Глава 17

Наш лагерь располагался в полутора километрах от лагеря Нел. Она остановилась недалеко от Серебряного водопада, а мы устроились ниже по течению той же реки, сразу же за плотинами бобров.

Когда мы с Оррином спустились с горы, Тинкер уже вернулся в лагерь.

— За Нел можно не беспокоиться, — сказал он. — Этот зверь защитит ее от любого нападения. Все время, что я там был, он следил за каждым моим шагом, и стоило мне только приблизиться к ней, как он тут же принимался рычать.

— Она и сегодня моет золото?

— Совсем немного — у нее температура. Не очень высокая, но если она способна работать в таком состоянии, то, пожалуй, добьется своего и застолбит этот участок.

— Все лучше, чем искать золото, которое зарыто неизвестно где. В этой огромной горной стране можно всю жизнь искать его и уйти с пустыми руками.

Оррин налил себе кофе.

— Как ты думаешь, Телль, что нам теперь делать? Мы не нашли никаких следов отца. Если ты прав и вторая часть отряда ушла на запад, то и он, наверное, тоже пошел туда, если ему удалось выжить.

— Он не погиб в ту ночь — ведь в дневнике есть еще несколько страниц. Думаю, он каким-то образом выделил то, что хотел сказать именно нам, поэтому надо читать очень внимательно. Я предлагаю прочитать все записи отца, а потом еще раз тщательно осмотреть гору Сан-Хуан. Отец ведь очень хорошо знал местность, лежащую к западу отсюда. Помнишь, он рассказывал нам, как жил на реке Долорес.

Мы поели, а потом сварили себе еще кофе. Я вытащил из сумки дневник, и тут мы услышали шаги какого-то животного и отодвинулись от костра в тень деревьев.

Из темноты раздался голос:

— Эй, там, у огня, всем привет! Я иду к вам!

Вслед за этим появилась Нел Трелони верхом на Джекобе, в сопровождении верного Нэба.

— Мне стало вдруг одиноко, — сказала девушка, — и я решила прийти к вам на огонек.

— Садитесь. Мы собираемся читать дневник нашего отца. Постараемся найти какую-нибудь нить.

»…вытащил нож и стал ждать. Никто не появился. Через некоторое время я на четвереньках выбрался из кустов и мне стало стыдно за себя — я был ранен довольно легко. Пуля, должно быть, попала в меня рикошетом. Она ударила в пояс, только чудом не разорвав его, расщепила ручку томагавка и скользнула по бедру.

Рядом никого. Я подполз к Пьеру, он все еще жив. Работая вслепую, я с помощью мха остановил кровотечение и устроил его поудобнее.

Прошло два дня. На рассвете третьего дня я сделал из веток шины и зафиксировал ими ноги Пьера, хотя вряд ли он теперь когда-нибудь сможет ходить — если выживет. Потом из двух жердей и двух курток из шкуры бизона сделал носилки. Сложил две куртки нижней частью друг к другу, в рукава продел жерди, куртки застегнул, и получились носилки. Потом уложил на них Пьера.

Лошади исчезли — то ли сбежали, то ли их увели Андре и Суон. Они забрали с собой всю провизию, но у меня немного осталось в запасе — я привык обходиться малым.

Взявшись за жерди, я начал тянуть. Двигался медленно — каждый мой шаг причинял Пьеру боль, к тому же тропинка была узкой. К ночи я добрался до источника у Ветреного перевала. Я хотел пересечь долину Западного истока и выйти там, где все четыре истока, сливаясь, образуют року Сан-Хуан, а потом идти дальше по ней.

Я пишу эти строки у источника на Ветреном перевале. У нас мало еды. Пьер говорит, что Андре боится Филипа, что стрелял он в него не только потому, что ненавидит его, — хочет унаследовать его деньги. «Представляю себе его разочарование, — добавил Пьер. — Все свое имущество я завещал Филипу».

Нашли кое-какое убежище, но оно плохо защищает от холодного ветра. Чувствуется уже дыхание снегов на вершинах».

— А не рано ли для снега? — спросил Иуда.

— В этих горах все бывает. Был конец мая, но высота-то — десятки тысяч футов. А мне в Скалистых горах случалось попадать в снежную бурю и летом.

— Ваш отец очень сдержан, — заметил Тинкер. — Даже не пишет о том, как ему было трудно. Представляю, каково это, самому раненному, тащить эти носилки и все их пожитки, да еще делать более шести миль в день.

Да, наш отец никогда не жаловался, а ведь он был ранен в бедро, кроме того, в его годы не так уж легко тащить за собой тяжелые носилки. И хотя он был силен как бык, я не сомневался, что к вечеру он просто валился с ног от усталости.

Я не мог понять одного — почему отец пошел на запад. Скорее всего, потому, что это был самый легкий путь, и кроме того, отец, наверное, опасался, что Андре и Хиппо, ушедшие на восток, устроят где-нибудь засаду, думая, что он бросится за ними в погоню.

Всего в трех километрах от того места, где остановился отец, находилась долина Западного истока, отличавшаяся необыкновенной красотой.

Я живо представил себе, как они лежат ночью у костра вдвоем — Пьер, поглощенный своей болью, и отец, измученный тяжелой дорогой и болью в бедре. Я несколько раз получал тяжелые ушибы и хорошо знаю, что это такое. Один раз — когда пуля задела кость, другой — когда лошадь сбросила меня прямо на камни, и третий — когда бык мотнул головой и задел меня своим рогом.

На лицах отца и Пьера, осунувшихся и изможденных, играют отблески костра, а позади них скалы и деревья, тонущие в кромешном мраке.

Оррин снова принялся читать. Голос у него лучше моего, да и читал он гораздо выразительней.

«Наконец Пьер уснул, это приносит ему облегчение. Я набрал дров, чтобы поддерживать костер ночью и утром. Боль в бедре не утихает. Боюсь, что ночью она усилится. Я все время думаю о жене и моих мальчиках — дойдут ли до них мои слова, смогут ли они узнать, что со мной произошло. Они — хорошие ребята и вырастут крепкими и сильными. Как бы мне хотелось увидеть их, но сегодня я почувствовал, что мне отсюда не выбраться. Во мне растет страх — нет, ни перед Андре или индейцами, и даже не страх смерти, я боюсь, что больше никогда не увижу своих детей.

Меня разбудило бормотание Пьера. У него был жар, и это меня встревожило. Я посмотрел на него и в свете костра увидел, что глаза у него совсем безумные. Он бормотал что-то о Филипе. Я приготовил горячий бульон и ухитрился влить в него несколько ложек. Пьер бредил: говорил об отравлениях, о смерти своего отца, о какой-то тонкой красной линии, проходящей через весь род Бастонов, и еще о чем-то, что я не смог разобрать.

Июнь, 2. Лагерь на берегу Западного истока. Пьер в очень плохом состоянии. Я наложил шины на его ноги, больше ничем не могу помочь. На его ноги страшно смотреть. Несколько раз он благодарил меня за то, что я не бросил его.

Июнь, 3. То же самое место. Мы отошли от истока не более чем на пятнадцать миль. Повсюду следы ютов, их неподкованных лошадей, но довольно старые. Нужно развести костер, чтобы согреть воду. Горячая вода, кажется, облегчает боль в ногах Пьера. Кофе почти закончился.

Июнь, 4. Пьер мертв! Я ходил на реку за водой, а когда вернулся, нашел его мертвым: кто-то три раза ударил его ножом прямо в сердце. Это не индейцы, поскольку ничего не пропало — ни кофе, ни сахар, ни порох и ни пули.

Андре или Суон? Теперь мне лучше не зажигать огня. Похороню Пьера, соберу вещи и скроюсь в лесу.

Только что заметил: чуть ниже по течению пасутся три наши лошади! Я уверен, они подойдут ко мне, я ведь всегда их подкармливал. Пойду прямо сейчас и попытаюсь поймать лошадь».

На этом дневник обрывался. Записей больше не было: отец ушел за лошадьми, и что с ним стало дальше — неизвестно.

— Дневник был у Нативити Петигрю, — сказал я. — Как он к нему попал?

— Может быть, именно он убил Пьера? — высказал предположение Тинкер. И когда ваш отец отправился за лошадьми, он вернулся, нашел дневник и забрал его с собой. Помните, ваш отец писал, что Петигрю подозревает, что он ведет дневник. Наверное, это его очень беспокоило. Нужно найти то место, где умер Пьер. Может быть, там наконец все выяснится.

Мы сидели у костра и, попивая кофе, обсудили это предложение, ни на минуту не переставая прислушиваться к звукам ночи. Меня не покидало беспокойство, я готов был вскочить и бежать отсюда без оглядки. Сколько людей искали здесь золото, а вместо этого нашли свою смерть, и я не хотел стать следующим. Как, впрочем, и Оррин.

Мы порешили, что утром отправимся в сторону Ветреного перевала.

Поначалу Нел и слышать не хотела, чтобы идти с нами, но мы убедили ее, что там тоже есть золото, и к тому же оттуда недалеко до того места, где ждал ее отец.

Я думаю, у всех у нас была одна мысль: завтра утром мы узнаем наконец тайну гибели нашего отца.

Никому из нас не хотелось воевать с Андре и его дружками. Неплохо бы, конечно, задать им хорошую трепку, только я знал, что от этого никому не станет лучше. Откровенно говоря, у меня просто руки чесались наказать этих негодяев, особенно Суона. Когда мне попадаются на пути такие люди, для которых убить человека — удовольствие, в душе моей все так и вскипает.

Но если дело дойдет до перестрелки, то от этого никто ничего не выиграет, так что лучше уехать отсюда, и пусть Андре и Суон живут себе как знают. Хотя для меня было бы истинным наслаждением хорошенько врезать Хиппо. Но приходилось отказывать себе в этом удовольствии.

В жизни часто все складывается совсем не так, как тебе хочется.

На следующее утро мы собрали наши пожитки, помогли Нел упаковать снаряжение и двинулись в сторону Ветреного перевала, который должен был стать нашей первой остановкой на пути в Шалако.

Я с сожалением покидал эти красивые места. Оглянувшись, я бросил последний взгляд на прекрасную горную долину. Мы провели здесь всего несколько дней, но я уже успел полюбить ее. Я чувствовал, что никогда не смогу забыть холодные, сверкающие на солнце воды Восточного истока, бобровые запруды и тишину, нарушаемую лишь отдаленным шумом Серебряного водопада.

Я знал более легкий путь на запад, но мы хотели обследовать перевал и поэтому двинулись вверх по склону. До Ветреного перевала было чуть больше двух миль.

На перевале мы нашли следы нескольких старых костров, но никаких других следов пребывания человека нам не попалось. Наш отец, без сомнения, побывал здесь, но после него через перевал прошло много народу.

Мы уже двинулись в путь, как Оррин вдруг резко натянул поводья.

— Мне кажется, я слышал выстрел, — сказал он.

Я ничего не слышал, но Иуда подтвердил — он тоже слышал выстрел.

Мы выехали на тропу, которая спускалась в долину, и повернули на юг. Для того чтобы по-настоящему оценить красоту долины, вдоль которой протекал Западный исток реки Сан-Хуан, нужно было встать как раз в том месте, где находились мы. Здесь тропа, спускаясь с перевала Волчий ручей, делает большую петлю и уходит вниз. С обрыва высотой триста метров открывается захватывающая дух картина — внизу расстилается долина, прекраснее которой в этом мире нет.

Мы выехали на тропу и стали рысью спускаться вниз. Приходилось торопиться — с нами была Нел, и, как я уже говорил, нам вовсе не хотелось встречаться с Андре и вступать в перестрелку. Он никому из нас не нравился — ничтожество с садистскими наклонностями, — но мы вовсе не считали себя посланцами милосердного Бога, поручившего нам погасить свечу его жизни. Впрочем, кто знает…

Я не собирался гоняться за ним, но, клянусь, попадись он мне на глаза, я бы не устоял перед искушением убить его.

Было прекрасное утро, когда так хорошо ехать верхом, наслаждаясь красотой природы. Мы молчали, чтобы не нарушить очарование этого утра, только Оррину захотелось вдруг петь. Он спел несколько песен, а когда запел «Бреннан на болоте», я хотел было присоединиться к нему, да вовремя одумался — незачем было будить койотов да пугать Джекоба — мула Нел. Я пою только в одиночестве, да при этом, если еду на сонной лошади, которую ничто не способно напугать. Ведь есть же пределы всему.

Мы приближались к тому месту, где располагался последний лагерь отца. Прошло много времени, но мы надеялись, что нам все-таки удастся что-нибудь найти.

По нашим представлениям, кто-то из членов поисковой партии вернулся, чтобы убить Пьера и отца.

Кто это был? Андре и Суон? Или Петигрю?

Нативити Петигрю не шел у меня из головы. Он очень коварный человек, способный на убийство, к тому же дневник отца оказался у него. Не иначе как Петигрю шел по следу отца и Пьера.

Петигрю интересовало в жизни только золото, и, вполне возможно, он сумел его найти. Теперь у него была одна задача — сохранить его для себя и вывезти отсюда. А ведь это не так-то просто… Многие люди мечтают найти сокровище, но лишь очень немногие задумываются над тем, с какими сложностями им придется столкнуться после того, как они его найдут.

Как вывезти с гор золота на миллион долларов? Взять с собой мулов? Но ведь для этого нужно очень много мулов или лошадей, а когда люди увидят, что вы гоните в горы целый табун вьючных животных, они тут же заинтересуются — а зачем? Кроме того, вам понадобятся помощники, а помощники могут оказаться столь же жадными до золота, что и вы, и не остановятся перед убийством.

Истинно, говорю я вам, золото гораздо легче найти, чем удержать.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх