27 Новые приемы охоты и новый образ жизни

Накануне захода солнца 1908 года. Пиршества в охотничьем Эдеме. Особенности арктических животных. Как природа раскрашивает животных. Поиски мелкой дичи

За два месяца — с сентября по октябрь — мы перешли от голода, жажды и презренной нищеты к изобилию. Период, когда животные мало активны, еще не наступил. До сих пор мы были чересчур заняты решением своих насущных проблем и не понимали, что действительно открыли новую страну чудес. Удача, которая сопутствовала Робинзону Крузо, не превосходила нашу, хотя он и не знал, что такое укусы мороза, долгая полярная ночь и белые медведи, которые мешали бы ему развернуться. Так постепенно перед нашими глазами открывался доселе неизвестный мир.

Обыскивая каждый закоулок этой земли, мы постигли искусство жизни, перед нами раскрылись новые перспективы полной чудес природы. Мы пережидали штормы в пещерах, прятались от сильного ветра с подветренной стороны айсбергов или приклоняли голову на мшистых подушках в расселинах земли. Там мы научились присматриваться к самым незначительным проявлениям животной или растительной жизни, изучать их.

В Арктике природа старается прикрыть наготу земли там, где жестокие ветры еще не сгладили ее поверхности. Эти усилия природы очень интересно наблюдать не только потому, что сотканный ею зеленый покров полон очарования, но и потому, что они — свидетельство ее материнской заботы о тех крошечных созданиях, которые изнемогают в неравной борьбе со стихиями. Природа старается соткать эту ткань повсюду, где впадинка на земной поверхности открыта лучам солнца. В этих выбоинах земной коры, укрытых от штормового ветра, словно чья-то щедрая рука постелила великолепную многоцветную мантию из трав, мхов, лишайников и цветов. Под ее бархатным покровом роет себе норку лемминг, там он может полакомиться корешками и укрыться от долгой морозной ночи. В складках покрова матери-земли под теплым снежным одеялом зверек спит мертвым сном, а снаружи бушуют враждующие между собой стихии.

Здесь арктический заяц играет летом со своими зайчатами. Прежде чем наступает зима, малыши подрастают, становятся взрослыми, одеваются в шелковистый белый мех. Они роют норы в глубоком снегу, прокладывая длинные туннели, поедая свои излюбленные перины из уже замерзших растений и отсыпаясь на них же. В то время как глубоко под снежными одеждами матери-земли спят зверьки, губящие все живое порывы ветра тратят понапрасну свою энергию.

Здесь добывает пропитание полярная куропатка, пасутся мускусный бык и олень-карибу, а ворон, у которого для всех найдется доброе слово, тоже собирает себе пищу. Медведь и волк время от времени посещают такие места, чтобы собрать свою дань. Сокол и песец даже во сне не закрывают один глаз, держатся настороже ради исполнения своего охотничьего назначения.

В этих крохотных, словно улыбающихся выбоинах, сделанных природой, когда солнце начинает ласкать пологие склоны, снег тает и растекается журчащими ручейками (море все еще крепко сжато железными объятиями зимы), арктический «инкубатор» работает сверхурочно, чтобы вызвать к жизни из глубины сна малышей. Таким образом, эти выбоины в скалах являются полярной колыбелью жизни.

Освободившись от всепоглощающей заботы о пропитании, теперь я часто, как завороженный, наблюдал за этими чудесами природы. Фазы жизнедеятельности, которые прежде не интересовали меня, теперь приковали к себе мое внимание. Чуть в стороне от этих мягко постланных природой лощин противостоит стихиям «пограничная зона». Дарующая жизнь природа летом расцвечивает долины и лощины словно сады, а зимой хоронит эту роскошную растительность под глубоким снегом. Таким образом, зимой мускусный бык и олень-карибу лишаются обычных средств к существованию. Однако природа-мать не забывает о своих детях. Те же самые ветры, которые вынуждают человека и более слабых животных искать убежища от их смертоносного нападения, предоставляют пропитание лучше приспособленным к холоду мускусному быку и карибу. Летом растения, подобно животным, карабкаются на скалы, пригорки, горные склоны, чтобы выбраться на простор, к свету, теплу, приносимому солнечными лучами. Однако жизнь здесь из-за ветров и морозов дается тяжело, и только очень сильным растениям. Их ткани становятся здесь цепкими, крепкими, живучими; сами растения — узловатыми и шишковатыми от затяжного конфликта со стихиями, а их корни вгрызаются в землю на целые ярды. Это заставляет дышащую часть растения принимать карликовые размеры всего в несколько дюймов высотой. Здесь зимние ветры сметают снег, открывая доступ к пище мускусному быку и карибу. Так ветер-разрушитель дает животным средства к существованию. Этот уравнительный процесс природы по-настоящему удивляет. На небольших, ограниченных участках мы чувствовали себя словно в новом Эдеме первобытной жизни.

Топография Северного Девона, однако, строго ограничивает пределы распространения живой природы. Только на узкой полосе побережья в районе мыса Спарбо, которая простирается примерно на 25 миль к востоку и на 40 миль к западу, можно отыскать признаки жизни. Остальная часть побережья пролива Джонс еще более безжизненна, чем берега полярного моря.

Несмотря на то что наши кладовые были теперь заполнены мясом и жиром, нам все еще были нужны меха и шкуры для изготовления нового снаряжения, без которого мы не смогли бы возвратиться в Гренландию. Интересующие нас животные бродили вокруг в изобилии, однако они были слишком подвижны для того, чтобы мы могли поймать их с помощью нашего оружия и теми же способами, какими охотились на моржей и мускусных быков.

Мы несколько раз пытались добыть песца, зайца, полярную куропатку и тюленя. Надо было придумать какие-то особые методы и приемы для отлова этих животных. Зайцы были, пожалуй, наиболее нужны нам, и не только из-за своего нежного мяса, которое могло бы так приятно разнообразить нашу диету из мяса мускусного быка, но и из-за их шкурки, совершенно незаменимой для пошива чулок. В поисках мускусных быков мы много раз вспугивали стайки этих зверьков. Однако их мех достигает высокого качества только к середине октября, поэтому охоту на зайца мы отложили до захода солнца, а пока лишь примечали их повадки.

Мы научились уважать этого маленького аристократа. Это самое красивое и деликатное создание Севера. В первые дни лета мы встречали зайцев, когда те паслись на зеленых лугах у подножия птичьего базара. В то время крошечные серые зайчата играли со своими мамашами около хрустальных пещер. Теперь малыши совсем выросли и, так же как и их родители, оделись в безукоризненно белые шубки. Мы распознавали молодняк только по большей активности и неуемному любопытству.

Поблизости от лагеря мы находили зайцев сначала в лощинах, где прошлогодний снег исчез совсем недавно и все поросло молодой, нежной, ароматной травой, которая пришлась им весьма по вкусу. Чуть позднее зайцы последовали за мускусными быками к берегам лагун или на подметенные ветром холмы. Еще позднее, когда зимние снега словно одеялом покрыли пастбища и жестокие ночные штормы намели безрадостные сугробы, они для добывания пищи вырыли под снегом длинные туннели, логова, кормушки и, пока свирепствовали штормы, оставались в них, как дома.

Наделенные редкими для животных умственными способностями, зайцы быстро схватывают все, что несет им выгоду или преимущества. Мы заметили, как с приближением зимы они присоседились к мускусным быкам. Этот маневр, по-видимому, связан с пищей: подле мускусных быков зайцам достается достаточно пищи.

Несмотря на то что у зайца хрупкий, подобно птичьему, скелет и тонкая, как бумага, шкурка, он приспособлен к жизни в Арктике не хуже медведя с его массивной анатомией. Заячий организм способен работать в режиме жесткой «экономии». Он тратит максимально возможное количество энергии, а восполняет ее минимальным потреблением пищи. Белизна меха сродни белизне полярного снега, и заяц обретает эту характерную окраску прежде, чем выпадает снег. В потоках малинового солнечного света он кажется красным и белым одновременно. В тени ледяного склона или в темноте ночи он обретает смягченную синеву полярного мира. Природа выбелила его мех, по-видимому, для того, чтобы защитить от жестокого холода, так как белый мех позволяет сохранять тепло гораздо лучше, чем мех иной расцветки или оттенка.

Песец — единственный враг зайца, и он может рассчитывать на успех только благодаря своей хитрости. Когда зверек чувствует опасность, он проделывает серию стрелообразных бросков, и догнать его при этом могут только птицы. Он расходует мускульную энергию настолько экономно, что может бежать почти неограниченное время. Проделав несколько сот прыжков, он поднимается на задние лапки, чтобы отдохнуть в вертикальном положении. Заяц с черными кончиками на ушах представляет собой прекрасный образчик искусницы-природы. Во сне он поджимает лапки под себя, а его вечно подвижный нос с раздвоенной губой утыкается в длинный мягкий мех на груди, который прекрасно защищает его и от холода и от снега. Заяц — это жизнерадостный пушистый комочек, который вызывает восхищение.

Лишенные обычного комфорта, мы многому научились от окружавших нас животных. Например, от зайца, необыкновенного аккуратиста, мы узнали, как надо очищать руки и лицо. Не имея мыла и полотенец, располагая небольшим количеством воды, нам с трудом удавалось поддерживать хотя бы сносный внешний вид. У зайца те же проблемы, однако природа снабдила его, так сказать, гигиеническим аппаратом. В его распоряжении для умывания — передние лапки, тогда как задние конечности служат снегоступами и поэтому покрыты жестким мехом, обладающим свойствами обыкновенной губки. Этой своеобразной губкой можно эффективно пользоваться, не прибегая к мылу или воде. С помощью заячьих лапок мы и содержали себя в чистоте. Эти же лапки служили нам салфетками. Таким образом, заменив тазик для умывания и полотенце заячьими лапками, мы запасли их в количестве, достаточном для того, чтобы поддерживать личную гигиену по крайней мере в течение шести месяцев.

Этукишук расставлял для зайцев силки, и многие зверьки пали жертвой его примитивного орудия. Авела, который так и не научился пользоваться пращой, стал великолепным лучником. Он никогда не возвращался с охоты без зайца. Но настоящий успех пришел к нам, когда мы применили еще более примитивное устройство. Рассчитывая на любопытство зверька, мы додумались расставлять вдоль регулярных заячьих троп целую цепочку ловушек. Прыгая и резвясь на такой тропе, зверьки попадались в силки.

Охота на полярных куропаток находилась исключительно в ведении Авела. Эти птицы далеко не пугливы и частенько наведывались к нашей берлоге, рассеиваясь стайкой на снегу, словно куры. Куропатка слишком мелкая цель для пращи, и только Авела умел придавать стреле точное направление. Всего было добыто 15 птиц в окрестностях нашего обиталища, и все они пошли на десерт мне. Согласно эскимосскому обычаю, молодому, неженатому мужчине или незамужней женщине не разрешается лакомиться куропаткой, или, как они ее называют, «арришша». Право на подобное удовольствие предоставляется старшим, и я не стал нарушать это священное право старейших и изменять обычаю. Обычай этот был мне на руку, потому что не только подчеркивал мой статус старшего эскимоса, но и позволял мне одному насладиться этими птицами, а не довольствоваться лишь соблазнительным кусочком.

Полярная куропатка — очаровательное создание, однако нам она показалась таинственным существом. Совершенно неожиданно опускаясь с небес на землю, она снова отправлялась в какие-то неизвестные просторы своего обитания. Иногда мы видели множество этих птиц. Иногда не видели их целыми месяцами. Летом птица имеет буро-коричневое оперение с вкраплением белого. Она держится ближе к ледникам внутри побережья, занимаясь своими делами вдоль заснеженного побережья, где нет ни людей ни песцов. В последних числах сентября куропатки появляются на прибрежных низменностях, лежащих на уровне моря.

Подобно зайцам и мускусным быкам, куропатка предпочитает находиться там, где ветер сметает снег. Свой аппетит она вполне удовлетворяет остатками мха и высохшими растениями. Летним оперением она на первый взгляд напоминает обыкновенную куропатку, но если присмотреться, то окажется, что ее белые перья подернуты бурой краской только сверху и на кончиках. Зимой полярная куропатка, подобно зайцу, становится белой, сохраняя черную окраску только на перьях хвоста. Ее лапки, так же как и лапы зайца, нередко докрыты грубым мехом. Ее нежное мясо — настоящий деликатес. Это самая красивая птица из тех пернатых, которые остаются в мире, когда все тускнеет под покровом полярной ночи.

Однако наиболее ревностно мы охотились за песцом. У нас был стимул для его поимки. Мы очень нуждались в песцовых шкурках. Этукишук и Авела считали песцовые ляжки настоящим деликатесом — деликатесом, который я разделял с ними с большой неохотой в тех случаях, когда в изобилии имелись филейные части мускусного быка. У нас не было стальных капканов, и, прибегая к своей обычной хитрости, песцам удавалось избежать наших грубых приспособлений, попросту держась от них подальше. Из костей животных мы сделали капканы по образцу стальных, причем рог мускусного быка использовали в качестве пружины. Однако с этими приспособлениями нам везло далеко не всегда. В качестве последнего средства мы стали строить небольшие куполообразные сооружения наподобие тайников с каменными капканными дверьми. С помощью такого устройства мы умудрились заполучить 14 белых и двух голубых песцов. После этого песцы, проявив еще больше мудрости, стали избегать таких ловушек.

Песец становится робким только в конце октября, когда его шкура начинает действительно чего-то стоить. До сих пор песцы следовали за нами повсюду, потому что очень скоро узнали, насколько им выгодно держаться поближе к полям наших сражений с мускусными быками. Мы часто оставляли лакомые кусочки на радость песцам — одолжение, которое зверьки, по-видимому, оценили, так как установили тщательное наблюдение за местами наших стоянок. Хотя песец куда более хитрый вор, чем медведь, мы попустительствовали его грабежам, потому что он не проявляет такого острого интереса к жиру и его возможности в воровстве вообще ограниченны. Таким образом мы хорошо познакомились.

Пока нам не удавалась добыча тюленей. Летом, не имея каяка, мы просто не могли сблизиться с этими животными. Весь сентябрь и октябрь мы были слишком заняты добычей сухопутных животных для того, чтобы наблюдать за дыхательными дырами в молодом льду. Когда море начинает покрываться тонкой простыней бесцветного льда, который со временем становится толще, тюлени поднимаются на поверхность, проделывают отверстия для дыхания, затем опускаются на свои пастбища в морские глубины примерно на 15 минут и снова всплывают и проделывают новое отверстие. Такие отверстия во льду располагаются в форме круга или в виде серии соединяющихся продолговатых линий, которые как бы обозначают излюбленное пастбище зверя. Прежде чем молодой лед успевает покрыться снегом, эти дыхательные отверстия можно легко обнаружить по кольцу белых снежных кристаллов, которые конденсируются в воздухе и оседают на воду, когда тюлень дышит. Однако теперь, когда черный лед покрылся ровным слоем белого снега, эти тюленьи дыры, хотя и оставались открытыми, обнаружить было трудно. Мы не нуждались ни в мясе, ни в жире, однако тюленьи шкуры были необходимы нам для пошива обуви и изготовления санной упряжи. Но как добыть их?

Из укрытия нашей подземной берлоги мы ежедневно наблюдали за передвижениями медведей. Они бродили определенными маршрутами, которые, как мы уже знали, вели к излюбленным местам пребывания тюленей, однако казалось, что и медведям не везло с тюленями. Нельзя ли нам воспользоваться великолепно развитым обонянием медведей для отыскания этих отверстий во льду? Медведи были нашими злейшими врагами, но в то же время они оказались и нашими лучшими друзьями.

Мы предприняли поиск по медвежьим следам. Те привели нас к дыхательным дырам, вокруг которых медведи протоптали настоящие тропы. Многие отверстия уже не использовались тюленями, потому что у тюленя обоняние развито не хуже, чем у медведя, и все же мы нашли несколько «действующих» отверстий. Там мы воткнули в лед палки для обозначения их местоположения, и после нескольких дней тщательных наблюдений и тяжелой работы нам удалось загарпунить шестерых тюленей. Взяв только шкуры и жир, мы оставили туши медведям, чтобы те получили свою долю. Мы не охотились совместно с медведями, по крайней мере сознательно.

В странствиях по тамошним охотничьим угодьям мы имели возможность наблюдать за животными с самого близкого расстояния, и как раз в это время я пришел к некоторым выводам о преобладающей окраске наших соседей в этой полярной пустыне.

Арктические животные приобретают окраску в соответствии с нуждами теплообмена их организма. Преобладает белый цвет, потому что светлая окраска обеспечивает минимальную утечку тепла из организма. Очевидно, важнее обеспечить сохранность тепла в теле животного, чем собрать его от слабых солнечных лучей. Обесцвечивание мехового одеяния становится необходимым зимой, когда температура воздуха на 150° ниже температуры тела. Летом при постоянном солнечном освещении у животных появляется тенденция к накоплению тепла.

Сравнительные свойства светлых или темных тонов легко продемонстрировать следующим образом: если поместить кусочки белой и черной ткани на снежную поверхность так, чтобы они располагались под прямым углом к солнечным лучам, и через несколько часов убрать их, то окажется, что под черной тканью снег заметно подтаял, в то время как под белой остался почти без изменений.

Природа пользуется этим законом физики для того, чтобы облегчить тяжелую участь своих созданий, которые сражаются с непогодой в снежном царстве. Законы защитной окраски, которые диктуются правилами естественного отбора, здесь не действуют из-за жизненной необходимости экономить тепло организма. Если перейти к исследованию проблемы пигментации, то с точки зрения экономии телесного тепла наши расчеты облегчаются. Сервах — разновидность кайры, которая летом черна, как ворон, становится совершенно белой зимой. Полярная куропатка, которая зимой светится словно жемчужина, летом будто подергивается янтарем. Заяц летом слегка серый, однако зимой становится белым как снег, под которым он отыскивает себе пищу и укрытие.

Белый песец летом серый; голубой песец темнеет по мере появления солнца над горизонтом, в то время как его подшерсток светлеет с усилением холодов. Карибу окрашен в темно-коричневый цвет, когда он пасется на мшистых лугах, и становится почти белым, как только выпадет первый снег. Полярный медведь, белый настолько, насколько природа в состоянии сделать его белым (его мех словно испачкан ворванью), купается в лучах полуночного солнца в одеянии, напоминающем золото. Мускусный бык меняет свой темный подшерсток на мех более светлого оттенка. Воронзимой надевает белое нижнее платье. Лемминг, серый летом, в зимнее время выцветает до сероватой синевы. Так законы естественного отбора сочетаются с экономией тепла.

В то время как мы готовились к наступлению зимы, подыскивая животных с пушистым мехом, погода сделала нашу задачу невероятно тяжелой. По мере опускания солнца за горизонт штормы словно от злобы доводили море до белого каления и накрывали землю ледяными тучами. Природа снова наложила печать печали на жизнь в Арктике. Радость солнечного освещения была словно изгнана с небес, и наступление ночной темноты ознаменовалось началом борьбы стихий. Все враждебные нам силы природы теперь словно сорвались с цепи, чтобы истратить свой запас энергии.

В краткие периоды благословенного затишья мы отправлялись к дальним лощинам на поиски мелких животных. Эта мертвая тишина гармонировала с нашим одиночеством. Когда море утихомирилось в железных тисках мороза, когда сама жизнь искала укрытия под наметенными снегами, ветры, все более свирепея, с сумасшедшими воплями нападали на помертвевший, замерзший мир. Грохот стихий сотрясал даже скалы, на которых мы искали забвения. Затем снова наступил период краткого, странного затишья. Все вокруг было мертво, солнце уже не сверкало, все живые создания этой пустоши присмирели. Мы были одни в необъятном, белом, мертвом просторе.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх