Глава 14. Воскрешение из мертвых

Апрель — ноябрь 1938 года

Режим мятежников, используя неожиданные крупные успехи в Арагонском наступлении, все больше и больше придавал себе вид государства, представляющего всех испанцев и радеющего за независимость страны от любого иностранного влияния.

В день начала наступления была опубликована Хартия о труде, полная всякого рода декларативных авансов. Труд провозглашался «социальным долгом и честью». Закреплялись права на воскресный отдых и оплачиваемый отпуск. Но смысл Хартии состоял в создании по итальянскому образцу вертикальных профсоюзов, ставших корпорацией публичного права и придатком государства.

Но Франко не был бы самим собой, если бы не сопроводил этот вынужденный пряник кнутом. 5 апреля 1938 года им был отменен автономный статус Каталонии.

Фон Шторер сообщал в Берлин, что 40 % населения «национальной» зоны враждебно режиму. В марте 1938 года в Астурии были ликвидированы последние крупные партизанские формирования (до 2000 человек), которые, по оценке, Франко оттягивали много сил с фронта. Но еще летом 1938 года отдельные группы партизан, раненые, оборванные и все-таки не бросившие оружия после нескольких сот километров скитаний по тылам франкистов, переходили франко-испанскую границу и немедленно требовали переправить их в республиканскую зону для продолжения борьбы.

Германский посол был еще оптимистом в своих оценках. Сами франкисты называли арестованных ими оппозиционеров «90 %», признавая тем самым свою непопулярность. На втором году войны во франкистской Испании стали ощущаться экономические трудности. Возникали перебои с мясом. В дефицит превратились одежда и обувь, которые до войны производились, в основном, в Каталонии. Торговцам стали устанавливать ценовой максимум и требовать «надлежащего оформления витрин» (т. е. все товары должны были быть на виду). В отличие от республиканской зоны коммерсанты перечить не решались, так как можно было угодить в тюрьму или подвергнуться огромному штрафу.

Все население, особенно лица с левыми взглядами, должно было в добровольно-принудительном порядке жертвовать на различные нужды («для фронта», «для инвалидов», «для сирот» и т. д.), что очень напоминало практику гитлеровской Германии. Отказ от этих взносов мог кончиться очень плохо: тюрьмой или отправкой на фронт.

Военнопленные республиканской армии были организованы в «трудовые батальоны», рабский труд которых использовался, в том числе, на рудниках и металлургических заводах, продукция которых шла в Германию. Под шумок «социальной» Хартии о труде рабочая неделя в металлургии была установлена продолжительностью в 48 часов.

С середины апреля 1938 года, когда наступление франкистов застопорилось, стало понятно, что война продлится еще долго. «Генералиссимус» пытался объяснять союзникам задержки в продвижении своих войск плохой погодой и необходимостью перегруппировки. Но 19 апреля никто иной, как генерал Ягуэ, выступая на банкете в честь первой годовщины основания единой партии, похвалил доблесть «красных» и пренебрежительно отозвался о немцах и итальянцах. Одновременно генерал потребовал более мягкого отношения к пленным и проведения широких социальных реформ. Даже Франко был вынужден признать, что половина его армии против монархии. Но «каудильо» не терпел уже даже малейших признаков политической самостоятельности в своем окружении, и Ягуэ на несколько месяцев был отстранен от командования (потом он «прозрел» и уже больше не перечил вождю).

В начале апреля 1938 года Франко чувствовал себя настолько сильно, что решил дистанцироваться от своих одиозных союзников. В беседе с прибывшим в Испанию Канарисом он поставил вопрос об отправке на родину легиона «Кондор» и четко дал понять, что после войны не будет модернизировать свою армию с немецкой помощью. Гитлер уже давно не питал по отношению к «каудильо» особых иллюзий и не возражал против возвращения «Кондора», так как немецкие летчики «уже больше ничему новому научиться не могут». К тому же наступление в Арагоне подорвало материальную часть легиона. Из 30 истребителей Ме-109, только 16 были пригодны к эксплуатации. Стволы 88-мм зениток были настолько изношены, что точная стрельба стала почти невозможной. Поэтому сама жизнь ставила немцев перед выбором: либо срочно пополнить легион материальной частью, либо вывести его совсем. Но все же немцы решили скоординировать вывод своих специалистов с итальянцами. Однако к ним Франко с подобной просьбой не обращался. Наоборот, из Италии в апреле 1938 года прибыло еще 6 тысяч солдат и офицеров, чтобы пополнить большие потери, понесенные в ходе мартовских боев. Так две разгромленные итальянские «добровольческие» дивизии пришлось слить в одну.

На этом месте, пожалуй, стоит сделать одно принципиальное замечание. Советских военных специалистов пост-фактум критиковали за то, что они неправильно применяли в Испании танки в отличие от итальянцев. Советские танки распределялись, дескать, мелкими группами для поддержки пехоты, а «прогрессивные» итальянцы в духе будущего «блицкрига» формировали самостоятельные группы легких танков для бросков в глубину обороны противника. И успех этой тактики якобы был налицо в Малаге (1937 год) и Арагоне (1938 год). Правда, критики не учитывают одну немаловажную деталь — советские танки прорывали укрепленную оборону, напичканную противотанковыми орудиями, что нельзя было сделать без пехоты, авиации и артиллерии. Итальянцы же использовали механизированные колонны, только имея против себя слабые силы, или прорванную оборону. Как только им оказывали сопротивление, они тут же возвращались к пехотным атакам при поддержке танков. Кстати, и немцы во второй мировой войне прорывали оборону пехотой при поддержке авиации и артиллерии, вводя только потом в прорыв механизированные части.

И в Арагонской кампании 1938 года итальянцы, натолкнувшись на сопротивление дивизии Листера, поддержанной всего лишь одним танковым батальоном, быстро утратили наступательный пыл и понесли большие потери. Если еще в январе-феврале Муссолини настаивал на более активном использовании своих войск, то уже в апреле-мае Франко уговаривал отдыхавших в тылу «добровольцев» выделить хотя бы одну дивизию для охраны спокойного участка фронта.

На помощь потрепанным итальянцам пришел Лондон. 16 апреля 1938 года (т. е. через день после выхода мятежников к Средиземному морю) было подписано англо-итальянское соглашение, в котором предусматривался вывод всех итальянских добровольцев из Испании только после окончания там войны. Таким образом, Англия публично признала право итальянских фашистов воевать на Пиренейском полуострове. Республике была нанесена дипломатическая пощечина, а «невмешательство» превратилось в фарс даже в глазах английских консерваторов. В обмен Муссолини соглашался соблюдать статус-кво в западном Средиземноморье и не претендовать на испанскую территорию, т. е. фактически повторил итальянские обязательства начала 1937 года.

Между тем немцы попытались приостановить наметившийся дрейф «каудильо» в сторону Англии. Они предложили Франко подписать политический двусторонний договор, предусматривавший тесную координацию внешнеполитического курса Испании и Германии, развитие военного сотрудничества и благожелательный нейтралитет в случае войны одной из сторон договора с третьим государством. В целом, немцы были заинтересованы не столько в содержании договора (он не добавлял ничего нового к уже сложившимся тесным связям Франко с Берлином), сколько в самом факте его публичного подписания, что должно было продемонстрировать всему миру, на чьей стороны в надвигавшейся на Европу войне будет испанский диктатор. Но Франко, прямо сославшись на возможное недовольство Англии, предложил сделать договор секретным. Это не устраивало Гитлера, и так с самого начала скептически относившегося к идее Риббентропа по поводу политического договора с Франко. «Фюрер» мыслил более практически и требовал довести до конца «проект Монтанья», чтобы обеспечить Германию в будущей войне стратегическим сырьем.

Посол фон Шторер настойчиво требовал отмены октябрьского декрета 1937 года и ликвидации всяких ограничений на иностранные доли в испанских горнодобывающих компаниях. Здесь у Берлина был довольно сильный козырь: долг Франко на сумму в 338 миллиона марок за поставленные военные материалы. Хитрый «генералиссимус» пообещал принять новый закон, предварительно обсудив его содержание с немцами. Но одновременно Франко отказывался давать аудиенцию германскому послу, поручив ведение переговоров своему министру иностранных дел Хордане. Неожиданно последний сообщил фон Штореру, что «каудильо» уже подписал соответствующий закон и через день он будет опубликован. Согласно новому закону доля иностранного участия в горнодобывающих компаниях была повышена всего лишь до 40 %. Аргументация немцев, что медные рудники в Рио-Тинто являются 100-процентной британской собственностью, не возымела никакого действия. Но больше всего Берлин раздражало то, с какой легкостью Франко нарушил свое торжественное обещание предварительно обсудить закон с немецкой стороной. Холодок в отношениях между «национальной» Испанией и «третьим рейхом» возрастал. Фон Шторер даже спросил Хордану, является ли еще германский посол в Бургосе персоной грата (желательной). Кстати, у фон Шторера в этом смысле уже был негативный опыт. Во время Первой мировой войны, когда он был сотрудником немецкого посольства в Мадриде, его выслали из страны за участие в подготовке покушения на тогдашнего близкого к Антанте испанского премьер-министра графа Романонеса.

С середины апреля 1938 года итальянцы возобновили атаки на торговые суда, перевозящие грузы для республики и в течение двух месяцев торпедировали 22 британских корабля, потопив или серьезно повредив 11 из них. Причем один из кораблей был пущен на дно в пределах видимости от британского патрульного военного судна. Взрыв возмущения в палате общин заставил английское правительство требовать прекращение пиратства. Но убедил Муссолини только один аргумент: в случае продолжения атак Чемберлен может быть отправлен в отставку. Такой потери не могли себе позволить ни Берлин, ни Рим, и разбой на море был немедленно прекращен.

Зато провалилась другая инициатива Великобритании по созданию международной комиссии с целью проверить, являются ли бомбардируемые в республике объекты, военными. Эта инициатива была предпринята под давлением английского общественного мнения, возмущенного бесчеловечными бомбежками жилых кварталов испанских городов. Британский Форин офис без особого энтузиазма просил Германию и Италию оказать соответствующее влияние на Франко, будто бы не понимая, что сами бомбежки осуществляют немецкие и итальянские пилоты.

В апреле 1938 года ушел в прошлое и Лондонский комитет по невмешательству, все никак не сподобившийся «родить» конкретный план по выводу иностранных добровольцев из Испании. Германия и Италия, убежденные в скорой победе Франко, были готовы согласиться практически на любой вариант, полагая, что к маю война уже закончится.

Но так не считала Испанская республика. В марте-июне 1938 года через Францию было получено 25 тысяч тонн в основном советского вооружения, включая упоминавшуюся выше усовершенствованную модель истребителя И-16 (тип 10 или «супермоска») с четырьмя пулеметами. Самолеты перевозились по Франции на грузовиках и, чтобы не мешать крыльям, были спилены деревья на обочине. Объявленная мобилизация в Народную армию еще нескольких возрастов прошла весьма успешно. К тому же республика смогла укрепить свои позиции в Каталонии, так как Франко, выйдя к Средиземному морю, неожиданно повернул на юг. Рохо считал это подарком судьбы, а многие генералы мятежников открыто выражали непонимание стратегии «каудильо». А тот предполагал наступать на юг вдоль побережья с целью захвата Валенсии. Затем планировалось повернуть на запад и, соединившись с другой ударной группой, которая должна была начать наступление из района Толедо, окружить Мадрид. Франко не просто хотел закончить войну. Ему надо было обязательно захватить не покорившийся многочисленным атакам Мадрид.

Но на этот раз республиканцы решили подготовить на направлении вероятного наступления врага солидные оборонительные рубежи. Мобилизованные в армию призывники строили к северу от Валенсии мощную линию заграждений (так называемая «линия XYZ») с капитальными укрытиями для личного состава от атак с воздуха. Эту линию должны были занять два свежих корпуса, не испытавшие горечи поражений в Арагоне.

Ареной начавшегося 22 апреля наступления мятежников на юг (позднее эту операцию назовут битвой за Левант) было изрезанное глубокими ущельями плоскогорье Маэстразго, где был в свое время один из очагов первой карлисткой войны. Удары наносились двумя корпусами (Кастильским в составе шести дивизий и Галисийским, в который входило три дивизии) вдоль побережья и из района Теруэля на юго-восток. Для развития успеха была сосредоточена группа Гарсиа Валиньи из двух дивизий.

Со стороны республиканцев фронт Леванта сначала прикрывали остатки пяти разгромленных корпусов Народной армии. Например, на 13 апреля 1938 года 22-й корпус состоял из 5 батальонов, при штатной численности 36. Многие части левантийских корпусов после выхода мятежников к морю оказались в Каталонии, что дезорганизовало всю систему командования и снабжения. Командующий разгромленной в Арагоне Маневренной армией полковник Леопольдо Менедес проявил в конце апреля большой организаторский талант и смог собрать и переформировать на специальных пунктах разрозненные части. Впервые за много дней солдаты получили горячую пищу, ночлег и боеприпасы.

Бои в Леванте сразу же приняли упорный и ожесточенный характер, и группировка под общим командованием Давилы была остановлена к 27 апреля. Франкисты придерживались следующей тактики: небольшими частями они проводили разведку боем и затем бросали на установленные таким образом слабые участки фронта основные силы. У республиканцев не было обученных резервов, и они не могли активно маневрировать силами, но, тем не менее, их боевой дух быстро восстанавливался и мятежникам пришлось позабыть о высоких темпах наступления.

Неудачи мятежников объяснялись еще и тем, что из-за плохой погоды до начала мая бездействовала их авиация. Свой первый самолет в битве за Валенсию «мессершмитты» смогли сбить лишь 15 мая. 2 июня девять республиканских СБ предприняли попытку разбомбить важнейший аэродром франкистов в Ла Сения. Однако при отходе домой «катюшки» были настигнуты истребителями «Кондора» и потеряли четыре машины. Еще один СБ был сбит зенитной артиллерией. Однако, опасаясь повторения Гарапенильоса, немцы рассредоточили свою авиацию на нескольких аэродромах подскока. Позднее подобная тактика стала использоваться авиацией всех ведущих военных держав. 9 июня сопровождавшие свои бомбардировщики «мессершмитты» были втянуты в воздушный бой с 30 республиканскими И-15 и И-16. Немцы с трудом вышли из этого воздушного сражения, не сбив ни одного самолета противника.

В апреле 1938 года республиканская бомбардировочная авиация отомстила итальянским воздушным пиратам, нанеся силами всех наличных эскадрилий СБ удар по объектам интервентов на Майорке. Истребители противника не смогли подняться в воздух, так как передовая группа бомбардировщиков точной бомбежкой вывела из строя взлетно-посадочную полосу аэродрома. Все «катюшки» вернулись домой, хотя франкисты кричали о 12 сбитых бомбардировщиках «красных». Во второй половине апреля «чатос» удачной штурмовкой разгромили на марше колону дивизии «Наварра», растянувшуюся на 60 километров.

1 мая 1938 года правительство Негрина опубликовало свои знаменитые «13 пунктов», представляющие собой декларацию о целях войны Испанской республики. Основными положениями «13 пунктов» были следующие:

независимость и территориальная целостность Испании;

избранное на основе всеобщего избирательного права правительство и утвержденная путем всенародного плебисцита политическая и социальная форма правления;

уважение прав регионов Испании с одновременным подтверждением единства страны;

уважение прав частной собственности в рамках, диктуемых высшими интересами нации;

возмещение иностранцам ущерба, который был нанесен их собственности в ходе войны;

свобода совести и религиозного культа;

радикальная аграрная реформа и уважение прав трудящихся;

единые вооруженные силы, свободные от влияния любых политических партий;

внешняя политика, направленная на создание в Европе системы коллективной безопасности в рамках Лиги Наций

амнистия для всех испанцев, желающих принять участие в восстановлении страны.

Программа Негрина была весьма умеренной и приемлемой практически для всех политических сил страны. Правда, некоторые сделали из ее опубликования вывод, что республика окончательно потеряла веру в военную победу и открыто предложила компромиссный мир. Именно так интерпретировал «13 пунктов» фон Шторер. Нарком иностранных дел СССР Литвинов в беседах с иностранными дипломатами стал выражать недовольство военными неудачами республиканцев. Мол, Советский Союз послал много оружия, выделил кредит, а толку от этого практически нет. Тем более, что с июля 1937 года СССР оказывал большую военную помощь Китаю, сражавшемуся против японской агрессии (с октября 1937 по сентябрь 1939 года СССР поставил в Китай 985 самолетов, 1300 артиллерийских орудий, 82 танка и 14 тысяч пулеметов). А японо-китайская война, в отличие от испанской, напрямую затрагивала безопасность СССР на Дальнем Востоке. Посол Германии в Москве граф фон Шуленбург справедливо отмечал в своих донесениях в Берлин, что СССР оказывает помощь Испании, руководствуясь только чувством солидарности, и не преследует в этой далекой стране каких-либо долговременных интересов.

После того, как в конце 1937 года были отозваны в Москву и репрессированы полпред в Мадриде Гайкис и генеральный консул в Барселоне Антонов-Овсеенко, СССР представлял в Испании временный поверенный в делах, бывший советник полпредства Марченко. Испанское правительство несколько раз просило назначить нового полпреда, что было особенно важно в условиях растущего международного признания Франко. Испанцы не возражали против кандидатуры Марченко, который безуспешно просил Литвинова прислать ему хотя бы машинистку, так как временному поверенному приходилось самому печатать на машинке донесения в Центр. Кроме самого Марченко, который был единственным дипломатом, в штате полпредства было еще три технических сотрудника. Однако Литвинов, похоже, уже списал республику со счета и игнорировал просьбы Марченко. Сталин не хотел назначать нового полпреда, чтобы не раздражать Англию и Францию любой демонстрацией слишком тесной зависимости республики от СССР.

13 мая 1938 года министр иностранных дел Испании Альварес дель Вайо поставил перед Советом Лиги наций вопрос об отказе от политики «невмешательства», так как она не смогла остановить иностранную интервенцию. Но, как и раньше, республику поддержал только советский представитель. Англия, Франция, Польша и Румыния (две последние страны были фактическими сателлитами Парижа) голосовали против. Но симпатии к республике все же выросли, о чем свидетельствует тот факт, что 9 стран-членов Совета воздержались (в том числе Новая Зеландия, обычно голосовавшая так же, как и Великобритания).

14 июня 1938 года медленно продвигавшиеся в направлении Валенсии войска мятежников после четырехдневных ожесточенных боев взяли город Кастельон, пройдя за два месяца 60 километров. Еще 50 оставалось до Валенсии. В тот же день пилоты республиканских ВВС смогли посадить на своей территории целехонький Ме-109. Но радость советских летчиков была преждевременной: другие «мессершмитты» с воздуха расстреляли своего незадачливого собрата. И все же немцы выдыхались. В составе «Кондора» к середине июня 1938 года оставалось только 11 исправных «мессершмиттов».

Для окончательного броска на Валенсию, которую мятежники предполагали взять ко второй годовщине «национального восстания» (т. е. 18 июля 1938 года) были сосредоточены отборные войска: 19 дивизий, две кавалерийские бригады, 645 орудий и 400 самолетов. Республиканцы могли противопоставить этой армаде 16 ослабленных длительными боями пехотных дивизий, 200 стволов артиллерии (из которых 40 % находились в ремонте по причине полной изношенности) и 128 самолетов.

Франко был уверен в предстоящем захвате Валенсии и вновь поверил в близкую победу. Эту веру теперь разделяло большинство европейских стран. 2 июня 1938 года режим Франко был де-факто признан Чехословакией, а 22 июня — Швейцарией. 24 июня в Бургос прибыл первый нунций — официальный представитель Ватикана. Но самым неприятным для республики был шаг французского правительства: 13 июня 1938 года была вновь закрыта франко-испанская граница.

И все же Франко оценивал свое положение гораздо более реалистично. Его войска продвигались к Валенсии ценой огромных потерь, и генералы требовали остановить наступление, иначе лучшие ударные части просто истекут кровью. «Каудильо» попросил немцев не только не отзывать легион «Кондор», но и срочно пополнить его новым вооружением. Гитлер согласился и 16 июня 1938 года в Берлине было принято соответствующее решение (Франко сообщили об этом в июле).

5 июля 1938 года 125-тысячная группировка мятежников перешла в генеральное наступление на Валенсию. Но «линия XYZ» держалась стойко. Геройски сражалась 70-я дивизия Народной армии, насчитывавшая не более 800 бойцов. Переброшенная с Эстремадурского фронта свежая 10-я дивизия нанесла сильный фланговый удар по мятежникам. Тогда Франко пришлось подтянуть отдохнувших итальянцев с 250 орудиями. Но их знаменитые танковые атаки в условиях заблаговременно укрепленной полосы обороны приводили только к огромным потерям. Не много мог сделать и «Кондор», так как впервые в истории войны республиканцы располагали укрытиями, выдерживавшими прямое попадание 500-килограммовых бомб. 5 дней потребовалось, например, одной из дивизий мятежников, чтобы взять городок Онда, в крепости которого были обнаружены трупы 225 ее защитников. Солдаты Народной армии предпочли умереть, но не отступили ни на шаг. В начале июля бои шли уже за каждую высоту на подступах к основной оборонительной линии республиканцев. Народная армия все чаще переходила в контратаки.

15 июля 1938 года для прорыва республиканской обороны было сосредоточено 600 артиллерийских орудий и 400 самолетов, утюживших участок фронта шириной всего в 20 километров. Теперь франкисты рассчитывали быть в Валенсии к 25 июля. Под палящим солнцем горели итальянские танки, а грамотный пулеметный огонь косил ряды наступающих мятежников.

15 июля 1938 года одержал свою первую воздушную победу в Испании лучший ас легиона «Кондор» обер-лейтенант Вернер Мельдерс, сбивший И-15. Мельдерс прибыл на Пиренеи в апреле 1938 года и возглавил 3-ю истребительную эскадрилью легиона, которая в конце июня была перевооружена с устаревших Хе-51 на «мессершмитты». Всего до своего возвращения в Германию в декабре 1938 года Мельдерс сбил 14 самолетов. Еще 101 машину этот ас уничтожил в годы Второй мировой войны (в том числе 33 советских самолета). В ноябре 1941 года Мельдерс погиб в авиакатастрофе. Многие другие ставшие впоследствии знаменитыми германские асы также начинали свой боевой путь в Испании. Вальтер Эзау вернулся из Испании, имея на своем счету 8 побед, к которым в годы Второй мировой войны он добавил еще 117 (из них 44 — на Восточном фронте). Герберт Илефельд также записал на свой личный счет в Испании 8 побед. Позднее он сбил еще 121 самолет, в том числе 65 советских.

20-23 июля атаки мятежников достигли апогея. На некоторых участках фронта они не прекращались 14 часов подряд. Но 23 июля наступление франкистов на Валенсию было прекращено из-за чудовищных потерь: за неделю было убито 15 тысяч солдат и офицеров «национальной» армии и итальянцев. Валенсия была спасена героизмом Народной армии. В целом битва за Левант представляет собой крупный оборонительный успех Народной армии, который тем более примечателен, если учесть, в каком состоянии пребывали войска республиканцев перед началом сражения. Франко понял, что подобного рода наступлениями войны не выиграть, так как большие потери уже не могли быть компенсированы переброской частей с других участков фронта.

В то время, когда героическая армия Леванта вела ожесточенные бои с наседавшими мятежниками, за спинами солдат Народной армии зрел очередной внутриполитический кризис. Премьер-министр Негрин в сопровождении Рохо с 7 по 21 июня находился в центрально-южной зоне, встречаясь с войсками и представителями органов власти и убеждая их в необходимости продолжения сопротивления. А в это время в Барселоне, некоторых зарубежных столицах курсировали упорные слухи о скором падении упрямого Негрина и образовании нового правительства во главе с Приэто или Бестейро, которое-де сразу начнет мирные переговоры с Франко. 15 июня представители Левой республиканской партии в кортесах провели зондаж общественного мнения, выступив с предложением заслушать отчет главы правительства о положении на фронтах. Такой демарш удивил многих депутатов, так как Негрин только месяц тому назад сделал именно это и получил единодушный вотум доверия парламентариев. В результате странная инициатива даже не была поставлена на голосование.

В иностранной прессе, между тем, муссировались слухи о скором англо-итальянском соглашении по урегулированию в Испании, препятствием чему, якобы, являются испанские коммунисты и их ставленник Негрин. Странным образом эта кампания в печати совпала с решением французского правительства вновь закрыть с 13 июня 1938 года франко-испанскую границу. Тем временем в Мадриде Бестейро подтвердил в беседе с австралийским сенатором Эллиотом, что готов немедленно сформировать правительство «мира».

