспешников, предварительно снабдив их золотом…593


Вскоре после отречение Императора французский посол Морис Палеолог встретился с бывшим министром Иностранных дел С. Сазоновым. Как Палеолог и думал, зная глубокую религиозность Сазонова, последний видел в этом руку Божию. Он сказал Палеологу со слезами на глазах:594

«Мы заслужили наказание Божие. Но я не думал, что оно будет таким суровым… Господь не допустит уничтожения России… Очищенная Россия восстанет после этого испытани..

Вообразите, - уничтожить трехсотлетнюю Династию и огромную работу Петра Великого, Екатерины II и Александра I! Какая трагедия! Какое несчастье!» (пер. с. англ.)


Государыня Императрица не имела вестей от супруга целых три дня, и по словам Пьера Жильяра, очень волновалась.

Когда известие об отречении Императора достигло Царского Села, Императрица этому не поверила. И только после того, как пришел к ней Великий князь Павел Александрович и подтвердил, что Государь отрекся от престола, она поняла, что это так. Государыня была в отчаянии. Только ее громадное мужество помогло ей скрывать это от больных детей. Она не имела сил сказать об отречении Наследнику и попросила Пьера Жильяра сделать это.595

Жильяр в своей книге описывает, как он осторожно подготовил Цесаревича к этому фатальному известию. Когда Наследник понял, что его отец уже не Император, он очень взволновался, его личико покраснело и он, немного помолчав, спросил Жильяра:

«Но, однако, если не будет более императора, то кто же будет управлять Россией?»

Царственный мальчик ничего не спросил о себе, и эта его скромность поразила Пьера Жильяра.

Г-жа Ден, которая находилась в то время при Государыне, пишет,596 что Императрица 5-го марта повелела служить молебен перед чудотворной иконой Божией Матери Знамения, и эту икону пронесли по комнатам дворца. Аромат ладана и тихое пение хора, сопровождавшего крестный ход с чудотворной иконой, наполнили роскошные, но одинокие комнаты дворца. Казалось, что это последняя мольба к Богу Самой Царицы Небесной о даровании мира России…


К Государыне пришел генерал Корнилов и от имени Временного правительства объявил ей, что она и Император теперь находятся под арестом, а также и их приближенные, которые желают остаться с ними. Остальные же должны покинуть дворец к четырем часам дн

Известие об аресте Государыня приняла спокойно. Она была удовлетворена тем, что это сообщил ей генерал Корнилов, которого она и Государь уважали и считали доблестным воином и честным человеком.597

В четыре часа дня, когда закрыли ворота Александровского дворца, произошла смена караула. Сводный полк государственной охраны был сменен революционными частями.

Полковник Сводного полка Лазарев не выдержал и разрыдалс Он попросил разрешения у генерала Корнилова пойти проститься с Императрицей. Разрешение было дано. Со слезами на глазах, полковник Лазарев вынес из дворца знамя полка. Большинство офицеров и солдат полка также плакало.

В четыре часа, после смены частей охраны дворца, генерал Корнилов уехал и ворота дворца закрылись, замкнув там Царственных узников и их приближенных. Это произошло 8-го марта (ст. ст.).

Генерал Корнилов назначил полковника Кобылинского начальником Царскосельского гарнизона, а комендантом дворца был поставлен штабс-ротмистр Коцебу.

Генерал М.К. Дитерихс пишет, что Временное правительство хотело вывезти Царскую Семью за границу, но препятствием к этому было следующее: нежелание Государя оставлять Россию, болезнь детей и отрицательное отношение к отъезду Императора и его Семьи со стороны Совета Рабочих и Солдатских депутатов, где председателем был Чхеидзе, а его Товарищем - Керенский. Этот Совет стремился заключить Государя и Государыню в Петропавловскую или Шлиссельбургскую крепость. Тогда Временное правительство поспешило договориться с Советом и арестовало Императорскую Семью во дворце Царского Села…

Утром 9-го марта поезд с Государем прибыл на станцию Царского Села.598 Перед прибытием поезда, Император собрал всех и обратился к ним с прощальным словом. Он благодарил их за верную службу и просил подчиняться Временному правительству. Закончил свою речь Государь словами:

«До свидани.. Прощайте!»

Когда поезд остановился, Император вышел и быстро направился к выходу. С ним шел князь Долгоруков. Одет был Государь в черкеску казачьего пластунского батальона и папаху. На плечах его висел пурпурный башлык, на поясе был кавказский кинжал, а на груди - орден Св. Георги

На перроне встречал Императора новый начальник гарнизона полковник Кобылинский. Он впоследствии отмечал, что лица государевой свиты буквально посыпались на платформу и стали быстро разбегаться в разные стороны. Особенно некрасиво убегал, озираясь по сторонам, генерал-майор Нарышкин.

Государь шел быстро и не смотрел ни на кого. Он проследовал к своему автомобилю. С ним сел его верный друг гофмаршал князь Долгоруков. Во второй машине следовал за Императором полковник Кобылинский.

Перед воротами Александровского дворца собралась группа офицеров новой революционной охраны и взвод несшего в этот день охрану полка, с их командиром капитаном Аксютой. На всех были красные банты, а на некоторых и красные ленты через плечо.

Когда автомобиль Государя подъехал к воротам, то вышел вперед дежурный прапорщик Верин и громко скомандовал:

«Открыть ворота бывшему Царю!»

Ворота открылись, и, пропустив автомобили, закрылись снова. Император стал узником.

Когда Государь вышел из машины, то, поровнявшись с капитаном Аксютой, сказал:

«Здравствуйте».

И на это последовал ответ:

«Здравствуйте, господин полковник».

Император, испытав это первое унижение, ничего не сказал, только внимательно посмотрел на Аксюту, а потом поднялся на крыльцо дворца и прошел на половину детей, где ждала его Государын Они обнялись, поцеловались и на минуту застыли. Не было тогда произнесено между ними и слова. В эти первые мгновения Царская чета испытывала только радость, что нашла друг друга живыми. Обнявшись, молча, супруги прошли в комнату детей.

Когда Государь вышел, он спросил о флигель-адъютантах: герцоге Лейхтенбергском и полковнике Мордвинове, с которыми ехал вместе из Могилева. Граф Бенкердорф ответил Императору, что они не приехали и не приедут. Государь ничего не сказал. Вероятно, он в душе переживал. Он любил Мордвинова и доверял ему. Теперь же Мордвинов покинул своего Монарха.

Настоящим же фаворитом и любимцем как Императрицы, так и Императора был флигель-адъютант Саблин. Он также скрылся: после переворота в Петрограде он не явился ни в свою воинскую часть, ни во дворец.

Начальник конвоя граф Граббе тоже покинул Государ Он тайно скрылся, бежал не только от Царской Семьи, но и от своей службы.599

С Царственными узниками во дворце остались:

Обер-гофмейстерина Е.А. Нарышкина, фрейлина А.В. Гендрикова, фрейлина баронесса С.К. Буксгевден, гоф-лектриса Е.А. Шнейдер, гофмаршал князь В.А. Долгоруков, обер-гофмаршал граф Бенкендорф, граф Апраксин, лейб-медик Е.С. Боткин, доктор В.Н. Деревенько и воспитатель Наследника Пьер Жильяр.

Кроме этих лиц во дворце жили А.А. Вырубова и мадам Лили Ден.

Граф Апраксин не выдержал заключения и через несколько дней подал заявление с просьбой, чтобы его выпустили. А. Вырубова и Л. Ден были арестованы по приказу Керенского и увезены из дворца. В мае месяце тяжело заболела пожилая Е.А. Нарышкина и ее отправили в госпиталь. Верный Царской Семье граф Бенкедорф был вынужден покинуть Семью по причине серьезной болезни жены. Вместо него к Государю прибыл генерал Илья Леонидович Татищев, который не принадлежал к государевой свите, но был безгранично предан Императору.

Лили Ден в то время еще оставалась во дворце. Она вспоминает свое первое впечатление, когда увидела Государ600 Она пишет, что услышала шаги его, когда он шел к детской комнате. Но это были не шаги того уверенного Монарха, каким он был раньше. Это шел усталый и измученный физически и душевно человек.

Император вошел в комнату. Лили Ден посмотрела на него и встретила страдающий и утомленный взгляд его глаз. Он очень изменился: лицо его приняло серый оттенок и было покрыто морщинками. Волосы на висках поседели. Государь выглядел пожилым человеком.

Видя, какое впечатление он произвел на г-жу Ден, Император грустно улыбнулс Вошла Государын Государь попытался начать разговор, но это ему плохо удавалось. Он сказал:

«Я, пожалуй, пойду погулять, прогулка всегда помогает мне». (пер. с англ.)

Он вышел в сад и быстрыми шагами направился к главной аллее парка, но внезапно откуда-то появился солдат и преградил ему дорогу. Император нервно поднял руку, но повиновался и повернул обратно.

В тот первый день Государь и Государыня обедали одни и вечер провели только вдвоем.

Императрица потом рассказывала Лили Ден, что когда они пошли в ее будуар, то Государь потерял контроль над собой и стал горько рыдать. Императрице было очень трудно его успокоить. Она говорила ему, что для нее муж и отец важнее, чем Император, трон которого она разделяла.

На следующий день, наблюдая разнузданность солдат охраны и их неряшливый вид, Государь сказал Лили Ден:601

«Вероятно, все идет к концу в России, так как без закона, повиновения и уважения - Империя существовать не может».

Когда Государыня спросила супруга о последних его днях в Ставке, Император ответил:

«Некоторые моменты там были очень тяжелыми. Моя мать ехала со мной по городу, который был повсюду украшен красными флагами и красной материей. Моя бедная мать не могла смотреть на эти флаги… но их вид меня не волновал. Все это казалось мне глупым и бесполезным. Поведение же толпы было удивительным контрастом с этой революционной выставкой: люди становились на колени, как это бывало раньше, когда проезжал наш автомобиль».

«Мне было трудно проститься с Воейковым, Ниловым и Фредериксом. Они не хотели меня покидать…»

Далее Император рассказал, как на платформе станции Могилева, когда он уезжал, стояло несколько девочек. Они старались привлечь его внимание. Он подошел к окну. Тогда девочки стали просить написать для них что-нибудь. Государь написал на бумаге свое имя и передал им. Но дети продолжали стоять на платформе. Глубоко растроганный этими воспоминаниями, Император сказал:

«Они благословили меня, эти бедные девочки. Я надеюсь, что их чистое благословение принесет нам счастье».

О генерале Рузском Государь сказал следующее:

«Генерал Рузский был первым, которй поднял вопрос о моем отречении от трона. Он поднялся на поезд во время моего следования и вошел в мой вагон-салон без доклада».

Император, как пишет Лили Ден, все время беспокоился о том, что его отречение и волнения в стране могут пагубно отразиться на готовящемся наступлении на фронте…


Кто же осмелился дать распоряжение, чтобы арестовать Царскую Семью и содержать ее под стражей во дворце Царского Села? Этот вопрос возникал, вероятно, у многих.

В книге М.П. Никулиной и К.К. Белокурова «Последние дни Романовых» приводится выписка из журнала заседаний Временного правительства №10 от 7го марта 1917 года.602 Там сказано, что в заседании участвовали:

министр-председатель кн. Г.Е. Львов, министры: военный и морской А.И. Гучков, иностранных дел - П.Н. Милюков, путей сообщения - Н.В. Некрасов, финансов - М.И. Терещенко, обер-прокурор Святейшего Синода - В.Н. Львов и товарищ министра внутренних дел - Д.М. Щепкин.

Присутствовал также государственный контролер И.В. Годнев. Это заседание постановило:

«Признать отрекшегося Императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося Императора в Царское Село».

В этой же выписке из журнала указаны и фамилии членов Государственной Думы, командированных в Могилев: А.А. Бубликов, В.М. Вершинин, С.Ф. Грибунин и С.А. Калинин.


Жизнь во дворце протекала монотонно. Государь читал ежедневные газеты, но грязь бульварной прессы удручала его. Однажды он показал г-же Ден газету, где были помещены фотографии министров нового Кабинета, и сказал с оттенком горечи в голосе:603

«Только посмотрите, Лили, посмотрите на этих людей… Их лица - это лица настоящего криминального типа. И меня просили утвердить этот Кабинет и согласиться на конституцию».

Лили Ден пишет, что ни Государь ни Государыня не хотели покидать Россию. Они думали, что долг каждого русского оставаться в России, поддерживать Россию и встречать опасность всем вместе.

Однажды небольшая заметка в газете вывела Императора из себя: в газете писали, что Совет Рабочих и Солдатских депутатов не выпустит Царскую Семью за границу по той причине, что Государь много знает. И если поезд отправится из Царского Села с Высокими узниками, их всех расстреляют.

Император был возмущен этой заметкой до глубины души. Он воскликнул:

«Животные! Как они смеют такое говорить!»

Унижения, которым подвергалась Царская Семья во время царскосельского заключения, продолжались. Один из таких возмутительных случаев описан в книге генерала Дитерихса.604

На второй или третий день после приезда Императора, когда Царственные дети были еще больны, к коменданту дворца явился офицер 2-го полка прапорщик Ерынич и потребовал от имени солдат следующее:

«Мы их должны сами видеть. А то они арестованы, а мы их не видим».

По поведению и словам Ерынича чувствовалось, что солдаты хотят причинить умышленное унижение Августейшим узникам.

Никакие благоразумные уговоры не действовали на Ерынича. Он продолжал упорно добиваться своего. Тогда было решено установить следующий порядок: во время смены караула, оба караульных офицера, уходящей и вступающей смены, идут к Государю и, в присутствии Императрицы, прощаются и здороваются с ним.

В тот день, когда охрана 2-го полка сменяла 1-ый полк, и Ерынич был очередным вступающим офицером, то Император подал руку, прощаясь с караульным офицером 1-ой смены, а затем протянул руку, чтобы поздороваться с Ерыничем. Тогда наглый прапорщик отступил назад и не пожал руки Государя, которая и осталась в воздухе. Император этого не ожидал. Изменившись в лице, со слезами на глазах, он положил руки на плечи Ерынича и тихо спросил:

«Голубчик, за что же?»

Опять, сделав шаг назад, Ерынич выпалил заранее приготовленную им фразу:

«Я из народа. Когда народ Вам протянул руку, Вы не приняли ее. Теперь я не подам Вам руки».

Если бы Государь спросил Ерынича - о какой протянутой народом руке он говорил, то, конечно, негодяй не смог бы дать ответа. Он знал, что его поступок пройдет безнаказанно, и хотел оскорбить и нанести моральный удар уже лежачему, низложенному Императору.

Выходка прапорщика Ерынича нашла себе полную поддержку в лице такого же негодяя - прапорщика Домодзянца. Этот Домодзянец вместе с Ерыничем подучили некоторых солдат 2-го полка не отвечать Государю, когда он здоровался с ними во время своих прогулок по парку дворца.

Один из подученных солдат так и поступил. Он не ответил на приветствие Императора. Государь, думая, что охранник не расслышал его слов, повторил опять:

«Здорово, стрелок».

Ответа опять не было. После такого злобного поведения солдат, комендант попросил Императора больше не приветствовать охрану во время прогулок.

В книге генерала Дитерихса описан еще случай дерзкого произвола революционеров.

К коменданту дворца явился какой-то неизвестный человек в форме полковника и назвал себя Масловским. Он предъявил коменданту бумагу, подписанную Чхеидзе. Там стояло требование Исполкома Совета Рабочих и Солдатских депутатов на доставку Императора в Петропавловскую крепость.

Полковник Кобылинский категорически этому воспротивилс Тогда Масловский стал угрожать оружием, но видя, что Кобылинский непоколебим и Императора ему не выдаст, Масловский направился к командиру 1-го полка Аксюте и потребовал, чтобы ему показали Государ Аксюта повел его и показал проходившего издали Императора. Масловский этим не удовлетворился и пошел в местный Совдеп, где стал агитировать среди охраны, но, к счастью, на этот раз наткнулся на более рассудительных солдат, которые сказали, что исполняют приказания только Временного правительства…


Керенский приезжал во дворец несколько раз. Первый раз он прибыл 21-го марта. Приехал Керенский в автомобиле Императора, и шофер был у него из государева гаража.605

Одет был он демонстративно неряшливо: в грязную, засаленную тужурку, надетую поверх черной на выпуск рубашки, без воротничка. В его манерах и жестах была заметна напускная развязность.

Вся Царская Семья собралась в комнатах Великих княжен. Войдя, Керенский представился:

«Я главный прокурор Керенский». и стал пожимать всем руки. Потом, обратись к Императрице, он сказал:

«Английская королева спрашивает известий относительно экс-императрицы».

Государыня покраснела. Ее еще никто так не называл. Но она ответила, что чувствует себя неплохо.

Потом Керенский сказал, что желает говорить с Императором наедине. Он пошел вперед, а Государь следовал за ним.

Это было большим ударом для Цесаревича. Он в первый раз увидел, что его отец слушается чьих-то приказаний.

Когда Керенский уехал, Государь рассказывал супруге, смеясь, что Керенский чувствовал себя неловко. Он смущался и не знал, как себя держать в присутствии Императора.

Через несколько дней Керенский опять приехал во дворец.606 На этот раз одет он был прилично: во френче и гетрах. На шее его виднелся воротничек, а на рукавах - манжеты.

Он потребовал к себе полковников Кобылинского и Коровиченко (новый комендант дворца, сменивший Коцебу), и приказал доложить о себе Государю. Император вышел и пригласил их в свой кабинет. Здесь Керенский объявил, что намерен произвести изъятие бумаг Государя и уполномачивает это сделать Коровиченко в присутствии Кобылинского.

Император, не возражая, подошел к стоящему в кабинете ящику и открыл его. Там находилось много аккуратно сложенных бумаг. Объясняя по порядку значение их, Государь взял одно письмо, лежавшее, вероятно, не на месте, и сказал:

«Это письмо частного характера».

Коровиченко порывисто выхватил из рук Императора письмо, думая, что там что-то важное.

Государь пытался объяснить ему:

«Нет, позвольте».

Но Коровиченко письма не отдавал. Император возмутился и, махнув рукой, сказал:

«Ну, в таком случае я не нужен. Я иду гулять», - и вышел из кабинета.

Коровиченко долго рылся в ящике. Он забрал почти все бумаги и доставил их Керенскому в Петроград. Керенский надеялся найти там документы, доказывающие связь Императора и Императрицы с кайзером Вильгельмом, но никаких компрометирующих писем он там не нашел. Была одна зашифрованная телеграмма Государя к супруге. Долго бились над ней чиновники Временного правительства, и когда разгадали шифр, то оказалось там три слова:

«Целую крепко, здоров».

Пока разбиралась переписка и расшифровывалась эта телеграмма, Керенский решил принять некоторые меры «предосторожности». Он задумал отделить Государя от остальной Семьи. По его приказу, Император должен был жить на своей половине дворца, и видеться с Государыней и детьми только во время общего обеда и за вечерним чаем. Причем, разговаривать они могли только по-русски и в присутствии дежурного офицера.

Это очень возмутило Императрицу и она сказала Пьеру Жильяру:

«Так низко поступать с Государем после того, как он пожертвовал собой и отказался от престола, чтобы избежать гражданской войны… Как это скверно, как это мелочно! Император не хотел, чтобы из-за него пролилась кровь хотя бы одного русского. Он всегда был готов от всего отказаться, если бы был уверен, что это будет ко благу России… Да, надо перенести и эту горькую обиду!»

Ознакомившись с содержанием бумаг и убедившись в невиновности Государя и Государыни, Керенский через три дня отменил свое приказание об отделении Императора от Семьи. Он также изменил свое отношение к Царственным узникам и стал держать себя с ними вежливо и почтительно.

Переносить обиды со стороны охраны приходилось Императорской Семье каждый день, и каждый день приносил новое переживание.

Г-жа Ден пишет,607 что когда Государь гулял по парку, он возвращался во дворец глубоко огорченным. Причиной были различные неуважительные эпитеты, которые слышал Император со стороны солдат.

Как-то Государыня сказала Лили Ден:

«Можете ли вы представить, что значит для Императора сознавать, что он оторван от активной жизни?»

Еще г-жа Ден пишет о том, что ни Государь, ни Государыня не имели никаких других предчувствий относительно себя, но они очень страдали, видя, что творится в России.

Вскоре Лили Ден и Анна Вырубова по приказу Керенского были арестованы и увезены из Александровского дворца. Императрица тяжело переживала, расставаясь с А. Вырубовой и Л. Ден.

При отъезде из дворца А. Вырубова допустила оплошность. Она захватила с собой некоторые письма Государыни и Распутина и две его фотографии.

Г-жа Ден, узнав об этом, взяла эти бумаги и, разорвав их на мелкие кусочки, спустила все это в раковину туалетной комнаты. А. Вырубова стала протестовать, но Лили Ден ей ответила, что письма Распутина могут принести вред Императрице, а также и ей самой - Вырубовой.

Г-жа Ден говорила:

»… опасно оставлять что-то, что касается ее Величества или Распутина. Самое плохое может быть построено на невинных оборотах речи… вы, конечно, не хотите повредить Императрице!»

Интересный материал о царскосельском заключении имеется в книге фрейлины Государыни баронессы Софии Буксгевден, которая находилась в Александровском дворце вместе с Царской Семьей во время их пребывания там.

София Буксгевден пишет,608 что двери, ведущие из покоев Государыни на балкон, по приказанию стражи, были заколочены, и Императрица не имела возможности выходить туда и дышать свежим воздухом. Ее возили по комнатам дворца и в парк в кресле. Охрана это видела, а также обращала внимание и на печальное выражение лица Государыни. Это очень раздражало солдат. Они ругали слуг, которые везли Императрицу. Однажды они увидели, что ее кресло ведет матрос Нагорный. Они стали оскорблять его, укоряя, что он служит «жене тирана», и послали ему несколько писем, где говорилось, что если он будет продолжать это делать, то они убют его.

Бывало, что когда Царская Семья собиралась на прогулку, то нарочно задерживали ключ от выходных дверей, и Царственным узникам приходилось стоять и ждать. Однажды такой ключ «не был найден», и Царской Семье пришлось вернуться в свои комнаты.

Как-то раз, в начале заключения, Государь взял свой велосипед и поехал по дорожке парка. Когда же он поровнялся с часовым, то тот, чтобы «позабавиться», воткнул свой штык в колесо велосипеда Императора.609

Государь чуть не упал, и только благодаря своей ловкости избежал ранени Другие солдаты, которые видели это безобразие, захохотали.

После этого возмутительного случая уже никто из членов Царской Семьи не брал с собой велосипеда.

Когда Государыня сидела в саду со своим рукоделием, то солдаты старались подсесть к ней поближе, чтобы слышать - о чем она говорит. Разговаривать разрешалось только по-русски. Очи часто курили свой гадкий табак прямо в лицо Императрице и обменивались непристойными шутками и смотрели - какое это произведет на нее впечатление.

Один из солдат стражи как-то вступил в разговор с Государыней. Он стал упрекать ее в том, что она не ездила по России и не старалась сближаться с народом. Царица ответила, что в ранние годы она нянчила сама своих пятерых детей и не имела времени, чтобы разъезжать по стране, но потом она стала болеть и уже не могла путешествовать.

Солдат, после такого объяснения Государыни, стал с ней более любезным и начал расспрашивать ее о жизни в Германии и о ее семье там.

Императрица сказала, что была рождена немкой, но что ее муж и дети - русские, и она тоже стала русской всем своим сердцем.

Об отношении стражи к Царским детям, София Буксгевден пишет, что, как правило, солдаты относились к ним лучше, чем к их родителям. На Цесаревича Алексея солдаты смотрели с добротой и называли его «Алексей».

Газеты того времени были полны всякой клеветой в отношении Государя и Государыни и пестрели карикатурами на них.610 Прислуга дворца старалась прятать эти газеты, чтобы их не видела Августейшая чета. То же делали и некоторые офицеры стражи, но солдаты нарочно подкладывали такие газеты Императору с супругой, и следили - какое впечатление на них это произведет.

Баронесса Буксгевден пишет, что Императрица поручила свою Семью милости Божией, зная, что человеческой помощи ждать неоткуда. Она постоянно молилась, и в общении с Богом находила удивительное успокоение и мужество, и это Императрица сохранила до конца своих дней.

Если же приходили на имя Государя короткие письма с теплыми словами, или с вложенной туда иконкой, то это очень подкрепляло Царскую чету. После получения такого маленького теплого письма, Государыня находилась в веселом настроении целый день.

В июне месяце 1917 года Государыня послала письмо Лили Ден, которая теперь уже находилась в Петрограде.

В этом письме Императрица называет себя дочерью солдата и женой солдата:

»… Сердце дочери солдата и жены ужасно страдает видя, что происходит. Оно не может к этому привыкнуть и не желает этого. Они были такими героями, и как теперь они испорчены и в такое время, когда необходимо начать бороться с врагом (немцами)…

Сегодня будет богослужение в 12 часов дн Анастасии сегодня исполняется 16 лет, - как время летит… Я вспоминаю прошедшее. Надо на все посмотреть спокойнее. Что можно сделать? Если Он послал нам такое испытание, вероятно, Он знает, что мы для этого готовы. Это своего рода экзамен, и надо верить, что мы не пройдем через это испытание напрасно. Можно найти во всем что-то хорошее и полезное. Какие бы страдания нам ни предстояли - пусть так и будет. Он даст нам силы и терпение и не оставит нас. Он милостив. Только надо преклониться перед Его Волей без ропота… Я твердо уверена, что плохое пройдет, и что будет чистое и безоблачное небо. Но шторм еще не прошел, и это тяжело - но я знаю, что потом будет лучше. Надо только иметь немного терпения - и разве это тяжело? За каждый день, который проходит тихо, я благодарю Бога…»

Далее София Буксгевден пишет, что Императрица все время думала о политическом положении в России и стала понимать, что она и Император иногда доверяли людям, которые не соответствовали своему назначению. Это доставляло Государыне добавочные страдани Она думала о министрах, которые давали пагубные советы Императору. Но Царица была уверена, что несчастья преследуют ее супруга и также и ее, и она верила в то, что она и Государь являются жертвами искупления за те ошибки и грехи, которые были допущены правителями в России в предыдущие царствовани Относительно же Цесаревича Алексея Императрица твердо верила, что его царствование будет блестящим.


В марте месяце произошло омерзительное событие: из могилы, которая находилась недалеко от Александровского парка, было выкопано тело Григория Распутина и увезено для сожжени

В книге Мориса Палеолога имеется описание этого отвратительного дела.611

Ночью гроб с телом Распутина был выкопан из могилы и увезен в лес, находящийся в пятнадцати верстах от Петрограда на север. Солдаты, которые привезли гроб, собрали в лесу много дров для костра. Гроб открыли, но, по причине сильного разложения тела, его руками не касались, а вывалили на землю при помощи палок, а потом втащили на груду дров. Затем тело и дрова полили бензином и подожгли. Эта кремация продолжалась до рассвета. К месту сожжения трупа собралось много крестьян. Их превлек сюда смрад, разнесшийся по окрестностям. Крестьяне стояли молча и смотрели на это жуткое зрелище.

Когда труп был уничтожен огнем, солдаты собрали золу и захоронили ее под снегом, там же, в лесу.

Игумен Серафим об этом безобразии пишет:612

«Привезенный бензин, не толпой, а людьми, ехавшими на автомобиле, свидетельствует о том, что это сделано по распоряжению того, кто послал автомобиль, т.е. людьми, стоявшими у власти. Но и на жом злоба людей не остановилась. Об этом печатается во всех газетах с прибавлением непристойных иллюстраций и клеветнических выпадов по адресу Царской Семьи, и газеты эти, подчеркнутые красным карандашом, были преподнесены Государю».

На Страстной неделе во дворце каждый день шли божественные службы.613 Но священнику не позволялось разговаривать с Царской Семьей.

Во время одной из таких Литургий, когда батюшка вышел со Святыми Дарами и должен был помянуть Временное правительство, он ничего не произнес, и молча, со слезами на глазах, повернулся к алтарю и унес Святые Дары.

В Великую пятницу, когда вся Царская Семья собиралась исповедоваться, случилость так, что София Буксгевден пошла первой к исповеди. Но к ее изумлению, за ней последовал солдат. Она была возмущена до глубины души и стала объяснять солдату - что представляет собой таинство исповеди, и что кроме священника и исповедника там никто другой присутствовать не может.

Фрейлина Буксгевден пишет, что охранник, громко ругаясь, пошел за офицером, и тот, явившись, и поняв, в чем дело, увел солдата из комнаты.

Царственные узники знали, что они окружены враждебно настроенными воинскими частями. Отдельные отряды солдат Царского Села раз или два в день проходили перед воротами Александровского дворца. И здесь они останавливались и играли или Марсельезу, или похоронный марш. Это делалось нарочно - чтобы усугубить и без того нелегкую жизнь Царской Семьи.

В Страстной четверг, когда служится особая Литургия в память Тайной Вечери Господа нашего Иисуса Христа, в парке дворца солдаты устроили похороны своих убитых товарищей.

Голос священника, который совершал Божественную Литургию во дворце, заглушался звуками Марсельезы и Интернационала, которые играл духовой оркестр, сопровождая гражданские похороны.

Сначала могилы хотели копать у самых окон дворца, но потом, когда оказалось, что там нет достаточно места, могилы выкопали на широкой аллее, ведущей ко дворцу. Там собрались тысячи рабочих и солдат, которые, держа в руках красные плакаты и транспаранты с коммунистическими лозунгами, медленно двигались по дорожкам парка.

Об этих похоронах упоминается и в книге Лили Ден, которая тогда еще жила в Александровском дворце. Она пишет:614

«Это были красные похороны - гробы были покрыты красным… и красные флаги везде. На расстоянии казалось, что эта процессия - не что иное, как река крови, которая текла медленно через парк. Все было красным и белым, и суеверные, видя это, могли предположить, что скоро польется рекой невинная кровь…» (пер. с англ.)

У открытых гробов произносились зажигательные речи. Ясно было всем, что эти показательные похороны задуманы для того, чтобы доставить новую боль Царственным мученикам. По словам Софии Буксгевден, речи становились все более горячими и враждебными по отношению к Государю и его Семье. Толпа возростала и страсти разгорались. Когда стало ясным, что Царской Семье угрожает опасность, вмешался отряд охраны. Но в этот самый момент разбушевалась стихи Ветер перешел в ураган. Небо почернело и разразилась страшная снежная бур Красные знамена и транспаранты стало рвать из рук толпы. Много красных полотнищ сорвало с палок и понесло по парку. Старые деревья грозно трещали и качались. Обломанные ветви носило по воздуху. Ораторам снег залепил глаза и слов их речей разобрать было невозможно. Поток их «красноречий» прекратился и толпа стала разбегатьс Парк быстро опустел. У свежих могил, которые наскоро закидали кусками мерзлой земли, остались лишь лохмотья от красных полотнищ…


В книге Пьера Жильяра описано, как Императорская Семья встретила праздник Святой Пасхи в 1917 году.615

Вся Царская Семья причащалась Святых Таин Христовых в Великую субботу, а вечером, в 11 часов, все собрались для пасхальной Заутрени. Там присутствовал также и комендант дворца Коровиченко и три офицера из охраны.

Богослужение закончилось в два часа ночи и все направились в библиотеку для обмена поздравлениями.

Государь, как он всегда это делал, похристосовался со всеми, в том числе и с Коровиченко и с дежурным офицером. Эти оба революционера не могли скрыть своего волнения от внимания со стороны Императора. Потом все пошли в столовую и сели за стол. Их Величества заняли места друг против друга. Всего было там семнадцать человек, включая и двух офицеров. Отсутствовали только Великие княжны Ольга и Мария и Цесаревич Алексей. Пьер Жильяр пишет, что относительное оживление, которое наблюдалось до этого, постепенно стихло и разговор умолк. Особенно грустной была Императрица.

На четвертый день Пасхи, когда Царская Семья после обеда возвращалась с прогулки во дворец, дорогу Государю преградил часовой со словами:

«Полковник, нет прохода».

Тогда подошел офицер и Императора пропустили. Цесаревич видел это и сильно покраснел от обиды, нанесенной его отцу.

Пьер Жильяр говорит, что прогулки Царской Семьи совершались два раза в день: с 11 часов до 12 и после обеда - с 2.30 часов до 5.

Когда Царские узники шли гулять в парк, их окружали солдаты с ружьями и с примкнутыми к ним штыками. Они, с офицером во главе, следовали по пятам Императорской Семьи. Если Государь останавливался, чтобы поработать в парке, вокруг него располагались солдаты.

Когда Царская Семья выходила на прогулку, то у ограды парка собирался любопытный народ, чтобы посмотреть на Царственных узников.616 Обычно эта толпа вела себя спокойно, обмениваясь между собой впечатлениями. Но, однажды, когда Император начал рубить лед на пруду, толпа за решеткой ограды сильно возросла и оттуда стали раздаваться отдельные выкрики - угрозы по адресу Государ Среди людей появились шныряющие субъекты, которые перебегали от одной группы к другой, подстрекая их на безобрази Шум усиливался, и некоторые хулиганы полезли на ограду, стараясь перебраться через нее в парк.

Комендант дворца, боясь осложнений, попросил Императора уйти от пруда подальше в глубь парка.

Тогда Государь, не теряя спокойствия, повернулся к галдящей толпе и сказал:

«Я не боюсь их. Эти честные люди меня совсем не стесняют».

Однажды Наследник играл в парке со своим маленьким игрушечным ружьем. Группа солдат 2-го полка, подзадариваемая прапорщиками Ерыничем и Домодзянцем, и желая причинить неприятность Царской Семье, потребовала это ружье у Цесаревича Царственный мальчик положил ружье и пошел к матери, которая сидела в нескольких шагах от него, и начал плакать.

Видя все это, Пьер Жильяр попытался вмешаться,617 доказывая солдатам, что ружье игрушечное. Но сделать ничего было нельз Охранники ружье унесли.

Полковник Кобылинский, узнав о случившемся, выразил протест, и получил ружье обратно, но в разобранном виде. Он отдал его Наследнику, и просил его играть с ним только в комнатах дворца.

Еще один случай низкого поведения солдат охраны, причинивший страдания Царским детям, описан в книге генерала Дитерихса.618

Солдат, стоявший на часах в парке дворца, увидел там пасшихся прирученных диких козочек, которые принадлежали Великим княжнам и Цесаревичу. Солдат выстрелил и убил одну из коз и унес ее с собой. На следующий день, другой солдат убил вторую козу. Все это происходило на глазах Высоких узников…

Чтобы заниматься физическим трудом, а также чтобы иметь свежие овощи к столу, Царская Семья стала устраивать в парке огород. Пьер Жильяр в своем дневнике записал, что Государь с детьми и приближенными, снимали дерн и переносили его в место будущего огорода. Императорской Семье помогали слуги и некоторые из солдат. Чтобы поливать огород, воду возили в бочках. Все это дало хорошие результаты. К лету было собрано много овощей…

П. Жильяр пишет, что режим, в котором находилась Царская Семья, стал постепенно ухудшатьс Выдача дров на отопление комнат дворца была уменьшена и там становилось холодно. Императорской Семье пришлось думать и о топливе. Они обратились к страже и получили разрешение срезать сухие деревья в парке и рубить их на дрова.

Пьер Жильяр записал:619

»… Мы становимся хорошими дровосеками, и это дает нам большой запас дров на следующую зиму».

В книге генерала Дитерихса говорится, что во дворце были случаи кражи солдатами. К примеру, один солдат 2-го полка проник в коридор в взломал штыком сундук, принадлежавший Императрице.620 Он успел похитить несколько пледов. Хотел украсть и сапоги ее Величества, но не успел.

О том, что представляли из себя солдаты охраны Царской Семьи, генерал Дитерихс рассказывает:

«Грязный, немытый, непричесанный вид, небрежно одетая одежда, шныряние без толку из конца в конец, бесконечное лущение подсолнуха, валяние кучами по углам, под заборами и под деревьями…»

Постепенно отношение солдат охраны к Государю и его Семье начало меняться в лучшую сторону. Они видели простой образ жизни Императора и чувствовали его внимание к ним. Солдаты караула 1-го и 4-го полков, присмотревшись к Царской Семье, перестали следовать за ними по пятам, и даже начали вступать с ними в разговор. Сначала отдельные охранники попробовали заговорить с Государем и его Семьей, а потом и остальные стали собираться группами и разговоры принимали продолжительный и интересный характер. Беседовали с солдатами Император и Императрица, а из детей - чаще всего Великая княжна Мария Николаевна. Она любила поболтать с охранниками так, как она раньше это делала со слугами и крестьянами. Сами же солдаты, как пишет генерал Дитерихс, больше любили беседы с Государем. Среди офицерского состава появились и такие, которые испрашивали себе на память фотографии Государя, Государыни и их детей. И им не отказывали и давали со своими автографами.

Во время болезни Наследника некоторые солдаты хотели видеть его не из-за простого любопытства, а благодаря внутреннему доброму побуждению, которое стало воскресать в них…


Генерал Дитерихс пишет о душевных страданиях Императора. Он переживал измену почти всех его любимых чинов свиты. Но его личные переживания были ничто в сравнении с той болью, которую он испытывал за судьбу России.

Сначала Император хотел верить, что Временное правительство является действительным выразителем воли русского народа, но когда он начал узнавать из газет и от своих приближенных о настоящем положении в стране, его мучения за будущность России и народ стали невыносимыми.

Генерал Дитерихс говорит:621

«Он потерял возможность сдерживать себя, и окружающие стали замечать прорывавшиеся наружу сильное волнение и внутренний ужас, охватывавшие все его существо; сплошь да рядом, не будучи в силах сдерживать свои страдания, он начал делиться своими мыслями и чувствами с окружавшими его приближенными, чего раньше никогда не делал.

Первым доверенным в этом отношении явился князь Долгоруков. Прочтя полученные утром газеты и сведения, Государь уводил Долгорукова на утреннюю прогулку и, идя быстрыми шагами в отведенном для прогулок районе, делился с ним своими впечатлениями о текущих событиях…»

Страдая за Россию, Государь особенно мучился за армию. Он читал губительный приказ N1 и видел, какое разрушительное действие имел этот приказ на войска. На глазах Государя началось разложение его любимой армии, и он знал об участии здесь Германии. Но что больше всего ужасало Императора - это личное отношение к нему со стороны Англии и ее прессы. Теперь английские газеты подхватывали все гнусные сплетни и печатали их. Государь понял, что раньше, до его отречения, англичане молчали только потому, что чувствовали силу его монаршего авторитета. Но они и тогда поддерживали революционные стремления социалистов в России. Англия боялась все возрастающего могущества Российской Державы и стремилась к ее ослаблению. Коварные англичане не могли не знать о тех великих человеческих жертвах, которые принес российский народ во имя спасения союзников, т.е. Англии и Франции. Только ценою русской крови, пролитой безропотно за Царя, за Родину и за Веру Православную, союзники были спасены от разгрома в самом начале Великой войны.

Такое вопиюще-наблагодарное отношение Англии к России и лично к нему, низвергнутому Императору Российскому, глубоко ранило сердце Государ


Когда Керенский приехал во дворец еще в конце апреля 1917 года, доктор Боткин нашел удобную минуту и спросил его о возможности отправки Царской Семьи в Ливадию, где теплый климат способствовал бы восстановлению здоровья детей.

Керенский ответил доктору, что в настоящее время это осуществить невозможно.622

Об этом пишет и фрейлина Государыни София Буксгевден.623 Она говорит, что и Император просил Керенского отправить его с Семьей в Ливадию. Тогда Керенский уклончиво ответил, что ничего не имеет против Крыма, но что есть в глубине России поместья, расположенные далеко от заводов и больших городов, и что переезд туда Царской Семьи будет для их же пользы. Тогда же Керенский спросил Государя - верит ли он ему? Император ответил, что верит.

Несмотря на это, Царская Семья думала, что их перевезут в Ливадию. Особенно мечтала об этом Императрица. Она надеялась, что они останутся в Крыму навсегда, и что им будет дана там большая свобода, чем в Царском Селе; что мягкий климат пойдет им на пользу и они не будут там мерзнуть так, как мерзли в Александровском дворце.

Но вскоре радужные надежды Императорской Семьи оборвались. В начале августа во дворец приехал Керенский. Вид у него был официальный и конспиративный. Все поняли, что он приехал с какой-то важной целью.

Керенский вызвал к себе полковника Кобылинского и прапорщика Ефимова, и объявил им под секретом, что по постановлению Совета министров, вся Царская Семья будет вывезена из Царского Села. Но куда - Керенский не сказал.

Генерал Дитерихс пишет,624 что разговор в этот день Керенского с Государем и Государыней произвел на Царственную чету впечатление какой-то недоговоренности. Во время беседы Керенский был очень смущен и старался подчеркнуть свою личную почтительность. Императору с супругой тогда показалось, что их переезд куда-то в неизвестность диктуется не столько их личной безопасностью, сколько как бы отправкой в ссылку.

Генерал Дитерихс говорит следующее:

«В сущности вопрос о том, какие в действительности причины понудили тогдашний состав Временного правительства принять решение о вывозе Царской Семьи в Тобольск, до сих пор следует считать открытым. Одно можно сказать с достаточной степенью убеждения, что меньше всего в этом решении могли играть роль причины, вытекавшие из интересов самой Семьи, и из стремления гуманитарного характера, так как все последующее отношение Временного правительства к Семье, в период ее содержания в Тобольске, служит лишь подтверждением для обратных выводов (лишение Семьи средств на содержание, оставление охраны без положенного содержания; обыски в Семье…)»

Следователь Н. Соколов, который допрашивал в Париже князя Львова, А.Ф. Керенского и П.Н. Милюкова в 1920 и в 1922 гг., сделал заключение,625 что мотивом перевоза Царской Семьи в Тобольск являлась ссылка Государя с Семьей туда, куда раньше ссылались другие - в холодную, далекую Сибирь.

Керенский несколько раз приезжал в Царское Село, но по-прежнему скрывал место назначения переезда Царственных узников. И только после настойчивых просьб полковника Кобылинского, Керенский сказал:

«Передайте, что надо побольше брать теплых вещей».

За два дня до намеченного отъезда Царской Семьи, Керенский вызвал полковника Кобылинского и приказал ему составить отряд охраны. Но назначать охранников, как это было раньше, полковник Кобылинский уже не мог по причине того, что разложение армии зашло слишком далеко. Боясь, что в состав охраны могут попасть недостойные лица, Кобылинский хотел выбрать сам на каждую роту по пять офицеров. Но этого ему не удалось - в состав охраны все же попали некоторые неподходящие элементы.

Когда полковник Кобылинский принес Царской Семье весть, что нужно брать с собой теплые вещи, всем стало ясно, что поездка предстоит куда-то вдаль, на север.

Генерал Дитерихс пишет, что в ту ночь все дети Царской четы горько плакали. Они чувствовали, что расстаются с Царским Селом навсегда. И жуть о неведомом, страшном грядущем, подкрадывалась в их невинные сердца. Особенно Императорские дети боялись за Августейшего отца, предчувствуя приближающийся кошмарный конец.

Государь с Государыней в тот вечер провели вдвоем у себя, тихо беседуя о чем-то. О чем? Никто никогда не узнает.

Гернал Дитерихс ясно представляет себе настроение Царственной четы в ту ночь:626

«Мы готовы все перенести, если это нужно для блага России», - говорили они… «Но эта ссылка… нужна ли она для блага России?»

И горячая, убежденная вера в волю Всевышнего Творца, вероятно, успокаивала их сердца, утоляла их страстную жажду блага любимой Родине ясным ответом… Значит, нужна!»

Керенский поручил некоему Макарову организовать детали поездки, но куда направлялась Царская Семья - никто ничего не знал.

По распоряжению Макарова сборы в дорогу производились секретно, так, чтобы об этом не узнали солдаты охраны.

12-го августа (30-го июля ст.ст.), в день рождения Цесаревича Алексея - ему исполнилось тринадцать лет, был отслужен молебен перед чудотворной иконой Божией Матери Знамения, которая была принесена во дворец.627 После молебна Царская чета обошла всех слуг дворца, которые не ехали с ними, поблагодарила их и попращалась.

Государыня пересмотрела все свои платья, и, отобрав часть из них, отправила эти посылки друзьям и беженцам, которые жили в городе Царского Села.

Генерал Дитерихс пишет, что когда Августейшая чета укладывала вещи, их главное внимание было обращено на то, чтобы взять все реликвии, относящиеся к Православной вере. «Все», - пишет генерал Дитерихс, - «до мельчайшего пузырька со святой водой, веточки, вывезенные из святого места, все было ими захвачено с собой в новое место заключени..» И все эти реликвии были впоследствии найдены Следственной комиссией в Ипатьевском доме после адского там злодеяни Эти предметы не представляли никакой ценности для палачей-изуверов, и они оставили их там нетронутыми.

Отъезд Царственных узников был назначен на 13-е августа.

Перед отъездом состоялось последнее свидание Императора с его братом, Великим князем Михаилом Александровичем.

Великого князя привез во дворец Керенский в 11.30 вечера.628 Он присутствовал при свидании братьев, но сидел в углу комнаты и старался не вслушиваться в слова Государя и Михаила Александровича. Разговора особенного между братьями не было. Они были так удручены разлукой, что могли только обменяться обычными фразами. Великий князь выразил желание видеть Императрицу, но Керенский этого не позволил.

Цесаревич Алексей хотел встретиться с «дядей Мими», но зная, что этого ему не позволят, притаился в соседней комнате и смотрел в дверную щель на Михаила Александровича.

Свидание Императора с братом продолжалось всего минут десять. Потом Великий князь уехал, и уехал навсегда. Они больше уже никогда не встретились.

Отъезд Царственных узников был назначен на полночь, и вся Царская Семья, уже готовая к путешествию, спустилась в полукруглый зал и там ждала. Они сидели там несколько часов. Их поднимали к отъезду каждые полчаса, а потом опять приходилось ждать. Багаж уже увезли, которого было много. Все двери во дворце были открыты настежь, и по комнатам все время ходили то туда, то сюда офицеры и солдаты. Государыня сидела рядом с детьми. Бедный мальчик, Цесаревич Алексей, зеленый от усталости, усевшись на ящик, держал свою любимую собачку «Джоя». Император все эти долгие часы стоял и разговаривал со своими приближенными. Он хотел их как-то ободрить. Раз или два Семья уходила в свои комнаты, чтобы немного отдохнуть, но тут же немедленно раздавался сигнал к отъезду, который оказывался ложным, и опять Царской Семье приходилось садиться и ждать, и ждать…

Такое промедление отъезда объяснялось тем, что Советы не хотели дать разрешение на отправку поезда Императорской Семьи, и Керенский прилагал все усилия, чтобы получить согласие от Советов.

Томление Царственных узников продолжалось свыше пяти часов. Наконец, около 6 часов утра появился Керенский и объявил, что разрешение на отъезд получено.

Автомобили были поданы к подъезду Александровского дворца. В первый сели Керенский с полковником Кобылинским, следом за ними - в одном автомобиле разместилась вся Царская Семь

София Буксгевден пишет, что в ту печальную ночь перед глазами Императрицы промелькнули ее годы в Царском Селе. Это были годы первой ее молодости и надежд, затем годы разочарований, внутренней борьбы, переживаний…

Государыня оставила для Софии Буксгевден несколько прощальных строк, где было написано:

«Что ожидает в будущем моих бедных детей? Мое сердце разрывается, думая о них…» (Пер. с англ.)

Лицо Императрицы, когда она покидала Александровский дворец, было пепельно-серым. Она оставляла свой дом навсегда.

На крыльце Царскую Семью провожали только граф Бенкендорф и фрейлина Буксгевден. Государыня ей писала потом, что в тот момент она чувствовала их полное одиночество, полную оставленность, когда увидела только две фигуры провожающих.

София Буксгевден говорит, что она и граф Бенкендорф находились тогда в таком тяжелом состоянии душевном, что не имели сил стоять, а должны были прислониться к стене, чтобы не упасть. Они даже не могли поднять рук для последнего прощального приветстви

София Буксгевден не ехала с Царской Семьей потому, что ложилась на операцию. Она присоединилась к ним позже. Граф Бенкендорф принужден был остаться по состоянию своего здоровья и болезни жены.

С Царственными узниками поехали в ссылку:

Графиня Гендрикова, г-жа Шнейдер, князь Долгоруков и Пьер Жильяр.

К ним у поезда присоединился генерал Татищев.

Автомобиль с Царской Семьей подъехал к платформе Варшавской железной дороги.629 Там их ждал поезд. На перроне никого провожающих не было, кроме Керенского. Он дал знак рукой, и поезд медленно двинулся в неизвестность. Было без десяти минут шесть часов утра 14-го августа 1917 года.

Примечания:



5

В девятнадцатом веке разница между старым стилем и новым составляла 12 дней



6

Геогий Александрович скончался от туберкулеза в Абастумане в августе 1899 года в возрасте 28 лет. Он построил там на свои личные средства храм, который был расписан знаменитым художником М.В. Нестеровым.



58

С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II», с. 379.



59

The Secret Letters of the Last Tsar, с 227



60

С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II», с. 383.



61

Serge Sazonov «Fateful Years», 1909-1916, The Reminiscences,. Jonathan Cape, London, 1928, сс. 277,278.



62

Перепечатано из журнала «Согласие» за сентябрь 1991 года, С.Ш.А.



581

Ген А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция 1914-1917», книга III, сс. 314,315.



582

Полковник Сергеевский «Отречение 1917», сс. 58-60.



583

В.Н. Воейков «С Царем и без Царя», сс. 149-151.



584

Вел. князь Александр Михайлович «Книга воспоминаний», сс. 279,280.



585

Полковник Сергеевский «Отречение 1917», сс. 73,74.



586

В.Н. Воейков «С Царем и без Царя», с. 147.



587

Вел. князь Александр Михайлович «Книга воспоминаний», сс. 281,282.



588

А. Бубнов «В Царской Ставке», с. 315.



589

Вел. князь Александр Михайлович «Книга воспоминаний», сс. 282,283.



590

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале». Типография Военной Академии, Владивосток, 1922. Перепечат. Н. Сахновским, часть II, сс. 159,161.



591

Там же,с. 154.



592

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», с. 185.



593

Там же,сс. 173,181.



594

Maurice Paleologue «An Ambassador's memoirs», том III, сс. 265,266.



595

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 193-196.



596

Madame Lili Dehn «The real Tsaritsa», сс. 171,172.



597

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 132,134,135,158.



598

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 162-167.



599

Н Соколов «Убийство Царской Семьи», с 16.



600

Madame Lili Dehn «The real Tsaritsa», сс. 189-191.



601

Там же, сс. 193,194,198.

В своей книге Лили Ден пишет, что передает слова Императора и Императрицы очень точно, не делая никаких изменений.

Английский текст из книги Л. Ден дан в переводе Л. Миллер.



602

М.П. Никулина и К.К. Белокуров «Последние дня Романовых». Документы, материалы следствия, дневники, версии. Изд. Средне-Уральское книжное издательство, Ассоциация уральских издателей, 1991. Свердловск, с. 224.



603

Madame Lili Dehn «The real Tsaritsa», сс. 196,198,199.



604

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 174-178.



605

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 201-203.



606

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 187-190.



607

Madame Lili Dehn «The real Tsaritsa», сс. 201,205,219.



608

Baroness Sophie Buxhoeveden «The life and tragedy of Alexandra Feodorovna Empress of Russia», сс. 298-300.



609

Трудно поверить, что русский человек способен на такую гадость, но, к сожалению, это так. (Л.М )



610

Baroness Sophie Buxhoeveden «The life and tragedy of Alexandra Feodorovna Empress of Russia», сс. 288-293.



611

Maurice Paleologue «An Ambassador's memoirs», том III, с. 266.



612

Игумен Серафим «Православный Царь Мученик», с. 137.



613

Baroness Sophie Buxhoeveden «The life and tragedy of Alexandra Feodorovna Empress of Russia», сс. 294-296.



614

Madame Lili Dehn «The real Tsaritsa», с 206.



615

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 204-206.



616

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, с. 178.



617

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», сс. 210,211.



618

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, с. 180.



619

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», с. 211.



620

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 179-183.



621

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, сс. 200-204



622

Пьер Жильяр «Тринадцать лет при русском дворе», с. 206.



623

Baroness Sophie Buxhoeveden «The life and tragedy of Alexandra Feodorovna Empress of Russia», сс. 303,304.



624

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II,сс. 213-215,225-229.



625

Н. Соколов «Убийство Царской Семьи», с. 27.



626

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, с 226.



627

Baroness Sophie Buxhoeveden «The life and tragedy of Alexandra Feodorovna Empress of Russia», с 304.



628

Там же, сс. 305-307.



629

М.К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале», часть II, с. 229.
 

Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх