31. Квинт Серторий

Кв. Серторий был лучшим и замечательнейшим из сторонников Мариановой партии. Он родился в сабинском селении Нурсиа и, рано лишившись отца, воспитан был матерью, к которой он всегда, до ее поздней кончины, питал самую нежную любовь. В молодости он приобрел себе некоторую известность в качестве оратора и адвоката в Риме; но удачные дела, совершенные им на поле сражения, побудили его посвятить себя преимущественно военному поприщу. Его боевой путь начался с похода против кимвров, в Галлии. В роковой битве при Араузионе (105 г.) он, после потери своей лошади, бросился со щитом и панцирем в Рону и, невзирая на свои раны, благополучно переплыл на другой берег. В 102 г. он служил в войске Мария и своим умом, своей отвагой и хитростью снискал расположение полководца и разные отличия. В Испании он в качестве военного трибуна действовал столь успешно, что слава о нем распространилась по всей стране и он, по возвращении в Рим, был избран квестором в лежащую по эту сторону Альп Галлию. Получив там поручение набрать солдат и оружие для союзнической войны, он, наряду с другими медлительными молодыми людьми, выказал величайшее усердие и самую энергичную деятельность. В Марсийскую войну, выступая военачальником, он сражался с великой храбростью, хотя у него тогда был вышиблен глаз, Заслуги отважного мужа оценены были народом по достоинству; когда он появился в театре, то его приняли с рукоплесканиями и одобрительными возгласами – честь, которой редко удостаивались люди более старые и знатные. Зато аристократы, приверженцы Суллы, противодействовали быстрому возвышению молодого человека, который не мог похвалиться заслугами предков. На выборах народного трибуна он потерпел неудачу. Впрочем, это обстоятельство едва ли может считаться главной причиной, почему он перешел на сторону народной партии.

Когда Цинна в 87 г. выступил против учреждений Суллы, то к нему (Цинне) примкнул Серторий. Вместе они сражались против Октавия, подверглись изгнанию и затем снова с Марием возвратились в город. Он возражал против возвращения Мария, но безуспешно. В Риме Серторий старался положить предел свирепым неистовствам Мария и велел наконец избить его злодейскую шайку, численностью в 4 тыс. человек, в их лагере. Когда после смерти Цинны для борьбы с возвратившимся из Азии Суллой поставлены были во главе народной партии большей частью люди слабые и неспособные, как Норбан, Сципион, молодой Марий, и люди эти, не внемля увещеваниям Сертория, портили все дело своей неумелостью, то он, отчаявшись в спасении Италии, поспешил в Испанию, которую его единомышленники предоставили ему как провинцию. Он старался отстоять, по крайней мере, эту страну для своей партии и приготовить там своим друзьям убежище, если бы дело их было проиграно в Риме.

Как только Сулла полностью овладел Италией, отправил К. Аррия со значительными силами в Испанию против Сертория, и последний чувствовал себя слишком слабым, чтобы держаться против него. Он с отрядом приблизительно в 3 тыс. человек переправился в Африку и некоторое время скитался в сообществе киликийских гератов по мавританскому берегу и по островам между Африкой и Испанией, пока снова вступил на берег у Бетиды (Квадалкивира). Здесь он встретился с матросами, которые только недавно прибыли с Атлантических (Канарских) островов, островов блаженных, и много порассказали ему об их великолепии и плодородии. Тут в нем проснулось желание основать себе там жилище, чтобы вдали от суеты мира прожить дни свои в покое. Вследствие этого от него отделились киликийцы, заботившиеся не об успокоении, а о добыче, и его собственные войска также не одобрили его намерение, так что он снова пошел с ними на мавританский берег и принял участие в войне, которую вели между собой два претендента на престол этой страны. Он завоевал город Тингис (ныне Тангер) и утвердился в нем. В то время когда он еще раздумывал, куда бы ему отсюда направиться, пришли посланные от лузитанцев и просили его стать во главе их полководцем в войне, которую они вели против Сулловых войск. Серторий снова ободрился духом; он мог надеяться опять завладеть Испанией при помощи многочисленных тамошних племен. С отрядом в 2600 человек, названных им римлянами, хотя среди них было 700 ливийцев, он переправился в Лузитанию, где туземцы подкрепили его 4 тыс. человек пехоты и 700 всадниками. Так образовалось ядро того войска, с которым ему предстояло наводить страх на своих противников (81 г.).

В течение девятилетних войн, которые Серторий вел с тех пор в Испании против господствующей в Риме партии, он имел случай показать на деле свой блестящий талант полководца. Природа страны, степень образования и привычки испанцев вынудили его к усвоению особого способа ведения войны. Хотя он при случае и не задумывался вступать в открытое сражение, но по преимуществу, однако, придерживался так называемой малой войны. Со своим легким, привычным к маневрированию в горах воинством, которое он то собирал в большие армии, то распределял на отдельные отряды, он неустанно тревожил и истощал неприятельское войско, преграждал ему дороги, отрезал ему подвоз; он обманывал неприятеля поспешными переходами, поражал его внезапными подступами и нападениями. С мужеством и отвагой соединял он мудрую предусмотрительность и находчивую хитрость. Никто искуснее его не умел своевременно занять укрепленную позицию, устроить засаду. Так как неприятель в открытом поле чувствовал себя слабее, то тем более старался овладевать укреплениями; но при этом случалось нередко, что осаждающий вдруг сам оказывался со всех сторон окруженным. Искусное и удачное ведение дела приобрело Серторию полное доверие его войска, привело на его сторону многие племена. Тогда как римские правители обыкновенно слишком тяжело давали испанцам чувствовать гнет римского господства, Серторий, напротив, поступал во всем умеренно, снисходительно и мягко: уменьшил налоги, освободил обывателей от бремени военного постоя и т. п. Знатных испанцев он привязал к себе учреждением школы в Оси (Гуэска), в которой дети их обучались греческим и римским наукам; в то же время он имел при этом в виду удержать этих мальчиков в своей власти в качестве заложников. Солдат он расположил к себе отчасти тем, что дал им римское вооружение, блестящие, изукрашенные золотом и серебром шлемы, красиво расписанные щиты, вышитые одеяния. У испанцев, как у кельтских племен, существовал военный обычай, по которому вокруг предводителя собирался отряд посвященных, обязывавшихся не покидать своего вождя ни при жизни, ни при смерти. Такой отряд телохранителей несколько тысяч испанцев образовали вокруг Сертория. Особенное впечатление он производил на грубые умы варварских племен, демонстрируя самку оленя, которую он сделал ручной и доверчивой, так что она повсюду за ним следовала и являлась по его зову. Он выдавал ее за существо высшего рода и утверждал, что она дар Дианы, что она открывает ему вещи сокровенные, указывает ему, когда вступать в бой, когда нет и т. п. Таким образом, варвары полагали, что ими руководит не ум чужестранца, а само божество.

О том, как Серторий действовал на своих людей, свидетельствует следующий пример. Однажды его отряды, собравшиеся многочисленными массами, потребовали немедленной битвы с неприятелем. Не успев убеждениями отговорить их от этой затеи, он, чтобы заставить их раскаяться в этом, разрешил атаку, но устроил так, что участвовавшие в схватке, потерпев поражение, могли затем с его помощью безопасно отступить в лагерь. Чтобы снова воодушевить упавший дух их, он через несколько дней созвал общее собрание и велел вывести на середину двух лошадей, из которых одна была старая и хилая, другая – рослая и сильная с великолепным и толстым хвостом. К старой лошади был приставлен высокий и крепкий мужчина, к сильной – маленький и невзрачный. По данному знаку сильный человек принялся так горячо дергать хвост у своей лошади, как будто он хотел его вырвать, слабый же вырывал из хвоста своей лошади волосок за волоском. В то время как первый, к великой потехе зрителей, потратив много напрасных усилий, вынужден был, наконец, прекратить свои старания, последний, напротив, в короткое время и без труда выщипал из хвоста лошади все волосы. Тогда Серторий встал и сказал: «Вы видите, собравшиеся мужи, что терпение и настойчивость гораздо скорее ведут к цели, чем насилие. Многое, что с одного раза неосуществимо, может, однако, быть достигнуто мало-помалу, исподволь. Стойкая деятельность необорима, она с течением времени одолевает и превозмогает всякую силу. Для тех, которые с мудрым расчетом выжидают представляющиеся благоприятные моменты, время есть союзник, для тех же, которые чересчур спешат и торопятся, время оказывается весьма опасным противником».

После того как Серторий нанес нескольким полководцам Суллы значительные поражения, последний в 79 г. послал в Испанию К. Метелла Пия, который до того времени показал себя дельным полководцем. Метелл надеялся быстро покончить с «беглым проскриптом, остатком карбоновой шайки»; скоро, однако, превосходный противник поставил его в весьма затруднительное положение. Дело в том, что Серторий лишал своего противника воды и мешал ему добывать фураж; противник если намеревался двинуться против него, он уходил и исчезал; располагался ли противник лагерем, Серторий поднимал тревогу и сгонял его с места; осаждал ли противник какой-либо город, он вдруг сам попадал в положение осажденного. Солдатам Метелла такая война вскоре наскучила; они громко стали требовать, чтобы Метелл принял вызов Сертория на единоборство, и когда тот отверг вызов, то они насмехались над его трусостью. Силы Метелла были совершенно парализованы, и Серторий считался теперь повелителем всей Испании. Он устроил управление страной по своему усмотрению и обнаруживал во всем чрезвычайную деятельность, творил суд и расправу, принимал бесчисленные посольства, набирал войска и упражнял их в воинском деле, снабжал города запасами и гарнизонами.

В 77 г. Серторий получил, по-видимому, блестящее приращение своей силы в лице М. Перперны, бывшего легатом у М. Лепида. Когда Лепид, изгнанный из Италии, удалился в Сардинию и там погиб, то Перперна перевел его войска в Испанию, где посредством новых вербовок довел свою силу до пяти легионов. Кичась своим знатным происхождением, он хотел получить здесь главное начальство, но его войска принудили его подчиниться Серторию. Вместе с Перперной прибыли многие сенаторы и другие оптиматы, спасавшиеся от приверженцев Суллы. Из них Серторий составил себе сенат в 300 членов, в который испанцы допущены не были, и тем заявил, что местопребывание римского правительства в Испании, а не в Риме, утратившем свободу вследствие господства Сулловой партии. Соединение Перперны и Сертория возбудило в приверженцах Суллы в Риме большое беспокойство; опасались, что проскрипты перенесут свое оружие из Испании в Италию и здесь ниспровергнут все учреждения Суллы. Поэтому в 76 г. послан был в Испанию, для укрепления Метелла, Гн. Помпей, который считался самым дельным полководцем, с 30 тыс. пехоты и 1 тыс. всадников.

Как только Помпей прибыл в Испанию, он направился к южному берегу, чтобы отыскать своего противника, осаждавшего в то время город Лaypo (недалеко от Валенсии). Оба полководца считались до тех пор непобедимыми; их первое столкновение представляло потому для всех большой интерес. Помпею следовало бы поэтому быть осторожным; но его прежние удачи сделали его столь заносчивым и самоуверенным, что он счел осторожность излишней. Серторий занимал вблизи города холм, весьма удобно расположенный для атаки на город. Помпей устроил свой лагерь так, что Серторий стоял между ним и городом, и римский полководец уже отрядил туда послов, чтобы ободрить граждан и обратить внимание их на то, что неприятель им осажден, что голод скоро его обессилит и что Тогда одновременная атака со стороны римского лагеря и города уничтожит его. Когда Серторий услыхал об этом, он, смеясь, сказал, что скоро покажет ученику Суллы, что полководец должен более смотреть позади себя, чем впереди. Он устроил ночью сильную засаду в смежном лесу. Утром ближайшие когорты атаковали помпейцев и, отступая, заманили их в то место, где им в тыл ударили главные силы засады. Целый легион при этом погиб, лишь немногие спаслись; сам Помпей, расставивший тем временем свое войско для боя, не отважился предпринять нападение и отошел в свой лагерь. Но так как со всех сторон угрожали Серториевы отряды и отрезали ему подвоз, то он вынужден был бросить свой лагерь и отступить за Эбро. Город Лауро вскоре затем был взят, разграблен И предан огню. Эту жестокость Серторий допустил вопреки своему обыкновению, чтобы посрамить Помпея и его почитателей и напугать варваров; он рассказывал, что город сожжен из-за Помпея, который мог почти греться у огня.

В следующем, 75 г. война приняла более обширные размеры, так как в ней участвовал и Метелл, бездействовавший до того времени из ревности к Помпею. После того как подчиненные Серторию полководцы, поступавшие не так, как им было предписано, понесли довольно значительные потери, сам Серторий столкнулся с Помпеем при реке Сукро (Хукар) у города того же названия, к западу от Валенсии. Он начал битву только к вечеру, чтобы неприятель ночью в незнакомой стороне не мог его преследовать, если бы одержал победу, и не мог уйти от него, если бы потерпел поражение. Помпей был разбит на всех пунктах и потерял 10 тыс. человек. На другое утро Серторий снова взялся за оружие и готовился к новому бою; но, заметив, что по близости стоял Метелл, он отказался от своего намерения и удалился из той стороны, сказав: «Если бы не подоспела сюда старая баба, то я бы этого мальчика проучил хорошенько и наказанного отправил бы в Рим». Спустя некоторое время Серторий снова появился со своими воинственными отрядами у Сагунта и дал обоим расположившимся там римским полководцам двойное сражение. Сам он победил Помпея и лишил его 6 тыс. человек, между тем как Перперна был разбит Метеллом и потерял 5 тыс. человек. Таким образом, силы обеих сторон уравновешивались; но Серторий понемногу, небольшими схватками и заграждением путей подвоза, поставил Помпея в такое затруднительное положение, что последний, крайне недовольный, писал сенату в Рим, что он возвратится и Серторий последует за ним, если ему не пришлют войска, денег, оружия и хлеба; что он в борьбе за Италию уже истратил свое собственное состояние.

В 74 г. дела Помпея и Метелла шли не лучше прежнего, хотя Помпей получил из Италии деньги и два новых легиона, а Метелл назначил большую награду за голову Сертория. Этот последний шаг римляне оправдывали тем обстоятельством, что Серторий заключил союз с врагом государства, Митридатом. Понтийский царь предложил Серторию снабдить его для дальнейшего ведения войны кораблями и деньгами и требовал, чтобы ему, царю, было обеспечено обладание Малой Азией. Когда Серторий созвал по этому случаю свой сенат, то все члены были того мнения, что предложения царя должны быть приняты; Серторий же объявил, что он готов предоставить царю Каппадокию и Вифинию, так как эти страны издавна управлялись царями и римлянам до них дела нет, но что провинцию Азию он царю уступить не может; он, Серторий, не хочет достигнуть победы умалением могущества отечества, а его победа, напротив, должна возвысить это могущество. В этом смысле и был заключен договор с Митридатом. Серторий послал царю вспомогательный корпус под начальством М. Вария и получил за это от Митридата 3 тыс. талантов и 40 кораблей. Метеллу и Помпею пришлось в этом году так плохо, что последний был даже вынужден перейти на зимовку в Галлию.

Тем не менее с этого времени дело Сертория начинает клониться к упадку, благодаря, впрочем, не превосходству противников, а измене в собственном лагере. Перперна с несколькими оптиматами устроил заговор против Сертория, которому они, как человеку незнатного рода, подчинялись с неудовольствием. Они тайком, где только можно было, противодействовали планам Сертория, с умыслом плохо исполняли данные им поручения, так что под конец дело шло хорошо только там, где он сам был налицо. Несправедливостью и притеснениями Перперна и его сообщники возбуждали в среде испанцев неудовольствие и ожесточение, а ответственность за это возлагали на Сертория. Так возникли неповиновение и бунт, и один город за другим переходил на сторону неприятеля. Из-за этого и снисходительный характер Сертория мало-помалу ожесточился, и он позволял себе крутые меры и жестокости, которые прежде были ему чужды; между прочим, он велел казнить и продать сыновей испанцев, обучавшихся в Оске.

Наконец, Перперна со своими заговорщиками прибегнул к убийству. Они послали Серторию вымышленное письмо, в котором сообщалось о большой победе одного из его полководцев. Когда он по этому случаю принес благодарственные жертвы, то Перперна пригласил его на пиршество, которое он хотел устроить в ознаменование счастливого события. Серторий с большим нежеланием уступил настоятельным просьбам Перперны и отправился на пиршество с двумя своими секретарями. Обыкновенно на пирах в присутствии Сертория соблюдались приличия и благопристойность; ибо он ничего непристойного не мог ни видеть, ни слышать и приучил также других гостей избегать неприличных шуток и неумеренных выходок. Но в тот раз собравшиеся на пир заговорщики умышленно позволяли себе самые бесстыдные речи, прикидывались пьяными и старались раздражать Сертория нахальным обращением. Серторий оставался спокойным, но с презрением отвернулся от них на своем ложе. Тогда Перперна уронил со звоном на пол чашу, наполненную вином. Это было знаком к нападению. Заговорщики схватились за оружие, накинулись на Сертория и злодейски убили его.

В 72 г. был положен конец Серторианской войне. Большая часть испанцев разбежалась, отправила послов к Помпею и Метеллу и предлагала покорность; оставшихся же привлек на свою сторону Перперна, который теперь принял главное начальство и продолжал вести войну. Но он стяжал только стыд и позор и показал, что не умеет ни повелевать, ни подчиняться. При нападении на Помпея войско Перперны было полностью уничтожено, и он сам попал в плен. Для того чтобы спасти себя, несчастный предложил Помпею найденные в бумагах Сертория письма бывших консулов и других знатных лиц в Риме, вызывавших Сертория в Италию, чтобы вместе с ними ниспровергнуть существующий порядок. Но Помпей отказался видеть Перперну и велел его казнить; письма же он бросил в огонь, не читая их.

Сообщники Перперны были частью выданы Помпею и умерщвлены, частью бежали в Африку и погибли от рук мавританцев. Только один из них, по имени Ауфидий, уцелел; он жил до глубокой старости, в нищете и всеми презираемый, в испанском селении.

Оглавление