18 июня Негрин в радиообращении из Мадрида дал резкий отпор всем капитулянтским поползновениям. Он справедливо подчеркнул, что мятежники понимают под «миром» только одностороннюю безоговорочную капитуляцию республики. Хорошо, говорил премьер, руководители республики эмигрируют. Но как же быть с теми миллионами испанцев, которые связали с республикой свою судьбу и саму жизнь? Ведь всем прекрасно известно, каким преследованиям подвергаются все инакомыслящие во франкистской части Испании. Поэтому мы должны бороться и победить, заключил Негрин. 21 июня по прибытии в Барселону премьер заявил, что его заставил вернуться в Каталонию раньше времени «зуд надоедливых мух». Армия в Леванте дерется героически, а в Барселоне «слишком заколыхалось политическое болото». «Пусть успокоятся. Правительство крепко держит вожжи в руках». Буквально через несколько дней все партии Народного фронта, ВСТ и НКТ публично выразили Негрину полную поддержку. Попытка пораженцев проверить республиканскую власть на прочность завершилась их полной неудачей, а мини-кризис июня 1938 года с легкой руки Негрина стали называть «кризисом болота».

Сопротивление армии Леванта под Валенсией позволило республиканцам подготовить контрнаступление, вошедшее в историю как битва на Эбро и ставшее крупнейшим сражением в мире в период между двумя мировыми войнами.

После разгрома в Арагоне в марте-апреле 1938 года вся республиканская армия была реорганизована. Ее разделили на 6 главных армий (Центра, Эстремадуры, Андалусии, Леванта, Маневренную и Восточную), каждая из которых состояла из двух-трех корпусов (Центральная и Восточная армии — из четырех). Благодаря мобилизации, общая численность Народной армии была доведена к лету 1938 года до 1,2 миллиона человек (15 апреля 1938 года республиканских солдат было около 750 тысяч). Всего в Народной армии было 22 корпуса, 66 дивизий и 202 смешанные бригады (в каждой смешанной бригаде насчитывалось 3782 солдата, 175 офицеров и 283 унтер-офицера). Если весной у ВВС республики осталось 190 самолетов всех типов, то в апреле-июне было получено еще столько же истребителей И-16 (в т. ч. 120 «супермоскас») и 40 канадских самолетов «грумман».

На вооружении республиканцев находилось 500 тысяч винтовок, 15 тысяч единиц автоматического стрелкового оружия, 1500 орудий (плюс 300 зенитных пушек), 500 танков и бронеавтомобилей.

Еще в мае под руководством Рохо был разработан план удара по мятежникам из Каталонии с северного берега реки Эбро, чтобы восстановить прорванную связь между обеими частями республиканской зоны. Все республиканские войска в Каталонии получили наименование Группы армий восточной зоны, или группы армий Каталонии. Командование группой армий принял генерал Хуан Эрнандес Сарабия (по оценке представителя Коминтерна в Испании Тольятти — «масон и идиот»). В составе каталонской группировки было две армии. Восточная армия (три корпуса) под командованием полковника Хуана Переа прикрывала западные рубежи Каталонии вплоть до французской границы. Армия Эбро, предназначенная для контрнаступления на юг (командующий — подполковник Модесто), состояла из двух основных и одного резервного корпуса, в каждом из которых было по три дивизии. Вошедший в армию Эбро прославленный 5-й корпус перешел от Модесто под командование подполковника Листера.

После закрытия 13 июня франко-испанской границы, было решено сократить масштабы предстоявшей операции и ограничиться захватом крупного плацдарма на южном берегу Эбро, чтобы облегчить положение армии Леванта, оборонявшей Валенсию.

Советские военные советники первоначально были против операции, считая ее не по плечу деморализованной поражениями Народной армии. Но затем они дали «добро» и началась детальная подготовка. Были реквизированы в Каталонии и построены новые понтонные мосты (часть из них во Франции). Переброска войск и техники на берег реки проводилась ночью. К середине июля армия Эбро насчитывала 100 тысяч человек, которым придавались 2 танковых бригады, 80 батарей артиллерии и 27 зенитных установок. Особенностью операции (в отличие от Теруэля) было то, что все командующие соединениями были коммунистами. Помимо 5-го корпуса Листера в состав армии входил 15-й корпус совсем еще молодого военачальника-коммуниста Тагуэньи. Все 9 дивизий, привлекавшихся к операции, также имели командиров с членскими билетами КПИ.

Весь план наступления был построен в расчете на внезапность. Оба корпуса наносили удар навстречу друг другу в излучине Эбро от Файона до Бенифаллета, имея целью захватить важный транспортный узел Гандесу и господствующие над всей зоной операции высоты, на которые должна была опираться новая линия обороны. К югу и северу от основного плацдарма предусматривалось нанести вспомогательные удары для распыления сил противника. 19 июля штабам корпусов армии Эбро был передан устный приказ о начале наступления в 0 часов 24 июля. С 20 по 23 июля осуществлялась концентрация дивизий прорыва.

24 июля Высший военный совет республики под председательством Негрина дал «зеленый свет» операции.

В отличие от предыдущих наступательных операций, республиканцы провели детальную разведку противостоявшего им противника. Специальные группы изучали расписание караулов береговой линии, распорядок дня первой полосы обороны, наличие автоматического оружия у часовых и т. д.

14-й особый корпус Народной армии до начала наступления забросил в тыл врага многочисленные разведывательно-диверсионные отряды, и даже бригады целиком. В результате диверсий были надолго парализованы некоторые железнодорожные магистрали, особенно Лерида — Сарагоса. Совершенствовалась техника подрывов: ни немецкие, ни итальянские специалисты не могли извлечь даже обнаруженные мины, и их приходилось взрывать, в результате чего все равно портилось железнодорожное или шоссейное полотно. Узнав об этом, бойцы республиканского спецназа зачастую ставили на дорогах ложные мины, экономя взрывчатку. Заряд на подрыв таких «пустышек» приходилось тратить самим мятежникам.

Республиканцам противостоял Марокканский корпус возвращенного к командованию Ягуэ. До него доходила информация разведки и перебежчиков о концентрации сил Народной армии на северном берегу Эбро. Но генерал не считал республиканцев после трех месяцев тяжелой боев способными на какие бы то ни было крупные операции. 22 июля Ягуэ бодро информировал Франко, что готов отразить любую вылазку противника. Правда, уже на следующий день Ягуэ на всякий случай запросил подкрепления у своего непосредственного начальника, командующего Северной армией Давилы, но тот, поглощенный битвой под Валенсией, даже не обратил на это внимания. Командующий кавалерией «националистов» генерал Монастерио только посмеялся над «паникерами» и запланировал на 25 июля конные соревнования.

Для того, чтобы укрепить беспечность франкистов на Эбро, республиканская армия провела операцию на другом участке каталонского фронта. Три дивизии Восточной армии должны были форсировать реку Сегре и захватить город Балагер. При благоприятном развитии операции предполагалось продвигаться на Сарагосу и соединиться с войсками Центрально-южной зоны. 22 июля 1938 года под покровом темноты 27-я дивизия по плотине перешла через Сегре и захватила плацдарм на западном берегу реки. Однако через сорок минут войска неожиданно вернулись обратно. Оказалось, что кто-то позвонил по телефону и, назвавшись представителем командования, приказал оставить плацдарм. Так бездарно была сорвана неплохо начавшаяся операция. Звонившего так никто и не нашел. Положение еще пыталась спасти 60-я дивизия, которая перешла в наступление утром следующего дня. Ее бойцы ворвались на мост через реку, но сопровождавшие их танки наткнулись на противотанковый ров, по которому маневрировала противотанковая артиллерия мятежников. После того, как несколько танков было подбито, 60-я дивизия под ударами авиации мятежников вынуждена была вернуться на исходные позиции.

И все же, неудача под Балагером сыграла позитивную роль, так как укрепила уверенность мятежников в том, что республиканская армия неспособна на крупные наступательные операции.

В 0 часов 15 минут 25 июля в полной тишине на лодках (в каждой помещалось не более 10 бойцов) и по быстро наведенным поплавковым мосткам шириной 1,2 метра через Эбро (в месте форсирования ширина реки была 50-150 метров при течении 1–2 метра в секунду) на южный берег хлынули республиканцы. Как и под Брунете и Теруэлем атакующим частям было запрещено ввязываться в бои местного значения вплоть до установления внешнего фронта плацдарма. В 1 час 30 минут первая бригада (XIII-я интербригада 35-ой дивизии) уже полностью была на вражеском берегу. Первыми переправились немцы с криками «Вперед, сыновья Негрина!». В передовых частях шли группы автоматчиков, состоявшие из наиболее проверенных бойцов — ветеранов. Их задача состояла в подавлении огневых точек и предотвращении паники и несанкционированного отступления новичков. Приказ Листера был прост: «Ни шагу назад!». Офицеры были обязаны идти в передовых группах своих частей и не отступать без письменного приказа. Каждый командир был поставлен перед выбором: либо он отвоевывает каждую утраченную пядь земли, либо его расстреливают.

В 3 часа утра на другом берегу Эбро было уже несколько командиров бригад. В некоторых секторах наступления застигнутых врасплох марокканцев целыми группами брали в плен. Но на других участках форсирования сразу завязывалась упорная борьба. Полностью провалилась отвлекающая операция к югу от основного плацдарма в районе Ампосты. XIV-ю (франко-бельгийскую) интербригаду встретил ураганный огонь, так как она запоздала с переправой и утратила момент внезапности. Хотя сначала удалось захватить на южном берегу предмостное укрепление шириной 400 метров, вскоре пришлось ретироваться обратно. Потери составили 600 убитых.

Но на главном направлении дела шли успешно, несмотря на то, что у республиканцев не было ни танков, ни артиллерии, ни авиации. Бронетехника и пушки появилась на южном берегу только через два дня, когда под непрерывными бомбежками был наведен прочный металлический мост на опорах. А вот авиация республиканцев почему-то до 2 августа продолжала находиться под Валенсией, где не было серьезных боев. Как ни странно, не было над Эбро и истребительной авиации мятежников.

Модесто решил воспользоваться этим благоприятным обстоятельством и сформировать из имевшихся в его распоряжении 50–60 Р-5, Р-зет и «грумманов» штурмовую авиагруппу для поддержки наземных операций. Однако начальник оперативного отдела Генштаба в Валенсии Висьедо неожиданно и без всяких объяснений запретил это делать. Этот офицер чисто случайно оказался на момент путча на территории республики, хотя симпатизировал мятежникам. Видимо, он уже зарабатывал очки в глазах будущих победителей.

Со своей стороны мятежники уже 26 июля начали массированную бомбардировку понтонных мостов, хотя точность их ударов была невелика (в среднем требовалось 500 бомб, чтобы разрушить один мост). К тому же мосты прикрывали зенитчики, а понтонеры в рекордные сроки ремонтировали и заменяли поврежденные участки.

К вечеру 25 июля были разгромлены две дивизии мятежников — 50-я, 13-я и республиканские войска углубились на 15 километров к югу от Эбро, захватив несколько населенных пунктов.

Штаб-квартира Франко и вся «национальная» зона были полностью деморализованы ударом неожиданно воскресшей Народной армии, но относительно быстро пришедший в себя «каудильо» приказал немедленно начать бомбежки понтонных переправ. Когда стало ясно, что таким способом армию Эбро не отрезать, мятежники 26 июля спустили шлюзы вверх по течению. Вода в реке поднялась на два метра, и части 15-го корпуса в течение суток были отрезаны от тыла на северном берегу. Был смыт деревянный мост, но поплавковые пешеходные мостки удалось спасти, заранее вытащив их на берег. И все равно республиканцы активно переправлялись на свой плацдарм.

Тогда Франко принял решение об отмене наступления на Валенсию и уже 26 июля перебросил на участок прорыва 7 дивизий. Но им сначала ничего сделать не удалось. В этот день 15-й и 5-й корпуса соединились у Гандесы, захватив плацдарм площадью в 800 квадратных километров (глубиной в 20 километров и шириной 40 километров). Небольшой плацдарм глубиной в 5 километров захватила группировка республиканцев, наносившая второй отвлекающий удар к северу от основного плацдарма. После этого началась зачистка котла, в ходе которой было взято в плен 5000 солдат и офицеров противника (в т. ч. несколько генералов генштаба франкистской армии).

Листер и Тагуэнья, легко взяв господствующие высоты под Гандесой, так и не смогли захватить сам город. Не хватало танков, а когда они появились, в Гандесе уже укрепились подошедшие франкистские резервы.

Мятежники пытались скрыть от населения занятых ими районов блестящий успех республиканских войск. Газета «АБЦ» (Севилья) писала 26 июля о группах «красных бандитов», которым с помощью местного населения удалось «просочиться» через Эбро и которые почти полностью уничтожены «доблестными национальными войсками». Штаб-квартира Франко сообщала об «очистке» южного берега Эбро от «групп красных», в то время когда берег очищали как раз части Тагуэньи и Листера.

30 июля после бесплодных атак на Гандесу республиканцы стали окапываться. Перед Франко стоял уже ставший обычным выбор: либо оставить к югу от Эбро все как есть, и продолжать операции под Валенсией, либо выдавить противника с плацдарма восвояси. И опять, как под Теруэлем, Франко вопреки советам большинства генералов (Аранда даже от злости сломал кулаком стол) решил навязать республиканцам битву на измор. Со своей стороны, республиканцы не могли не принять вызов. Ведь основной целью их операции было продемонстрировать всему миру, что гражданская война в Испании далека от завершения. В Барселоне считали, что необходимо продержаться лишь несколько месяцев, а там разворачивавшийся вокруг Чехословакии кризис приведет к европейской войне (ведь не бросит же Франция в беде своего чехословацкого союзника, с которым она связана договором о взаимной помощи!), и Франко останется без германской и итальянской поддержки. А там — французы откроют границу, и новые партии современного советского оружия окончательно склонят чашу весов на сторону республики.

Итак, обе стороны, хотя и по разным причинам, начали крупнейшую в истории гражданской войны в Испании битву на истощение.

К началу августа над Эбро появились истребители обеих сторон. Республиканцы ввели в бой семь эскадрилий И-16, две из которых были еще укомплектованы советскими летчиками и три эскадрильи И-15. Но реально в боях одновременно принимали участие только 70 истребителей, так как часть сил (около 30 машин) прикрывала посадку возвращавшихся с задания товарищей. Германо-итальянская авиация начинала бои с 100 истребителями, включая все эскадрильи Ме-109. Мельдерс разработал новую тактику истребительного боя. Если раньше основной боевой единицей было звено из трех истребителей, то теперь «мессеры» действовали парами. В тройках много внимания летчики тратили на поддержание строя, что стесняло маневр. В парах же один истребитель атаковал, а другой прикрывал партнера. Чаще всего немцы летали сразу несколькими парами.

1 августа 1938 года Ме-109 сбили трех «курносых», 12 августа — три СБ и два И-16. 14 августа немцы заявили уже о 6 сбитых И-16. С испанскими пилотами «месершмитты» расправлялись легче, а советских становилось все меньше и меньше в результате отъезда на Родину. Замен уже не было.

По бомбардировочной авиации мятежники превосходили республиканцев в четыре раза. Над Эбро воевало всего две эскадрильи СБ (одна советская и одна испанская) в составе 21 машины. А всего в ВВС республики на тот момент было только 30 «Катюшек».

Во время своего первого наступления франкисты даже не решались контратаковать центральный плацдарм и обрушились на северный вспомогательный, который обороняла 42-я дивизия республиканцев. С помощью батальона танков и 100 орудий удалось ценой больших потерь к 6 августа вытеснить Народную армию обратно на северный берег.

На центральном участке в течение недели шли непрерывные бомбовые удары по понтонным мостам. Республиканская армия не могла помешать бомбежкам, хотя над переправами разворачивались ожесточенные воздушные бои с участием одновременно 50 и более самолетов. Но у мятежников в воздухе постоянно находилось 150 бомбардировщиков с мощным истребительным прикрытием. Стало сказываться очевидное неравенство в силах.

11 августа Ягуэ, сосредоточив 7 дивизий, начал атаку ключевого пункта республиканских позиций к югу от Эбро — высот Сьерра-де-Пандольс, расположенных к юго-востоку от Гандесы и достигавших 600–700 метров над уровнем моря. Твердый скальный грунт этой местности делал практически невозможным возведение фортификационных сооружений. На это и рассчитывали мятежники. Превосходства в живой силе у них сначала не было, и применялась следующая тактика: «позиции [республиканцев] завоевывает артиллерия и оккупирует пехота». Сьерру-де-Пандольс обработали 50 бомбардировщиков и 150 орудий. Но Ягуэ ждало разочарование. После каждого массированного налета с практически лишенных растительности высот, цепи наступавших встречал плотный пулеметный огонь измученных жарой (средняя температура была тогда + 35) и жаждой бойцов Народной армии. Отборные наваррские бригады, покорившие республиканский Север, истекали кровью. Весь мир узнавал номера безымянных высот (671, 698, 705 и другие), которые по несколько раз переходили из рук в руки.

Через 6 дней боев 4-я дивизия франкистов, которой не повезло больше других — ей пришлось атаковать позиции 11-й республиканской дивизии, командиром которой ранее был Листер — потеряла 90 % личного состава (9152 человека) и была выведена в тыл. Но и сами листеровцы лишились почти половины своих боевых товарищей.

Здесь было самое время воплотить в жизнь вторую часть республиканского плана. Рохо намеревался, наконец, связать франкистов атаками на разных фронтах и осуществить наступление в Эстремадуре. Но к середине 1938 года Центральный мадридский фронт находился в состоянии, бесконечно далеком от героического времени перелома 1936/37 годов. Все отборные коммунистические части и их командиры дрались на Эбро и Мадрид превратился в своего рода Кронштадт 1921 года. Командные посты в армии захватили анархисты и правые социалисты, видевшие основную цель не в борьбе с мятежниками, а в борьбе с коммунистическим влиянием в армии. Командующий всеми войсками центрально-южной зоны Миаха превратился, скорее, в символ войны и не вникал в текущие дела. Его честолюбивый начальник штаба полковник Матальяна был поглощен битвой под Валенсией. Войсками в Мадриде командовал уже знакомый нам полковник Сехисмундо Касадо (ранее он был начальником конного эскорта президента республики), не скрывавший своей неприязни к «выскочкам» типа Модесто и Листера. Его настроения разделяли офицеры-анархисты, считавшие, что их обходят при присвоении воинских званий. Хотя дело обстояло как раз с точностью наоборот. Когда Листеру дали подполковника за героические действия его дивизии под Теруэлем, то из-за соображений партийно-политического баланса, такое же звание получил командующий одним из корпусов под Мадридом анархист Сиприано Мера, не участвовавший в крупных боях со времен Гвадалахары. Гражданский губернатор Мадрида и комиссар частей Центральной армии были социалистами.

Как бы то ни было, войска Центрального фронта не торопились помогать своим товарищам на обильно политых кровью берегах Эбро, аргументируя это необходимостью сберечь войска для будущих решающих операций. Но тут наступление в Эстремадуре силами четырех дивизий (в том числе одной кавалерийской) начали сами мятежники. Эта группировка под командованием генерала Саликета вернулась к провалившейся в марте 1937 года идее захватить ртутные месторождения Альмадена. Только главный удар на этот раз наносился не с юга, а с запада. Но 7-й республиканский корпус оказался на высоте, и его две дивизии отбросили противника назад. Потеряв 5129 человек убитыми и ранеными, франкисты навсегда оставили мысль о захвате Альмадена.

Кровопролитные бои на Эбро и отсутствие каких-либо сообщений об успехах «национальных» войск вызвали очередную вспышку недовольства жителей занятых мятежниками районов. Уже упоминавшаяся газета «АБЦ» требовала от читателей прекратить «нашептывание»: «Пить свою чашку кофе за несколько минут! Точно регламентировать часы приема пищи!» (чтобы не задерживаться и не разговаривать слишком много); «Чистить не ботинки, а совесть! Жениться и выходить замуж! Рожать детей для Империи завтрашнего дня!». То есть надо было делать все для государства и поменьше размышлять и говорить. Германский посол оценивал военную ситуацию мятежников как малоудовлетворительную и предсказывал затягивание войны на неопределенное время. Муссолини, опять призывавший Франко к более энергичному ведению войны, добавил к своим 40075 «добровольцам» (по состоянию на 1 июля 1938 года) еще 7700 солдат и 300 офицеров. Легион «Кондор» срочно затребовал в Германии боеприпасы, так как расход бомб и снарядов на Эбро превышал даже самые смелые расчеты немцев.

А в стане республиканцев в силу какого-то злого рока успех на Эбро опять вызвал внутренние разногласия. 7 августа на заседании Национального комитета ИСРП Прието снова ругал коммунистов и оправдывал собственное поведение в марте. Негрин пытался сплотить партию и ввести в ее руководящие органы лидеров основных течений, в том числе «левого» Кабальеро и правого Бестейро. Те наотрез отказались. В отставку подал и сам Прието. Негрин оставался один в своей собственной партии, но он не желал жертвовать боевым союзом с коммунистами, основная масса которых гибла под бомбами и снарядами мятежников на берегах Эбро. Формально Национальный комитет ИСРП подтвердил курс на укрепление «сердечных» отношений с КПИ. На самом деле созданный в 1937 году Комитет связи обеих партий фактически бездействовал.

Среди лидеров анархистов и некоторых ведущих деятелей ИСРП все более укреплялись пораженческие настроения. Пошли разговоры, что война нужна только коммунистам, которые контролируют армию. Хотя никакой другой альтернативы кроме безоговорочной капитуляции Франко не предлагал, и это знали все. Бейстеро, ставший синонимом капитулянтства, в который раз заявил, что готов сформировать «правительство мира» (естественно, без членов КПИ).

17 августа капитулянты решили прощупать на прочность позиции Негрина. В отставку подали министры, представлявшие в правительстве республики националистов Каталонии и Басконии — Агуаде и Ирухо. Им не понравились попытки кабинета наконец-то поставить под контроль военную промышленность Каталонии. В этом усмотрели покушение на права регионов. Но Негрин вовсе не собирался сдаваться и просто заменил министров представителями левых партий от тех же регионов.

Пока в Барселоне кипели кабинетные страсти, армия Модесто на Эбро истекала кровью, выигрывая для республики драгоценное, как тогда казалось, время. Давила «давил» в центре республиканского плацдарма силами трех дивизий. Несмотря на использование авиации и артиллерии в невиданных до селе в Испании размерах, 24 августа наступление франкистов захлебнулось из-за огромных потерь. Результаты атаки были весьма скромными: четыре километра вглубь на фронте в 7 километров. Важнее было то, что пали высоты 458 и 481, где находилась штаб-квартира командующего 15-м корпусом Народной армии Тагуэньи. Дальше открывалась дорога на центр республиканских позиций местечко Корбера, но у мятежников уже не было резервов, чтобы развить успех.

Франко снял с других фронтов все возможные силы и довел свою ударную группировку до 10 дивизий. «Генералиссимус» торопил Давилу, так как страшно боялся начала европейского конфликта вокруг Чехословакии.

3 сентября 1938 года два корпуса Ягуэ и Гарсиа Валиньи начали очередное наступление на республиканский плацдарм. 200 орудий обрушили на центр плацдарма 8000 снарядов в течение четырех часов. Наблюдавший за боем Рохо предполагал, что после такого стального дождя в живых не должно было остаться ни одного человека. Но это было еще не все. По позициям Народной армии нанесли удар 180 самолетов. И-15 и И-16 пытались мешать, но их испанские экипажи серьезно уступали в боевой выучке советским пилотам, к тому времени в большинстве отозванным на родину. Свежие 1-я наваррская и 13-я марокканская дивизии еще глубже вдавили центр республиканского плацдарма, взяв Корберу. Противостоявшая атаке 27-я дивизия республиканцев была практически полностью уничтожена артиллерийским огнем и авиабомбами. Под угрозой оказалась ставка Модесто в Кампосинесе. За этот успех мятежники заплатили жизнями 5125 своих солдат.

6 сентября Модесто перебросил на грузовиках к угрожаемому участку XV интербригаду, которая под прикрытием артиллерии и танков пошла в атаку на высоту 287. Это был последний контрудар республиканцев на Эбро, который смог на время остановить становившееся опасным для всего плацдарма продвижение врага в его центре.

Всего за 6 недель битвы за Эбро франкисты смогли отбить только 200 квадратных километров республиканского плацдарма.

29 августа 1938 года Муссолини попросил Чиано записать в дневнике, что он, дуче, предсказывает поражение Франко, так как настоящими бойцами в испанской гражданской войне оказались «красные». Немцы были не столь категоричны, но фон Шторер признавал, что ни одна из сторон конфликта не может победить другую без существенной материально-технической помощи извне.

Героическое сопротивление республиканцев на Эбро позволяло надеяться на перемены в общественном мнении и политике Англии и Франции.

Еще 6 июля 1938 года «гора» в лице Комитета по невмешательству «родила мышь», приняв разработанный англичанами план вывода иностранных добровольцев из Испании. Согласно этому документу, в Испанию предполагалось направить две международные комиссии, которые подсчитают количество иностранцев в каждом лагере и как только 10 тысяч из них будут выведены с той стороны, где добровольцев окажется меньше и пропорциональное число с другой стороны, то Франко и республика получат права воюющей стороны. Затем предполагалось установить по-настоящему жесткий контроль за морскими и сухопутными границами Испании.

Правительство республики, хотя и было не в восторге от плана, одобрило его. Франко тянул с ответом, со дня на день, ожидая взятия Валенсии. Но когда мятежникам пришлось перейти к обороне 15 августа, предварительно проконсультировавшись с немцами и итальянцами, «национальная» Испания дала свой ответ. Формальное согласие сопровождалось оговорками, сводившими весь план на «нет». Франко согласился вывести тоже только 10 тысяч добровольцев, да и то при условии немедленного предоставления ему прав воющей стороны. Кроме того, допускать на свою территорию какие-либо международные комиссии франкисты не соглашались. Лорд Плимут взялся «изучать» носившие явно издевательский характер предложения мятежников и отказался созвать заседание Комитета по невмешательству в соответствии с требованием СССР для принципиальной оценки позиции Франко.

В этой обстановке 21 сентября 1938 года, выступая на сессии ассамблеи Лиги наций, Негрин заявил о готовности республики вывести иностранных добровольцев в одностороннем порядке и без всяких предварительных условий. К тому времени в рядах Народной армии было около 1 миллиона бойцов и оставшиеся в ее рядах 12 тысяч интернационалистов не играли, конечно, уже решающей роли. Осенью 1938 года, в отличие от осени 1936 года, требовалась уже не столько отвага и мужество отдельного бойца (а это было наиболее характерной особенностью интербригад), сколько современное вооружение, особенно тяжелая артиллерия и самолеты. И боец-интернационалист с винтовкой или пулеметом был также, как и его испанский товарищ по оружию, бессилен против обрушивавшегося на него града бомб и снарядов.

Поэтому, принимая такое смелое решение, республика рассчитывала на то, что Франция откроет границу (которую она закрыла в июне вплоть до принятия обеими сторонами гражданской войны плана вывода добровольцев) и Народная армия получит столь недостающие ей на Эбро советские самолеты и пушки. Этого же боялись франкисты, которые, будучи застигнутыми врасплох инициативой Негрина, просили немцев передать решение вопроса из Лиги наций в «хорошо» зарекомендовавший себя бездействием Комитет по невмешательству. Тем более, что к тому времени Италия и Германия уже вышли из Лиги Наций и не могли соответственно проводить в рамках этой организации свою излюбленную политику проволочек и саботажа.

Но в тот период внимание Великобритании (которая, в принципе, поддерживала идею перенести обсуждение инициативы Негрина в лондонский Комитет) было поглощено достигшим своего пика кризисом вокруг Чехословакии и ей было не до Испании. Поэтому Лига наций одобрила предложение Негрина и образовала 14 октября 1938 года международную комиссию по контролю за выводом иностранных добровольцев с территории республики, которая прибыла в Испанию двумя днями позже.

Чтобы как-то скомпенсировать благоприятно встреченную мировой общественностью дипломатическую инициативу республиканцев, Франко решил в октябре вывести из своей зоны 10 тысяч итальянцев, разумеется, без всякого контроля. К тому времени «каудильо» уже мог обойтись без итальянской пехоты. Его интересовали только летчики, танкисты и технические специалисты стран оси. Ведь битва на Эбро ясно показывала, что уничтожать живую силу врага можно было и на расстоянии, не ввязываясь в тяжелые рукопашные схватки.

Между тем мясорубка на Эбро не прекращалась. Германский посол фон Шторер сообщал об открытых и резких спорах Франко со своими генералами. Многие из них считали, что, сковав республиканский плацдарм небольшими силами, нужно нанести главный удар по Каталонии и закончить войну. Но «генералиссимус», как уже неоднократно упоминалось выше, был заинтересован, прежде всего, в уничтожении живой силы ненавистных ему «красных», а свои потери, его волновали мало. Ведь это были в основной массе мобилизованные рабочие и крестьяне, а значит потенциальные противники грядущего тоталитарного режима фашистского толка.

16 сентября 1938 года мятежники начали уже пятое наступление против республиканского плацдарма на Эбро. Но до конца сентября никакого серьезного продвижения достигнуто не было, хотя соотношение сил с каждым днем изменялось в пользу франкистов. К ним подходили свежие резервы со всех фронтов, а армия Модесто ничем не могла восполнить свои потери. Все тогда смотрели на Чехословакию и ждали, что вот-вот западные демократии начнут войну против Гитлера. Не может же, в конце концов, Франция не выполнить свои союзнические обязательства в отношении Праги! Об этом спрашивали измученные защитники республиканского плацдарма приезжавших к ним политиков и иностранных корреспондентов.

18 сентября 1938 года крайне неприятный сюрприз ожидал уже ставших привыкать к легким победам «мессершмиттов». Несколько И-16 к тому времени были оснащены американскими высотными двигателями «Райт-Циклон» F-54, позволявшими развивать масимальную мощность на высоте 7000 метров. Летчики на этих самолетах летали с кислородными масками, за что их прозвали “сосунками”. И вот 18 сентября 12 “сосунков” атаковали сверху 16 Ме-109 и сбили четыре из них. Всего в этом бою, в котором участвовали и обычные И-15, И-16, было уничтожено 11 самолетов противника. Немцам пришлось туго еще и потому, что в связи с обострением обстановки вокруг Чехословакии в Германию 10 сентября срочно отозвали наиболее опытных летчиков.

В сентябре под влиянием Судетского кризиса у ставки Франко сдали нервы. Министр иностранных дел «национальной» Испании Хордана жаловался фон Штореру, что Германия держит своего союзника в абсолютном неведении относительно своих планов. А в это время, по дошедшим в Бургос сведениям, французский генштаб планировал в случае начала войны с Германией оккупировать Каталонию и нанести удар по Испанскому Марокко. Франко перебросил в Северную Африку 10 тысяч пленных, которые стали возводить там оборонительные рубежи. Еще столько же бывших бойцов Народной армии строили укрепрайоны на франко-испанской границе.

Одновременно со своей беседой со Шторером Хордана дал указания франкистскому послу в Берлине Магасу немедленно добиться встречи с Риббентропом, чтобы прояснить ситуацию. Но министр иностранных дел «рейха» не нашел для Магаса времени. Тогда Франко задал тревожившие его вопросы немецкому офицеру связи при своей ставке: Что будет в случае войны в Европе с легионом «Кондор»? Не станет ли «карманный» линкор «Дойчланд», стоявший на рейде Виго, объектом французского нападения? Хочет ли Германия в случае начала войны получить базы снабжения своего флота в испанских портах? Все эти вопросы были немедленно переданы в Берлин, но там продолжали молчать.

Тогда через своих представителей в Париже и Лондоне Франко сообщил, что «национальная» Испания будет соблюдать строгий нейтралитет в возможной европейский войне. Узнав об этом, Гитлер назвал шаг «каудильо» «грязным трюком», а Муссолини сказал, что от такого недостойного поведения перевернутся в гробу все павшие в Испании итальянцы. Хордана убеждал фон Шторера, что заявление о нейтралитете продиктовано исключительно слабостью Испании, разоренной войной. К тому же нейтралитет выгоден Германии и Италии, так как в этом случае у французов не будет предлога послать свои войска в Испанию. Гитлер, в принципе, придерживался примерно такой же точки зрения, но разыгрывал из себя обиженного, чтобы иметь еще один, пусть и моральный, инструмент давления на Франко. 25 сентября 1938 года «каудильо» получил из Парижа долгожданные заверения, что в случае нейтралитета Франко может не опасаться французского вмешательства в гражданскую войну к югу от Пиренеев.

Поездку Чемберлена в Мюнхен некоторые республиканские газеты поспешили приветствовать как проявление «твердой и несгибаемой воли Англии» и конец политики «умиротворения» Гитлера. Тем большим было разочарование полнейшей капитуляцией западных держав перед осью Берлин — Рим. К тому же стали просачиваться сведения, что Чемберлен и французский премьер Даладье предложили Гитлеру и Муссолини созвать по образцу Мюнхена конференцию четырех держав для решения испанского вопроса. Министр иностранных дел Франции Жорж Боннэ сказал своему испанскому коллеге Альваресу дель Вайо, что республиканцы должны немедленно искать компромиссный мир с Франко. Республика не возражала, но принудить мятежников к миру могли только Париж и Лондон.

Франко послал Гитлеру верноподданнические поздравления в связи с победой германской дипломатии в Мюнхене и «тяжелым поражением, нанесенным Москве». Одновременно франкисты еще раз подтвердили, что их целью является полная и безоговорочная капитуляция республики. Но фон Шторер сообщал в Берлин, что без дополнительных поставок оружия из Германии и Италии Франко не выиграет войну и будет вынужден пойти на компромисс. Германский дипломат не ошибся. В середине октября «генералиссимус», с которого бои на Эбро сбили прежний гонор весны 1938 года, обратился к Германии с просьбой срочно поставить ему 50 000 винтовок, 1500 легких и 500 тяжелых пулеметов, а также 100 75-мм орудий. Только получив это вооружение, «националисты» смогут перейти в решительное наступление.

Гитлер решил воспользоваться критическим положением своего непостоянного союзника, чтобы окончательно выкрутить ему руки в экономической области. Экономика самой Германии, в результате безудержного роста военных расходов и отсутствия валюты для закупки необходимого для армии сырья, находилась на грани финансового краха. 1 сентября 1938 года министр финансов «рейха» Шверин фон Крозиг прямо сообщил об этом в специальном меморандуме на имя «фюрера».

Поэтому немцы жестко ответили Франко, что военная помощь поступит только тогда, когда будут удовлетворены все их пожелания, связанные с «проектом Монтанья». Конкретно Берлин требовал официального признания властями мятежников основанных HISMA 5 акционерных обществ, в которых были сконцентрированы приобретенные этой компанией 70 горнорудных концессий (причем германская доля должна была быть выше разрешенных законом 40 %). То же самое немцы требовали сделать в отношении основанной ими в Испанском Марокко компании, в которой вообще не было испанского капитала. Наконец Франко должен быть предоставить в песетах сумму, эквивалентную 15 миллионам немецких рейхсмарок для покупки немцами дополнительных акций горнорудных компаний.

Но Берлин уже не собирался ограничиваться только набившим ему изрядную оскомину «проектом Монтанья». Так как нужное Франко вооружение якобы не могло быть дополнительно произведено из имевшихся в Германии запасов сырья, от франкистов потребовали увеличить поставки железной руды (в 1938 году Германия импортировала 22 миллиона тонн железной руды, в том числе половину из Швеции). Но и этого Берлину показалось мало. «Национальная» Испания должна была освободить от всех таможенных платежей ввозимые из Германии машины и оборудование для немецких концессий общей стоимостью 5 миллионов марок и дать гарантию оплаты этих же самых машин поставками сырья в Германию в течение 5 лет.

Чтобы унижение «каудильо» было полным, ему предъявили к оплате счет расходов, связанных с пребыванием легиона «Кондор» в Испании, начиная с 7 ноября 1936 года, на общую сумму в 190 миллионов марок (в Берлине подчеркнули, что смета составлена по наиболее благоприятным для Франко критериям: действительно туда не вошли текущие военные поставки и оплата немецких летчиков и самолетов до ноября 1936 года).

Таким образом, используя выражение Геринга, к груди Франко был приставлен пистолет. 19 ноября 1938 года Франко принял все условия немцев, но попросил держать достигнутые договоренности в тайне, так как они плохо будут восприняты населением. Зато теперь «генералиссимус» и глава «национальных» войск мог рассчитывать на немецкое оружие в преддверии решающих сражений гражданской войны. Германия же получила из зоны мятежников в 1938 году 3 миллиона тонн железной руды, пиритов, стали и других необходимых для военной промышленности материалов. Скоро эти тонны обратятся в бомбы и снаряды, начав крушить мирные города Польши, Франции, Бельгии, Нидерландов и Великобритании.

Но, прежде чем использовать германское оружие для нанесения республике смертельного удара, Франко еще надо было разделаться с упорным Модесто на южном берегу Эбро.

В конце октября ставка Франко решила провести генеральное, седьмое наступление у Эбро и сломить сопротивление противника на высотах Кабальс, без которых линия обороны плацдарма уже не могла быть удержана. На участок прорыва было стянуто 4 дивизии, 16 групп артиллерии и танки. К этому времени у армии Модесто уже остро ощущались недостаток боеприпасов и изношенность артиллерии. Снаряды везли на фронт прямо с каталонских заводов, где у ворот дежурили грузовики. Из 43 орудий на плацдарме только 12–15 могли стрелять, а остальные требовали ремонта или замены. К тому же командование республиканцев ожидало, что мятежники будут продолжать расширять свой выступ в центре плацдарма и стянуло туда наиболее боеспособные части. Помимо бомбежек и артобстрелов бойцы Народной армии страдали теперь не от жары, а от проливных холодных дождей, пронизывающего ветра, порывы которого достигали скорости 120 км в час.

Франкисты решили провести генеральное наступление против армии Модесто по методу Листера, то есть внезапно. 29 октября туманной ночью без единого выстрела части Иностранного легиона скрытно подобрались вплотную к позициям Народной армии на склонах высот Кабальс и с рассветом бросились в атаку, выбив республиканцев с их позиций. Только потом началась мощнейшая артподготовка, помешавшая Модесто перебросить на угрожаемый участок резервы. 30 октября позиции республиканцев обрабатывали 91 батарея артиллерии и 170 самолетов. Такой концентрации огня никогда еще не было в этой войне. В тот день по защитникам высот Кабальс было выпущено 9000 тонн снарядов и сброшено 8000 тонн бомб.1 ноября левый фланг плацдарма республиканцев дрогнул и окончательно очистил позиции на высотах Кабальс. Срочно переброшенные с центра плацдарма части уже не смогли восстановить положение. Стало ясно, что удержаться на южном берегу Эбро Народная армия уже не в состоянии.

Отход происходил хотя и не без потерь, но в полном порядке. Республиканцы, опираясь на 300 квадратных километров в центре плацдарма, медленно очищали фланги (Рохо назвал этот маневр «складывающимся веером»). 7 ноября мятежники, выйдя на флангах к Эбро, ударили по оставшейся в центре плацдарма группировке. Но войска Листера держались, давая возможность переправить на северный берег боевую технику. 14 ноября была взята расположенная на холме деревня Фатарелья. Первый снег провожал отход республиканских арьергардов, вступивших на южный берег в удушающую июльскую жару. В 4 часа 25 минут 15 ноября 1938 года саперы Народной армии взорвали последний мост через Эбро, приняв на северном берегу замыкавших отступление бойцов 31-й бригады корпуса Тагуэньи. Так закончилось длившееся 115 дней величайшее сражение испанской гражданской войны.

Каждая из сторон потеряла на Эбро примерно по 50–60 тысяч человек убитыми и раненными. Республиканцы не досчитались 130 самолетов, 35 из 87 участвовавших в битве танков Т-26 (18 из которых было захвачено врагом исправными) и всех шести танков БТ-5, доставшихся мятежникам также в рабочем состоянии. Потери боевой техники были особенно тяжелыми для республики, так как французская граница оставалась закрытой, и ожидать быстрого пополнения вооружений не приходилось.

Историки до сих пор спорят, нужна ли была республике вообще высадка на южном берегу Эбро и последовавшее за ней ожесточенное сражение на измор. Некоторые считают, что полководцы-коммунисты для поднятия авторитета КПИ бросили в бессмысленную бойню лучшие части Народной армии, и их истощение предопределило поражение республики. Но, взвесив все «за» и «против», нельзя не придти к выводу, что в условиях лета 1938 года битва на Эбро (или еще где-нибудь) была для республики жизненно необходима. Надо было вернуть армии и населению утраченную после Арагонской катастрофы веру в победу и эта цель, как признавали немцы и итальянцы, была достигнута полностью. А если бы войска центрально-южной зоны провели запланированное наступление в Эстремадуре, в войне наступил бы коренной перелом.

Республику подвела надежда на внешнеполитические факторы. Ожидаемая европейская война за Чехословакию не состоялась, так как Англия и Франция отдали эту страну на растерзание Гитлеру. Не удалось достичь и минимальной внешнеполитической цели — разблокировать границу с Францией. Находившееся там советское оружие придало бы битве за Эбро совсем другой оборот, тем более, что и у Франко стал ощущаться недостаток вооружения и боеприпасов. Не будет преувеличением сказать, что Народная армия, продемонстрировавшая на Эбро тактическую зрелость и оперативное мастерство, получила удар в спину из-за границы и была вынуждена смириться с огромным материально-техническим превосходством врага.

Именно артиллерия и авиация, своими ударами, менявшие рельеф местности на плацдарме, решили исход сражения. И перспективы дальнейшей борьбы почти без тяжелого оружия не внушали руководству республики особого оптимизма.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх