• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Гордон Прандж

Чудо у острова Мидуэй[72]

Более 45 лет назад в центре Тихого океана между Соединенными Штатами и Японией произошло одно из решающих морских сражений, известное в анналах военной истории. Воодушевленные непрерывной чередой побед внезапного нападения на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор и рассчитывая после захвата острова Мидуэй установить свое господство над всем Тихим океаном, наступавшие японцы собрали самую крупную и мощную армаду кораблей. Навстречу ей спешно вышел американский флот, значительно уступавший японскому по численности и огневой мощи и переживший серию поражений. Сражение закончилось одной из наиболее решающих военно-морских побед после Трафальгарского сражения. Оно ознаменовало перелом в ходе войны на Тихом океане: когда дым сражения рассеялся, для Восходящего солнца Японии начался закат.

Корабли японского 1-го авианосного флота — авангард самой грозной военно-морской армады за всю историю человечества — с 16-узловой скоростью уверенно шли на восток. Впереди, рассекая волны острым форштевнем, словно прокладывая путь остальным кораблям, двигался легкий крейсер «Нагара». По пятам за ним, как стая сторожевых псов, растянувшись в фалангу, неслись 11 эсминцев 10-й эскадры.

Еще дальше следовали тяжелые крейсера 8-й крейсерской дивизии, которые уже успели познать вкус победы в начавшейся полгода назад войне.

Позади крейсеров, как два гигантских кита, неудержимо рвались вперед линейные корабли «Харуна» и «Кирасима» по 30 тысяч тонн водоизмещением каждый. Замыкали авангард четыре величественных авианосца — гигантские «Акаги» и «Кага» и однотипные «Хирю» и «Сорю». Эти четыре ветерана атаки на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года представляли собой ударный авиационный кулак Японии. На их борту находились одни из самых опытных и закаленных в боях фанатичных летчиков мира.

Но этот мощный флот представлял собой лишь часть гигантской военно-морской армады, участвовавшей в операции, которая преследовала две цели. Сперва авианосцы должны были нанести удар по принадлежащему США крошечному коралловому атоллу Мидуэй примерно в 1150 милях к западу от Пёрл-Харбора. К атоллу с запада и юга также приближался флот вторжения, транспортные суда которого везли 5 тысяч солдат. После воздушного удара десант высадится на атолл, захватит его и превратит в плацдарм для вторжения на Гавайские острова.

Тем временем в 600 милях позади авианосцев двигались основные силы: три огромных линейных корабля, эскортируемых крейсерами и эсминцами. Когда Тихоокеанский флот США выйдет из Пёрл-Харбора на помощь Мидуэю, эти основные силы намеревались добить его в бою.

В состав японской армады входили также северная группа, наносившая отвлекающий удар по американским базам на Алеутских островах, и оперативная ударная группировка, которая должна была маневрировать между Мидуэем и Алеутскими островами и в случае необходимости обеспечить поддержку. Вместе с танкерами, транспортными судами и подводными лодками японская армада насчитывала почти 200 кораблей.

Вице-адмирал Нагумо, командующий 1-м авианосным флотом, узнал об этой операции месяц назад, когда привел свои авианосцы назад в Японию после успешного рейда в Индийский океан. У него имелись всего четыре недели, чтобы отремонтировать свои корабли и подготовить летчиков для боевых действий, но даже при этой спешной подготовке он не сомневался, что 1-й авианосный флот сможет выполнить все поставленные перед ним задачи.

Крепко скроенный Нагумо был опытным моряком. В то туманное утро 2 июня 1942 года, когда он стоял на мостике своего флагманского авианосца «Акаги», его широкое лицо излучало уверенность. С момента той смелой, сопряженной с крупным риском атаки на Пёрл-Харбор, положившей начало войне на Тихом океане, его авианосный флот потопил или серьезно повредил пять вражеских линкоров, авианосец, два крейсера, семь эсминцев и пустил на дно немало других судов, не потеряв ни одного своего корабля.

Кадровый офицер флота 55-летний Нагумо был специалистом торпедной войны, но не был хорошо знаком с морской авиацией. Но на борту «Акаги» он имел в качестве двух основных движущих пружин сложного механизма авианосной ударной мощи двух талантливых специалистов-летчиков: начальника оперативного отдела штаба 1-го авианосного флота капитана Минору Гэн-да, автора тактического плана атаки Пёрл-Харбора, и капитана Мицуо Футида, боевого летчика, возглавлявшего воздушный удар по этой американской военно-морской базе. Однако сейчас этот победоносный дуэт распался. Футида лежал в лазарете на борту «Акаги» — в первый же день выхода эскадры в море у него вырезали аппендицит, а затем тяжело заболел Гэнда — воспаление легких. И таким образом, накануне решающей битвы адмирал Нагумо остался без двух главных помощников, на которых он привык полагаться.

Главнокомандующий Тихоокеанским флотом США адмирал Честер У. Нимиц размышлял над ситуацией в своей штаб-квартире в Пёрл-Харборе. Худощавый, светловолосый, Нимиц казался гораздо моложе своих 57 лет. Но сейчас его лицо осунулось и потемнело.

Длинная зима и весна 1942 года были трудным периодом для Соединенных Штатов и американских союзников. Пёрл-Харбор, Гуам, Уэйк, Филиппинские острова, сражения в Яванском море и Индийском океане — названия звучали как перечень горьких поражений. 6 мая военная удача в очередной раз отвернулась от американцев: остатки войск генерала Джонатана Уэйнрайта, оборонявших военно-морскую базу Коррегидор на Филиппинских островах, капитулировали. Двумя днями позже японские и американские авианосцы вступили в схватку в Коралловом море. Японцы потопили авианосец «Лексингтон» и нанесли тяжелые повреждения авианосцу «Йорктаун», который с трудом сумел добраться до Пёрл-Харбора и стать на ремонт. Японцы потеряли один легкий авианосец и были вынуждены направить два крупных авианосца в Японию для ремонта и восполнения потерь в летном составе.

Нимица утешала одна мысль: военная разведка на Пёрл-Харборе, которой руководил Рошфор, благодаря настойчивым усилиям частично сумела разгадать японский военно-морской код (американцы декодировали японский дипломатический код еще в 1940 году, но в начале войны военно-морской шифр еще не был декодирован) и к апрелю, используя радиоперехваты, знала, что японское командование планирует какую-то важную операцию в районе АФ. АФ могло означать все, что угодно: Сан-Франциско, Алеутские острова, Оаху, но Рошфор интуитивно полагал, что речь идет об острове Мидуэй. Поэтому он подстроил небольшую ловушку.

Обычно секретные сообщения с острова Мидуэй передавались по подводному телеграфному кабелю — перехватить их японцы не могли. По предложению Рошфора с Мидуэя на Гавайские острова была направлена незашифрованная радиограмма, сообщавшая, что на острове не хватает пресной воды. Японцы клюнули на эту приманку. Через 48 часов американская разведка перехватила японскую радиограмму, уведомлявшую всех заинтересованных командующих, что на АФ не хватает воды. Следовательно, АФ действительно был островом Мидуэй!

К середине мая американская радиоразведка установила, что в районе этого острова для атаки, которая начнется 4 июня, сосредоточатся три японских флота: Ударное авианосное соединение, Группа поддержки и Транспортная группа с десантом.

Американская разведывательная служба также знала, что отвлекающий удар будет нанесен по Алеутским островам. Это была важная и точная оценка намерений противника, но недостаточно полная. В частности, в ней не учитывались главные силы Объединенного японского флота, включавшие в себя линейные корабли, которые должны были завершить разгром американского соединения, вышедшего из Пёрл-Харбора.

Даже без учета этих главных сил Тихоокеанский флот США уступал по численности противнику. Тем не менее Нимиц принял смелое решение: собирая в кулак все имеющиеся боевые корабли для предстоящей схватки, он приказал оперативной группе линейных кораблей оставаться у Западного побережья США. Грозные, но медленные линкоры сковали бы маневренность более быстроходных авианосцев, а Нимицу не хватало самолетов, чтобы прикрыть свои линейные корабли с воздуха. На протяжении многих лет американский флот придерживался доктрины, что основу военной мощи составляют линейные корабли. Сейчас, однако, оказавшемуся перед лицом превосходящих сил противника адмиралу хватило мужества порвать с этой традиционной доктриной и отказаться от дредноутов. Таким образом, побежденные, а не победители усвоили уроки Пёрл-Харбора.

Единственным оружием, с помощью которого адмирал Нимиц мог нанести поражение врагу при Мидуэе, были авианосцы — новые короли морей, и он нуждался в каждом авианосце, который можно было выпросить, одолжить или похитить. «Энтерпрайз» и «Хорнет» были готовы к бою. А когда поврежденный «Йорктаун» приковылял в Пёрл-Харбор 27 мая, судоремонтные мастерские ВМС, сразу же начали восстанавливать его боеспособность.

Считалось, что ремонт корабля потребует минимум две недели — а может быть, и три месяца — слишком долго, чтобы «Йорктаун» мог принять участие в предстоящем сражении. Но Нимиц не мог так долго ждать. Как только авианосец поставили в сухой док, на него хлынула армия электриков, механиков, сварщиков. Работа кипела весь полдень и всю ночь. Восстанавливали и ремонтировали только самое необходимое. Каким-то чудом «Йорктаун» снова ожил. На следующий день, когда на нем все еще продолжались работы, авианосец покинул сухой док и встал на свое обычное место стоянки в гавани, где его пополнили топливом, самолетами и боеприпасами. Через двое суток он был готов выйти в море!

В своем жарком, душном кабинете Нимиц провел последнее совещание с двумя командующими авианосными соединениями. Контр-адмирал Рэймонд А. Спрюэнс возглавлял 16-е оперативное авианосное соединение, ядро которого составляли «Хорнет» и «Энтерпрайз».

Немногословный, худощавый, прямой, как клинок, Спрюэнс мог мгновенно оценить обстановку и принять решение.

Рядом с ним сидел контр-адмирал Фрэнк Дж. Флетчер, командовавший 17-м оперативным авианосным соединением. Светловолосый, лысеющий, с решительным подбородком, Флетчер почти не имел возможности перевести дух после недавнего сражения в Коралловом море на борту «Йорктауна». Но он умел быстро приспосабливаться к обстановке и приготовился к новой схватке.

Нимиц уже наметил план действий. Спрюэнс выйдет в море на следующий день. Флетчер последует за ним, как только «Йорктаун» восстановит боеспособность. Оба авианосные соединения встретятся в 325 милях к северо-востоку от Мидуэя, займут позицию за пределами радиуса воздушной разведки японцев и будут ждать, когда наземная патрульная авиация Мидуэя, обладающая большим радиусом действия, обнаружит японские авианосцы, двигающиеся с северо-запада.

Необходимо было захватить противника врасплох, ибо лобовое столкновение привело бы, несомненно, к катастрофе. Американцы должны были позволить японскому флоту подойти на достаточно близкое расстояние, но не очень близко. Затем, используя воздушную разведку и интуицию, Флетчер и Спрюэнс попытаются нанести удар по японским авианосцам в тот момент, когда их самолеты будут на взлетных палубах.

Нимиц закрыл совещание. Каждый командующий знал, что решения, которые будут приняты им в предстоящие несколько дней, чреваты далеко идущими последствиями.

В 600 милях позади авианосца Нагумо линейные корабли главных сил утюжили волны Тихого океана. Флагманский линкор, новый грозный «Ямато», вооруженный девятью 18,2-дюймовыми орудиями, водоизмещением 72 800 тонн, был самым крупным и мощным супердредноутом в мире.

На борту этого бронтозавра стоял адмирал Исороку Ямамото, главнокомандующий Объединенным флотом Японии, руководивший операцией по захвату острова Мидуэй. Невысокий, коренастый, с широкими плечами и властным лицом, Ямамото был энергичным, смелым и откровенным человеком.

Ямамото учился в Гарвардском университете (США) и служил в Вашингтоне как военно-морской атташе. Он был противником войны с Соединенными Штатами, не питал иллюзий в отношении надежды добиться полной победы в длительном вооруженном конфликте против индустриальной мощи США. Но он почитал императора, любил свою страну и, когда стало очевидным, что Япония вступит в войну, спланировал внезапный рискованный удар по Пёрл-Харбору в декабре 1941 года.

Успех этого авианосного удара превзошел все ожидания. (Незадолго до этого Ямамото предсказал: «Я буду жить припеваючи первые шесть месяцев, но у меня нет уверенности в конечном исходе».)

Ямамото знал, что базирующиеся на Гавайских островах американские силы по-прежнему потенциально сильны и горят желанием взять реванш. Однако неправильное представление об американских потерях в бою в Коралловом море усилило его уверенность. Веря, что вместе с «Лексингтоном» в этом бою они также потопили «Йорктаун», японцы проигнорировали временную утрату своих двух авианосцев. Бой в Коралловом море фактически обернулся дорогостоящей победой: японцы потеряли убитыми и ранеными 1074 человека, и, главное, сократился резерв опытных летчиков — оплот японской военно-морской мощи.

«Мы практически не имели никаких разведывательных данных о противнике, — заявил адмирал Нагумо после Мидуэя. — До самого конца мы так и не узнали, где находится противник и какова его численность».

Но даже если бы японцы узнали, что их планы известны американцам, маловероятно, чтобы их отношение и планы изменились. На бумаге устремившиеся на восток выглядели как Голиаф, отправившийся сокрушать американского Давида. Ямамото, не считая Алеутского соединения, имел 86 боевых кораблей и 43 различных вспомогательных судна. Против них Нимиц смог выставить только 27 боевых кораблей и 23 вспомогательных судна, включая торпедные катера и переоборудованную яхту.

Что касается соотношения воздушных сил, то у японцев было 333 самолета, базирующихся в основном на авианосцах, а у американцев — 348, из которых 118 находились на острове Мидуэй. Однако небольшой численный перевес американцев, по существу, ничего не значил. У Нимица, например, было на 20 пикирующих бомбардировщиков больше, чем у Ямамото; но последний имел на 17 истребителей больше, а это были прославленные «зеро», которые намного превосходили все типы истребителей, имевшихся у Соединенных Штатов. Японцы не только располагали большим количеством торпедоносцев, но эти торпедоносцы были более высокого класса: американские торпедоносцы имели позорно низкую скорость и плохую живучесть, а американские торпеды уже заслужили презрение японцев: при попадании они часто не взрывались.

В то время как различные боевые соединения японцев неумолимо приближались к крошечному атоллу, капитан Иошитаке Мива на борту «Ямато» так отразил боевой дух японского флота в своем дневнике: «Я молю Бога, чтобы он даровал нам возможность встретиться с крупными силами врага. Откуда берется такое воодушевление, которое побеждает противника еще до начала битвы?»

На Мидуэе кипела напряженная подготовка. Две крошечные песчаные косы, из которых состоит фактически остров — Сэнд-Айленд и Истерн-Айленд, — ощетинились колючей проволокой и орудиями, побережье и отмели были усеяны минами. Одиннадцать торпедных катеров приготовились патрулировать рифы и лагуну и участвовать в отражении налетов авиации. Яхта и четыре переоборудованных рыболовных траулера предназначались для спасательных операций, а 19 подводных лодок охраняли подступы к атоллу. Командиры гарнизона, численностью в 3600 человек, были уверены, что они смогут отразить японский морской десант. Но если японские корабли подойдут близко к острову и под плотной защитой истребительной авиации начнут массированный артобстрел, то Мидуэю не хватит собственных воздушных сил, чтобы их отогнать.

На острове имелось 118 самолетов. Из них 30 были тихоходными и легкоуязвимыми для патрульных гидросамолетов, 37 других самолетов — устаревшими. Пикирующие бомбардировщики «виндикейтер» — морские летчики называли их «вибраторами» или «флюгерами» — с трудом поднимались в воздух, а истребители Брюстер «буффало» были устаревшей конструкции, прозванные «летающими гробами». Японский «зеро» развивал более высокую скорость в горизонтальном полете, чем «буффало» при пикировании!

С середины мая Нимиц начал посылать на Мидуэй «все подкрепления, которые остров был способен разместить». Новые самолеты, летчики и механики прибывали ежедневно. Выносливые Б-17 («летающие крепости») были в то время лучшим воздушным оружием: четырехмоторные бомбардировщики с высокой боевой живучестью, способные покрыть большое расстояние с крупным грузом бомб. Их ежедневно перегоняли на Мидуэй с Гавайских островов, куда их доставляли с материка. Тем не менее их явно не хватало. Беда в том, как писал Нимиц, что Мидуэй «мог принять ограниченное число самолетов, примерно столько, сколько имеет один авианосец».

Условия жизни на острове были почти невыносимыми, а перегруженные взлетно-посадочные полосы на Истерн-Айленде превращали ночные посадки и взлеты в крайне опасное занятие. Сэнд-Айленд почти тонул под тяжестью прибывавших подкреплений. Островок казался беспорядочным сборищем обеспокоенных офицеров, вновь прибывших солдат, разнотипных самолетов, вечно жаждущих бензиновых цистерн, чаек и альбатросов.

Командование воздушными операциями возглавил коммодор Логан К. Рамсей. С 30 мая он проводил интенсивную воздушную разведку, ежедневно на рассвете в воздух поднимались патрульные самолеты. Он также увеличил радиус патрулирования — в западном секторе до 700 миль, что, естественно, не улучшило положение с запасом горючего. «Ситуация с горючим здесь и на Сэнд-Айленде чрезвычайно напряженная», — отмечалось в одном из донесений.

Затем разразилась катастрофа. Защитники Мидуэя заложили фугасы в ключевых пунктах на тот случай, если им придется взрывать различные сооружения, чтобы они не попали в руки японцев. Из-за роковой случайности группа моряков при проверке проводов, ведущих к фугасу, взорвала склад с горючим.

«Склад был надежно защищен от неумелых дураков, но не от неумелых моряков», — саркастично комментировал офицер военно-морской пехоты. Тысячи галлонов авиационного бензина были уничтожены взрывом.

Нимиц немедленно направил к Мидуэю торговое судно с грузом бензина. Но не успело судно бросить якорь у острова, как команда забастовала из-за сверхурочной работы. (Американский торговый флот вписал золотые страницы в историю войны, но в ее начальный период тот факт, что бог войны Марс не считается с профсоюзными порядками, еще не сразу дошел до сознания.) В конечном итоге морские пехотинцы Мидуэя ночью переправили бочки с горючим на берег с помощью офицеров судна и боцмана, обслуживавшего лебедки.

Американцы, пожалуй, переусердствовали в соблюдении секретности. Мало кто на Мидуэе знал, когда ожидается японское вторжение. Военно-морские летчики, базировавшиеся на острове, даже не знали, что вместе с ними будут сражаться их товарищи с американских авианосцев. Единственный шанс Нимица против японцев лежал в сохранении своих приготовлений в глубокой тайне; подвергать ее риску ради того, чтобы лишний раз заверить защитников Мидуэя, что они не одиноки, адмирал не мог.

Ко 2 июня японцам стало ясно, что противник догадывается об их намерениях. Возросший поток американских радиопереговоров с его многочисленными зашифрованными радиограммами под грифом «срочно» был одним из признаков. Произошли стычки между японскими разведывательными бомбардировщиками с острова Уэйк и базирующимися на Мидуэе крупными летающими лодками «каталина». Американские машины получили тяжелые повреждения, но координаты воздушных стычек свидетельствовали о том, что защитники Мидуэя расширили зону патрулирования до 700 миль к западу от атолла.

Когда эти донесения поступали к лежавшему в лазарете на борту «Акаги» Футиде, тот нахмурился. Если американцы патрулируют так далеко от Мидуэя — на 200 миль дальше, чем предполагали японцы, — тогда японская Транспортная группа вступит в зону патрулирования 3 июня по токийскому времени. Правда, предполагалось, что американцы должны обнаружить эти суда, которые двигались значительно южнее Ударного авианосного соединения и главных сил. Ямамото рассчитывал, что это введет в заблуждение американцев относительно направления главного удара и заманит флот США под ждущие дула орудий его линкоров. Но все это должно было случиться, как ожидалось, 5-го, а не 3 июня.

«Однако, — решил начальник штаба Ямамото контр-адмирал Матоме Угаки, — пока у нас нет необходимости менять наш план».

Об одном важном факторе японцы вообще не имели представления: их передовая завеса подводных лодок, развернувшаяся между Гавайскими островами и островом Мидуэй, прибыла в заданный район слишком поздно. Получив задание заранее предупредить о любых передвижениях кораблей противника в районе Пёрл-Харбора, эти подводные лодки вели непрерывную разведку днем в перископы, ночью — всплывая на поверхность. Но безрезультатно. Американские 16-е и 17-е оперативные соединения давно уже прошли этот район и двигались на запад.

Судя по вахтенным журналам 2 июня для авианосцев «Хорнет» и «Энтерпрайз», которые шли в сопровождении шести крейсеров и девяти эсминцев, был спокойным днем. «Энтерпрайз» шел зигзагами, ложился на прямой курс, менял направление, на борту авианосца велась обычная проверка. В 11.32 к авианосцу подошел эсминец, доставивший почту.

Утром к этому соединению примкнул «Йорктаун» с эскортом из двух крейсеров и пяти эсминцев. Как старший по рангу, адмирал Флетчер принял общее командование, но на практике оба оперативных соединения станут действовать самостоятельно.

Боевой дух на американских кораблях был сравнительно высоким. Тем не менее два важных вопроса постоянно вертелись в голове Флетчера. Действительно ли «Йорктаун» готов к бою? И когда именно, с какой стороны и каким числом нанесут удар японские авианосцы?

Мидуэй, центр всех планов, следил и ждал. К этому крошечному атоллу — две пылинки, почти неразличимые на карте Тихого океана, — стягивались основные силы военно-морских флотов США и Японии. Станет ли Тихий океан на многие годы Японским озером? Обрушится ли яростный шквал войны на Западное побережье Соединенных Штатов? Эти и многие другие вопросы скрывались в плескавшихся вокруг Мидуэя волнах с их белыми гребнями.

Имелся также ряд трудноуловимых факторов. Ямамото вместе с превосходством в тоннаже и огневой мощи сопровождали привычка побеждать, самоуверенность, боевые традиции и страстное желание «объединить весь мир под одной крышей». На стороне Флетчера и Спрюэнса были неожиданность, гибкость, первоклассная система разведки и твердое решение положить конец затянувшимся неудачам.

Около 9.20 3 июня пилот Джэк Рейд заканчивал свой дежурный разведывательный полет. Он приготовился повернуть свою выглядевшую неуклюжей «каталину» и взять курс назад к Мидуэю, когда заметил какие-то крапинки на горизонте. «Грязь, что ли, пристала к ветровому стеклу?» — подумал он и взглянул снова. «Бог мой! — заорал он. — Похоже, что мы сорвали банк!»

Второй пилот схватил бинокль. Да, это были корабли. Рейд радировал эту сенсационную информацию на Мидуэй. Он снизился и на бреющем полете, буквально скользя по белым гребням волн, смело повел свой самолет по длинному окружному маршруту в тыл эскадре противника, а затем снова осторожно набрал высоту для лучшего обзора. Какое-то время он, как кошка, охотящаяся за мышью, таился в засаде позади японских кораблей — Транспортной группы, — стремясь как можно больше увидеть и остаться незамеченным.

На этот раз он передал на Мидуэй: «Одиннадцать кораблей, курс 090, скорость 19 узлов, в том числе один небольшой авианосец, один гидроавиатранспорт, два линкора, несколько крейсеров и эсминцев».

Японцы не обнаружили самолет Рейда. Но они отогнали зенитным огнем другую «каталину», которая заметила часть кораблей из группы минных тральщиков, и немедленно уведомили об этом японские Главные силы. Это была неприятная новость. «Обнаружили досрочно!» — записал в дневнике огорченный Угаки: бой может начаться в любой момент.

Он не ошибался. В 12.30 девять бомбардировщиков Б-17, пополнив баки горючим после утреннего патрульного полета, взмыли в воздух с четырьмя 250-килограммовыми бомбами каждый.

Сообщения об обнаруженных японских кораблях создали напряженную ситуацию для высших военно-морских командиров США. Нимиц, следивший за ходом событий в Пёрл-Харборе, должен был быстро решить, являются ли эти корабли «главными силами» японцев, как сообщил Рейд. Нимиц решил довериться первоначальным прогнозам разведывательной службы. Поэтому он срочно передал зашифрованную радиограмму адмиралу Флетчеру: «Это не, повторяю, не ударное соединение противника. Ударное соединение начнет атаку с северо-западного направления завтра на рассвете».

Радиограмма Нимица была желанным подтверждением для Флетчера, который уже пришел к аналогичному выводу. Поэтому он, игнорируя эту приманку, направил «Йорктаун» в квадрат, находившийся примерно в 200 милях к северу от острова Мидуэй.

После полудня Б-17 нашли японскую Транспортную группу, обнаруженную Рейдом. Бомбардировщики сделали несколько пробных заходов, то входя в зону зенитного огня противника, то выходя за ее пределы. Затем в сумерках все эскортирующие японские эсминцы открыли огонь, когда бомбардировщики тремя волнами сбросили свои бомбы с высоты 8—12 тысяч футов.

В течение нескольких минут это обычно тихое место в середине Тихого океана наполнилось гулом орудий, свистом и грохотом взрывов бомб, звоном судовых колоколов и шипением взметнувшихся водяных столбов.

Но когда шум боя стих, выяснилось, что ни одна из сторон не пострадала: часть бомб не взорвалась, а другие взрывались вдали от кораблей.

После этого бесплодного рейда было решено подвесить торпеды на несколько «каталин» для ночной атаки — идея, достойная комиксов. «Каталины» были тихоходными, легкоуязвимыми воздушными лодками, не приспособленными для этих целей. Экипажи устали и не имели опыта в сбрасывании торпед. Тем не менее около 22.00 четыре гидросамолета, имевших радиолокаторы, тяжело поднялись в темное небо с торпедами, подвешенными под крыльями. Один не нашел противника и вернулся на базу. Три других поочередно атаковали японские транспорты с бреющего полета и, уклоняясь от зениток и пулеметов, скрылись в облаках. Одна торпеда попала в танкер «Акэбоно Мару», 23 человека было убито и ранено, а танкер временно замедлил ход.

Эти малорезультативные атаки тем не менее вызвали тревогу у Ямамото и его штаба на борту линкора, шедшего в составе Главных сил, ибо они свидетельствовали о том, что американцы знают, что японский флот находится по соседству с ними. Однако никто не удосужился сообщить адмиралу Нагумо и его авианосному соединению об утренней стычке с «каталиной», налете бомбардировщиков Б-17 и ночной торпедной атаке. Тем самым Ямамото позволил Нагумо готовить свой воздушный удар по Мидуэю в полном неведении о том, что американцы знают о движущейся к атоллу японской флотилии.

Переданная через громкоговорители команда разбудила спавших летчиков и подняла на ноги Гэнду в предрассветной мгле 4 июня. Все еще слабый после перенесенного воспаления легких Гэнда оделся и поднялся на мостик. Адмирал Нагумо отечески обнял его за плечи рукой.

«Как вы себя чувствуете?» — спросил он. «Сейчас намного лучше», — заявил Гэнда, хотя его лицо говорило, что он еще не совсем здоров. Но его присутствие на мостике укрепило высокий боевой дух офицеров и летчиков.

Из лазарета вскоре также выбрался Футида, решивший во что бы то ни стало присутствовать при взлете самолетов, которые он должен был вести в бой.

Небо все еще было темным, но чувствовалось, что погода для воздушного удара по острову Мидуэй будет превосходной, море было спокойно. Узнав, что разведывательные самолеты еще не поднялись в воздух, Футида выразил беспокойство. Сектор разведки напоминал веер с семью радиальными сегментами. Радиус поиска самолетов составлял 300 миль. Пролетев это расстояние, самолет должен был повернуть влево и пролететь еще 60 миль, а затем лечь на обратный курс — однофазовая разведка, один самолет, что, по мнению Футиды, было просто недостаточно. Все, что не удастся заметить с первой попытки, останется необнаруженным.

Но Нагумо испытывал прилив уверенности. Согласно японским расчетам, американский флот должен был находиться где-то далеко на востоке, за пределами патрульной завесы японских подводных лодок, и мог появиться лишь позднее. В официальной оценке положения адмирала Нагумо имеется такая бросающаяся в глаза ошибка: «Противник не знает наших планов».

В 4.00 летчики сгрудились в каюте под мостиком, где происходил последний инструктаж экипажей. Через несколько минут они высыпали на палубу и бросились к ожидавшим их самолетам. «Запустить мотор!» Моторы взревели, из выхлопных труб вырвалось синевато-белое пламя. Вспыхнули прожектора, залив ярким светом летную палубу, с мостика раздалась команда: «Начинайте взлет!» Зеленая сигнальная лампа в руках офицера описала в воздухе широкий круг, и первый истребитель, набрав скорость, взмыл в воздух, подгоняемый громом приветствий и машущими руками и фуражками. За ним взлетело еще восемь истребителей, а затем последовали пикирующие бомбардировщики.

Примерно в 4 тысячах метров по левому борту вспышки сигнальных огней говорили о том, что «Хирю» также запускал свои самолеты.

За 15 минут все самолеты первой волны поднялись в воздух; они произвели построение, сделали круг над кораблями и взяли курс на Мидуэй. В первой атакующей волне участвовало 108 самолетов — 36 бомбардировщиков, 36 пикирующих бомбардировщиков и 36 истребителей эскорта. Девять других истребителей кружились в воздухе, прикрывая корабли, еще девять стояли на палубе авианосца «Акаги» в полной боевой готовности. Выделить 18 истребителей для защиты 21 корабля ударного соединения Нагумо — это примерно то же, что покрыть дом вместо черепицы туалетной бумагой, — еще одно доказательство того, как мало японцы ожидали нападения.

Среди последних самолетов, взмывших в воздух ровно в 4.30, находились три разведчика. В течение последней четверти часа еще три разведчика с запозданием поднялись в воздух. Но седьмой разведывательный гидросамолет взлетел с получасовым опозданием в 5.00.

Эти задержки частично объяснялись тем, что японцы прежде всего готовились к атакующим действиям и мало уделяли внимания поиску и разведке, считая их в основном оборонительными мероприятиями, что дорого обошлось им. Если бы все разведывательные самолеты взлетели своевременно, один из них пролетел бы прямо над американским 17-м авианосным соединением.

Наступило 5.00, но никаких признаков противника не было, и настроившиеся на схватку защитники острова Мидуэй стали успокаиваться. Моторы самолетов, прогревшиеся с 4.30, выключили, бензобаки пополнили до отказа, летчики вернулись в летные укрытия. Шестерке истребителей «уайлдкэт», кружившей над атоллом, дали команду приземлиться — при посадке один истребитель повредил шасси.

Мидуэй погрузился в настороженную тишину.

Первыми в бой вступили три истребителя Кэри. В 6.12 Кэри скомандовал: «Японские бомбардировщики на высоте 12 тысяч футов».

«Зеро», сопровождавшие бомбардировщики, находились несколько выше и позади их, что давало Кэри шанс для быстрой атаки на бомбардировщики, прежде чем японские истребители сумеют перехватить его. Сделав плавный разворот и перейдя в пике, Кэри поймал самолет в прицел и открыл огонь. Его лобовое стекло треснуло от удара пули, затем он увидел, как атакованный им бомбовоз взорвался. Промчавшись сквозь клинообразный строй вражеских машин, он снова взмыл вверх и заложил крутой вираж, чтобы зайти в тыл японской эскадрильи. Пока он маневрировал, японские стрелки-радисты поливали его «уайлдкэт» свинцом — пули попали в обе ноги Кэри.

Младший лейтенант Клейтон М. Кэнфилд, участвовавший в атаке вместе с Кэри, вел огонь по японскому бомбардировщику, «пока тот не вспыхнул и пылающим факелом не рухнул вниз». В разгар боя он увидел группу японских «зеро», пикировавших на него слева. Уклоняясь от атаки, Кэнфилд скрылся в большой туче, обогнул ее и присоединился к Кэри, который возвращался на аэродром, «с трудом удерживая самолет в воздухе».

Дважды Кэри чуть не потерял сознание, но, напрягая всю волю, упрямо продолжал полет. Кэнфилд сел первым, шасси у него подломились, и истребитель на брюхе заскользил по посадочной полосе. Самолет Кэри приковылял вслед за ним, но при посадке Кэри утратил контроль. Машина сошла с полосы и ударилась об ограждение. Двое солдат бросились на помощь, вытащили летчика из самолета и укрылись за оградой как раз в тот момент, когда первая бомба упала на Мидуэй.

Майора Парка, несомненно, позабавило бы японское донесение, что в 20 милях от Мидуэя их бомбардировщики встретились с «30–40» «уайлдкэтами». В воздухе было всего восемь таких истребителей, и тот факт, что опытные японские летчики приняли горстку устрашающих истребителей «буффало» за стравнительно крупный отряд более современных машин, делает честь искусству и храбрости американских пилотов. И шести «буффало» Парка только один уцелел в то день: из-за неисправности мотора он не смог участвовать в бою. Остальные пять «летающих гробов» предприняли попытку сблизиться с крупной группой японских бомбардировщиков в 20 милях от острова Все они погибли.

Второй отряд из шести «буффало» атаковал групп из 24 бомбардировщиков, летевших тремя клиньями После первой атаки командир отряда капитан Филип Р. Уайт сумел, войдя в крутое пике, оторваться от преследовавшего его японского истребителя, а затем, снова набрав высоту, перехватить вражеский бомбардировщик, возвращавшийся от Мидуэя. Маленький «буффало» открыл огонь, бомбардировщик вздрогнул, «свалился на левое крыло и упал в воду».

В экипажах этой группы из шести самолетов в живых остался только Уайт и еще один летчик. Уайт дал следующую убийственную оценку истребителю «буффало»: «Японский “зеро” может плести кружева вокруг него, — написал он в рапорте. — Командир, посылающий летчиков в бой на этих машинах, должен считать их погибшими еще до того, как они поднимутся в воздух».[73]

Лейтенант Рой А. Корри на своем «уайлдкэте» сбил японские истребитель и бомбардировщик, прежде чем был сбит сам. Позднее он с похвалой отзовется о японском «зеро» как о «самом маневренном самолете, существующем ныне». Он отметит, однако, что этот истребитель, «кажется, обладает невысокой живучестью, если вам, конечно, посчастливится попасть в него из своих пулеметов».

Секрет заключался в том, чтобы суметь поймать его в прицел!

Несмотря на ожесточенность воздушных схваток, они не оказали заметного влияния на бомбардировочный удар японцев. Американские морские пехотинцы с профессиональным восхищением отметили мастерство и дисциплину, с которыми японские пилоты сохраняли боевой строй. Если какой-то бомбардировщик бывал сбит, другие, перегруппировавшись, сохраняли строй, заданный курс и скорость.

Прежде чем японские бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз, два самолета стали жертвой зенитной артиллерии. Из первого загоревшегося и падающего самолета никто не выпрыгнул с парашютом: пилот отодвинул фонарь, помахал рукой своим товарищам, снова задвинул фонарь и перевел самолет в последнее пике. Затем с неба обрушился град бомб.

Бомбы уничтожили цистерны с бензином и вывели из строя батарею зенитных орудий. Одна из них попала в склад боеприпасов, вызвав гигантский взрыв и убив четырех человек. Пикирующий бомбардировщик разрушил здание электростанции на Истерн-Айленде, лишив остров электроэнергии. Другая бомба перебила бензопроводы между основным бензохранилищем и районом доков, в результате этого самолеты пришлось заправлять вручную из канистр. Прямое попадание уничтожило три бензоцистерны на Сэнд-Айленде. Они горели три дня. Угодившая в столовую бомба расшвыряла во все стороны кастрюли и сковородки. Были полностью уничтожены лазарет, аптека, прачечная, почта и магазин.

Поскольку все истребители с Мидуэя вступили в бой с обычными бомбардировщиками, возглавлявшими налет, японские пикировщики достигли острова без повреждений. Позади их мчались «зеро», поливавшие огнем наземные цели. К этому времени майор Парк был убит. Он сумел выпрыгнуть с парашютом, но японцы расстреляли его в воздухе.

В 06.48 радарная станция на Мидуэе сообщила: «Вражеские самолеты улетают», но сигнал о прекращении воздушной тревоги раздался лишь в 07.15. «Истребителям садиться и заправляться», — радировал подполковник И. Кайме, командир 22-й группы военно-морской авиации. Но никто не ответил. Он повторил команду: «Всем истребителям садиться и заправляться горючим». Приземлились лишь отдельные самолеты.

14 из 26 летчиков погибли. Только два истребителя оказались пригодны для дальнейших полетов. Каков был итог воздушной схватки? По сообщениям американских летчиков, им удалось сбить восемь бомбардировщиков, три истребителя и два самолета тяжело повредить (по японским данным, они потеряли четыре бомбардировщика и два истребителя).

Самому Мидуэю был нанесен значительный ущерб, тем не менее атолл оказался в лучшем состоянии, чем можно было ожидать. На острове погибло 20 человек — удивительно низкие потери. Взлетно-посадочные полосы почти не пострадали. После налета гарнизон дружно взялся за ликвидацию ущерба: восстанавливали электроснабжение, чинили водопровод, тушили пожары и разгребали развалины.

Возвращаясь на поврежденном бомбардировщике к авианосцам, капитан-лейтенант Томонага, возглавлявший налет, не был удовлетворен результатами рейда. Не удалось застать американские бомбардировщики на земле. А поскольку взлетно-посадочные полосы не были выведены из строя и артиллерийские установки на Мидуэе не подавлены, японскому десанту могла быть уготована горячая встреча.

Поэтому Томонага передал по радио: «Необходима вторая атака!»

Американские бомбардировщики, понятно, в это время находились в воздухе. Все они — 51 самолет — пятью отдельными группами, натужно гудя моторами, летели к флоту Нагумо.

Сразу же, как только японские авианосцы были обнаружены, отряд из шести торпедоносцев «эвенджер» под командованием А. К. Эрнста покинул Мидуэй. По пятам за ним в воздух взмыли четыре вооруженных торпедами бомбардировщика Б-26.

Эти две группы вышли в заданный район почти одновременно около 07.10. «Акаги» немедленно набрал скорость и развернулся носом навстречу вражеским торпедоносцам, чтобы максимально уменьшить площадь поражения. Десять истребителей взмыли с палубы в небо и, умело взаимодействуя, атаковали американцев.

Не имея истребителей сопровождения, тихоходные «эвенджеры» были для японцев сидячими утками. Турельный стрелок Эрнста дал несколько очередей, а затем ткнулся лицом в пулемет и затих. Следующим заходом «зеро» вывел из строя гидравлическую систему управления, убил радиста и ранил второго стрелка.

С неуправляемым рулем высоты, истекающий кровью, Эрнст сбросил торпеду — высота была слишком большой, чтобы она могла попасть в цель, — и повернул на базу. Два «зеро» продолжали преследовать его. Неуклюже маневрируя, Эрнст сумел избежать нескольких атак, затем истребители, видимо расстреляв боезапас, отвернули прочь. Мотор все еще работал, и раненый Эрнст, ведя машину наугад, сумел совершить посадку на Мидуэе. Он и стрелок были единственными уцелевшими из этой группы из шести самолетов.

Бомбардировщикам Б-26 повезло немногим больше, половина из них погибла, не причинив никакого ущерба. Один из Б-26 пронесся сквозь плотную завесу огня зенитных орудий в нескольких метрах над «Акаги». «Он врежется в мостик!» — крикнул кто-то. Но самолет миновал авианосец — его белая звезда на темно-синем фюзеляже была хорошо видна, — круто развернулся вправо и рухнул в воду. Матросы на борту «Акаги» прыгали от радости. «Вот здорово!» — заметил Футида.

Вторая волна самолетов Нагумо уже находилась на взлетных палубах авианосцев «Акаги» и «Кага». Помимо группы пикирующих бомбардировщиков с авианосцев «Хирю» и «Сорю» в нее входили также 36 бомбардировщиков «Акаги» и «Кага» с подвешенными торпедами на случай, если будут обнаружены корабли противника. Однако разведывательные самолеты, которые к этому времени достигли отведенных им секторов патрулирования, сообщений о замеченных кораблях противника не передавали. Поэтому Нагумо решили провести повторную атаку на Мидуэй. Это означало, что необходимо срочно опустить эти бомбардировщики в ангар, заменить торпеды бомбами и поднять их снова на летную палубу.

Работа закипела, но к тому времени, когда ее удалось завершить наполовину, с разведывательного самолета поступило срочное сообщение: «Вижу десять кораблей, очевидно противника. Пеленг 10, дистанция 240 миль от Мидуэя». Но в сообщении ничего не говорилось о самом главном: есть ли среди них авианосцы? Авианосцы были единственными кораблями, представлявшими прямую угрозу всем японским кораблям.

Нагумо заколебался. «Оставить торпеды на самолетах, где они еще не заменены», — скомандовал он. Затем отдал приказ разведывательному самолету: «Установить класс кораблей!»

В этот самый момент в воздухе появились новые американские самолеты — 15 пикирующих бомбардировщиков «даунтлесс». Японские истребители бросились в атаку. Несколько бомб упало рядом с кораблями: в один момент авианосец «Хирю» исчез в гигантских всплесках воды и облаках дыма, и японцы, наблюдавшие с «Акаги», подумали, что «Хирю» не избежал попаданий. Но он вскоре появился из-за завесы воды и дыма невредимым, а восемь американских самолетов были сбиты.

В этой атмосфере глухого натужного гула работающих на полную мощность турбин авианосца, пронзительного воя моторов истребителей, лая зенитных орудий адмиралу Нагумо было трудно сосредоточиться. Он был обеспокоен и раздражен, когда наконец расшифрованный ответ патрульного самолета попал ему в руки: «Соединение противника состоит из пяти крейсеров и пяти эсминцев». Но облегчение, которое все почувствовали после получения этой радиограммы, было недолгим. Это, должно быть, корабли эскорта, ни один флот не направит в эти воды такие слабые силы.

Однако если бы в этом районе находился американский авианосец, разве бы он не послал свои самолеты для поддержки атак наземной авиации с Мидуэя? Поэтому штаб Нагумо не стал менять избранную тактику. К тому же недавний опыт боев внушил этим людям глубокое презрение к американской авиации, презрение, которое отнюдь не могли рассеять ряд последних невероятно не скоординированных, рассчитанных на авось, воздушных атак.

В небе теперь появилась еще одна группа бомбардировщиков — 14 четырехмоторных «летающих крепостей» Б-17: Они вылетели с Мидуэя раньше других для повторного удара по японской Транспортной группе, но затем им приказали атаковать авианосцы. Хотя они и не пострадали от атак японских истребителей, но и успеха не достигли. Как объяснил позднее один американский летчик: «Добиться прямого попадания в быстро движущийся корабль все равно что пытаться точно уронить камушек на испуганную мышь».

В 08.20 началась последняя атака наземной авиации с Мидуэя, в которой участвовали 12 пикирующих бомбардировщиков «виндикейтер». «Флюгеры» не сумели даже нанести царапину кораблям Нагумо. Только два из них были сбиты: японские летчики после четырех непрерывных боевых действий устали.

Бомбардировщики добрались до Мидуэя и приземлились на аэродроме, многие с тяжелыми повреждениями. Напряжение среди защитников атолла нарастало: вот-вот должны были снова появиться японцы. На взлетных дорожках, заправляемые медленно, вручную, «летающие крепости» напоминали сидящих уток. На Мидуэе теперь, по существу, не было ничего, чтобы помешать второму воздушному налету японцев и высадке десанта.

«Колонну противника замыкает корабль, похожий на авианосец». Эта последняя радиограмма с разведывательного самолета потрясла японцев сильнее, чем все сброшенные до сих пор американские бомбы. Эта новость поступила в самый неудачный момент, ибо возвратившиеся от Мидуэя самолеты, горючее у которых было на исходе, кружились в воздухе над головами, ожидая приказа о посадке.

Нагумо предстояло принять критическое решение. Следует ли ему немедленно бросить все имевшиеся наготове бомбардировщики в атаку на американский авианосец? Сложность проблемы заключалась в следующем: (1) Против кораблей торпеды были гораздо более эффективным оружием, чем бомбы. (2) У него не было истребителей для сопровождения (все они находились в воздухе, и бензин у всех был на исходе), а он только что лично видел, как гибли вражеские самолеты без эскортирующих истребителей. (3) Немедленный приказ о начале атаки мог привести к тому, что около 100 самолетов первой волны, израсходовав остатки горючего, упадут в воду.

Было альтернативное решение: очистить палубы авианосцев, спустив самолеты вниз (это также даст возможность оснастить всех их торпедами), посадить самолеты первой волны, заправить их горючим и боеприпасами, затем нанести массированный воздушный удар и сокрушить возникшую угрозу.

Нагумо принял это казавшееся логичным решение. Палубы были очищены от самолетов с лихорадочной быстротой, и в 08.37 была отдана команда: «Начать посадку». На авианосцах закипела работа. Внизу на ангарной палубе усталые матросы снимали с самолетов 800-килограммовые бомбы, складывая их тут же на палубе, вместо того чтобы спустить в артпогреба. «Акаги» и «Кага» должны быть готовы к запуску самолетов к 10.30, «Хирю» и «Сорю» — не позднее 11.00. Нагумо просигналил всем кораблям: «После завершения приема самолетов мы планируем найти и уничтожить ударные соединения врага».

Затем в 09.01 он получил еще одно сообщение от разведывательного самолета: «Вражеские торпедоносцы приближаются к вам».

Нагумо принял теоретически безупречное решение, но оно оказалось ошибочным.

Нежный рассвет окрасил небо над Тихим океаном. Наступило утро 4 июня. Адмиралы Спрюэнс и Флетчер с нетерпением ожидали рассвета, решая тактическую задачу. Их ударные оперативные группы находились в 10 милях друг от друга. Между 05.30 и 06.00 радисты приняли сообщения патрульных самолетов с Мидуэя о замеченных японских авианосцах, и Спрюэнс, не мешкая, повернул свои корабли на запад-юго-запад навстречу противнику. Проанализировав поступившие к 07.00 радиосообщения о ходе воздушной атаки на Мидуэй, американские офицеры подсчитали, что японские самолеты вернутся на свои авианосцы около 09.00. Чтобы атаковать противника в то время, когда все авианосцы будут принимать и заправлять самолеты, и «тем самым предотвратить дальнейший ущерб Мидуэю и обеспечить собственную безопасность», Спрюэнсу следовало без промедления начать запуск в воздух своих самолетов.

Он отдал приказ о немедленном запуске всех имеющихся самолетов. Это было опасное и трудное решение, так как расстояние до противника — 155 миль — практически означало, что его низко летящие тихоходные торпедоносцы «девастейтор» не смогут вернуться назад. Тем не менее «Хорнет» и «Энтерпрайз» повернули против ветра, и с них в воздух поднялись 117 самолетов: 68 пикирующих бомбардировщиков, 29 торпедоносцев, 20 истребителей. Эта грозная сила устремилась к японским авианосцам.

Но фортуна еще не покинула Нагумо. Завершив прием самолетов первой волны, японский флот изменил курс и направился на северо-восток. (Невероятно, но Спрюэнс не получил никаких сообщений об этом.) В результате, когда 35 пикирующих бомбардировщиков и 10 истребителей с авианосца «Хорнет» прилетели в район, где, по представлению американцев, должен был находиться японский флот, его там не оказалось. Американские самолеты какое-то время покружились в этом районе, а затем легли на обратный курс.

Одна из эскадрилий торпедоносцев с авианосца «Хорнет», ведомая пилотом, проявившим изумительное интуитивное понимание намерений противника, выбрала курс, который привел американцев прямо к цели. Но бесполезно. Японские истребители стаей набросились на них и сбили все 15 торпедоносцев — четыре из них даже не успели сбросить торпеды. Один из летчиков уцелел, и его нашли на следующий день в море.

Четырнадцать торпедоносцев с авианосца «Энтерпрайз» вышли к цели в 09.58, но сброшенные ими торпеды прошли рядом с японскими кораблями, которые искусно маневрировали. На взлетной палубе «Акаги» Футида и его пилоты свистели и радостно кричали, по мере того как «зеро» один за другим сбивали неповоротливые «девастейторы». С капитанского мостика Гэнда наблюдал за паутиной оранжевых трассирующих пуль, темными облачками разрывов зенитных снарядов и черными спиралями дыма от горящих и падающих вражеских самолетов — зловещей панорамой ожесточенного воздушного боя. «Нам нечего бояться самолетов врага, сколько бы их ни было!» — ликовал он.

Последнюю торпедную атаку в этом бою провела эскадрилья торпедоносцев с «Йорктауна». В то время как американские эскортирующие истребители вступили в бой с японскими «зеро», 18 других японских истребителей набросились на торпедоносцы. Эти устаревшие неуклюжие машины не смогли добиться большего, чем их предшественники. К этому времени они показали свою полную непригодность для современной войны.

Из 41 «девастейтора», принимавших участие в атаке, только четыре израненные вернулись на свои авианосцы — один столь тяжело поврежденный, что его пришлось сбросить за борт. Никто не оплакивал самолеты, а лишь погибших отважных летчиков.

Но эти люди умерли не зря. Ибо, даже погибая, эта последняя торпедоносная эскадрилья помогла американцам добиться самого поразительного поворота в истории войны.

Лейтенант-коммодор Кларенс В. Маккласки, который вел в атаку 33 пикирующих бомбардировщика с авианосца «Энтерпрайз», достиг предполагаемой точки перехвата в 09.20. Некоторые пилоты на крайнем левом фланге его авиагруппы могли видеть клубящийся дым над атоллом Мидуэй. Но внизу под ними от горизонта до горизонта простирался лишь искривившийся на солнце синий океан. Где же японцы?

Низкорослый и коренастый Маккласки отличился в сражении у Маршалловых островов, а сейчас командовал всеми летчиками «Энтерпрайза».

Горючее в баках было на пределе: в его распоряжении имелось всего 15 минут до возвращения на авианосец. Следует ли ему барражировать в этом районе в ожидании появления японцев или послать свои самолеты на поиск и облететь широкий квадрат? Маккласки быстро принял решение: пролететь еще 3,5 мили на запад, затем повернуть на северо-запад. Адмирал Нимиц позднее назовет это «важнейшим решением сражения».

Через семь минут после поворота на северо-запад Маккласки заметил кильватерный след эсминца, идущего на север. Решив, что это отставший корабль, стремящийся догнать остальные основные силы японцев, Маккласки последовал за ним. Десять минут спустя он увидел Нагумо.

Теперь даже совершенные американцами ошибки пошли им на пользу, так как в этот самый момент 17 пикирующих бомбардировщиков с «Йорктауна» также прилетели в этот район. Они поднялись в воздух часом позже Маккласки, но из-за того, что тот с запозданием нашел флот Нагумо, с интервалом в несколько секунд. Даже длительные тренировки не смогли бы обеспечить столь скоординированную атаку!

Три японских авианосца — «Акаги», «Кага» и «Сорю» шли в строю, напоминавшем вытянутый треугольник, четвертый авианосец — «Хирю» — находился дальше от них на север. Все японские истребители кружились низко над морем около «Хирю», отражая последнюю атаку торпедоносцев, и еще не успели набрать высоту, когда пикирующие бомбардировщики на высоте 6600 метров, укрывшись в надвинувшихся облаках, группой с «Йорктауна», не замеченные, вышли на ударную позицию прямо над «Сорю», затем перешли в крутое пике. Ведущий пилот видел большой красный круг на палубе авианосца — эмблему Восходящего солнца. Одновременно Маккласки, словно коршун, стремительно спикировал на «Кагу».

«Пикирующие бомбардировщики!» — воскликнули сигнальщики на «Каге». Лейтенант-коммодор Сесу Митойа распластался на палубе, когда рев моторов перерос в пронзительный вой. Первые три бомбы упали рядом с кораблем. Четвертая врезалась в кормовую часть палубы среди выстроившихся для взлета самолетов. Мгновенно летная палуба «Каги» превратилась в бушующее море огня. Разбросанные взрывом самолеты, накренившиеся на нос или крыло, словно печные трубы, выбрасывали в воздух дым и пламя.

Бомбы продолжали падать, когда офицер пожарной части взбежал на мостик доложить, что все коридоры и переходы внизу охвачены огнем и большинство членов экипажа оказались изолированными внизу. Но капитан Окада молча стоял на мостике и смотрел куда-то вдаль. Взволнованный офицер убеждал его спуститься на шлюпную палубу, чтобы спасти свою жизнь, поскольку авианосец кренился на борт. Окада мотнул головой: «Я останусь на корабле», — меланхолично сказал он.

Митойа попытался добраться до матросов, отрезанных в машинном отделении. Когда он вновь поднялся на палубу, то не увидел на мостике ни капитана, ни других находившихся вместе с ним офицеров. Американская бомба попала в небольшую цистерну с бензином, стоявшую около мостика, и пылающие обломки убили всех, кто находился на мостике. Другая бомба пробила передний лифт и взорвалась на ангарной палубе среди самолетов с подвешенными торпедами, заправленных горючим и подготовленных к подъему наверх для участия в атаке. Четвертое попадание было, по существу, ненужным, так как корабль лишился освещения и энергии и усилия ликвидировать пожар или локализовать его были обречены на неудачу.

В 10.22 с мостика «Акаги» был отдан приказ самолетам подниматься в воздух, и первый «зеро», набрав скорость, со свистом оторвался от палубы. В этот момент сигнальщик пронзительно вскрикнул: «Пикирующие бомбардировщики!» Футида взглянул вверх и увидел три тупоносых бомбардировщика «даунтлесс», круто пикирующих на корабль, затем три черные капли отделились от самолетов и плавно, почти медленно, стали падать прямо на него.

Всего лишь три самолета из группы Маккласки атаковали «Акаги», но этого хватило с избытком. Первая бомба упала рядом у борта, и гигантский столб воды окатил мостик. Вторая попала в задний срез центрального лифта и взорвалась в ангаре внизу. (Взрыватель каждой должен был сработать через несколько секунд после попадания.) Футида повернулся на живот и закрыл руками голову, когда взорвалась третья бомба. Звук взрыва не был столь сильным, как при первом попадании, но журнал повреждений «Акаги» отмечает: «Роковое попадание. Несколько пробоин». Около 200 человек было выброшено взрывом за борт.

Шум боя стих, и наступила необычная тишина. В обычных условиях двух попаданий бомб было бы недостаточно, чтобы вывести из строя такой гигантский корабль. Но авианосцы были застигнуты в тот момент, когда их летные палубы были заполнены вооруженными и заправленными горючим самолетами, а другие самолеты в том же состоянии находились ниже. К тому же у японцев не было времени вернуть крупные 800-килограммовые бомбы в погреб. Вызванные огнем и детонацией взрывы боеприпасов и бензина, а также вспыхивающие один за другим самолеты, стоявшие крылом к крылу на палубе, вскоре превратили «Акаги» и «Кагу», по словам Футиды, «в сущий ад».

Тем временем «Сорю» пораженный тремя бомбами, получил самые серьезные повреждения из всех. Видя «Сорю» окутанным огромным облаком черно-белого дыма, Гэнда понял размер понесенных Японией потерь. Он посмотрел на Футиду и лаконично сказал: «Мы проиграли».

К 10.40 рулевой механизм «Акаги» вышел из строя, динамо-машины остановились, и стало ясно, что ликвидировать пожар не удастся. Начальник штаба контр-адмирал Кусака убеждал адмирала Нагумо покинуть авианосец и продолжать руководить сражением с другого корабля. Вначале Нагумо отказался, но затем подчинился требованиям рассудка. Он чуть не опоздал. Огонь и дым блокировали ведущие с мостика проходы и трапы, и адмиралу и другим штабным офицерам пришлось спускаться через иллюминатор рубки по канату, который уже начал тлеть. Они сели в качавшийся на волнах катер и отправились на легкий крейсер «Нагара».

Радостный Маккласки посадил свой самолет на «Энтерпрайз» с сухими баками. За три минуты пикирующие бомбардировщики совершили то, чего не сумели достичь все предыдущие волны атакующих самолетов за три часа. Пилотировавшие их имели примерно такую же профессиональную подготовку, были столько же решительны и готовы к бою, как и пилоты торпедоносцев, которым не удалось повредить ни один корабль. Своим поразительным успехам Соединенные Штаты обязаны трем факторам: решению Маккласки продолжать поиск и неординарной тактике этого поиска; «нескоординиро-ванной координации», которая привела самолеты с «Йорктауна» и «Энтерпрайза» одновременно к цели; и принесшим себя в жертву американским торпедоносцам, которые отвлекли на себя японские истребители и оставили небо вверху свободным для пикирующих бомбардировщиков.

«Хирю», на борту которого находился контр-адмирал Тамон Ямагути, остался единственным боеспособным японским авианосцем. «Ну что ж, — заявил решительный и смелый адмирал своему штабу, — мы с одним “Хирю” уничтожим корабли нашего врага». К 10.58 с авианосца в воздух поднялась ударная группа из 18 пикирующих бомбардировщиков и шести истребителей. Через 40 минут они заметили 17-е оперативное авианосное соединение США.

Обнаружив вражеские самолеты с помощью радарной установки, «Йорктаун» немедленно отдал приказ своим эскортным кораблям занять позицию для отражения воздушной атаки. Механики откачали из всех бензопроводов высокооктановый бензин и заменили его углекислым газом. Еще до появления самолетов противника все бензопроводы и шланги стали безопасными, а в бензоцистерны был накачан углекислый газ.

Двадцать восемь американских истребителей атаковали японцев в 15 милях от кораблей. Этот воздушный бой, словно клубок из дыма, грома, огненных трасс и сверкающих крыльев, скорее не летел, а катился к «Йорктауну». К тому времени, когда он приблизился к авианосцу, три японских истребителя и 10 бомбардировщиков были сбиты. Но восемь бомбардировщиков сумели прорваться!

Зенитные установки «Иорктауна» открыли яростный огонь. Первый бомбардировщик развалился на три части, которые упали рядом с авианосцем. Но его бомба угодила в летную палубу, пробила огромную брешь и взорвалась на второй палубе, вызвав пожары, которые были быстро потушены противопожарной водоразбрасывающей системой.

Другая бомба с взрывателем замедленного действия после попадания взорвалась в огромной дымовой трубе авианосца — пылающем сердце корабля. Взрывная волна погасила огонь в котлах «Иорктауна» и вывела из строя патрубки у трех котлов. Через 20 минут авианосец потерял скорость и остановился. Третья бомба вызвала пожар рядом с носовым бензохранилищем. Энергичные аварийно-восстановительные работы устранили повреждения, и через час с небольшим после атаки под ликующие крики экипажей всех остальных кораблей соединения «Йорктаун» просигналил: «Моя скорость — пять». По мере того как давление пара в котлах нарастало, скорость увеличилась до 19 узлов.

На «Энтерпрайзе» Спрюэнса убеждали немедленно нанести ответный удар. Но он настаивал на необходимости дождаться сообщений от разведывательных самолетов о точном местонахождении противника; самолеты сейчас приближались к точке, где, по расчетам американцев, должен был находиться японский авианосец. Это было правильное решение, так как Ямагути повернул на север, запустил в воздух все оставшиеся самолеты, а затем двинулся на северо-восток. Американская атака в этот момент, вероятно, не достигла бы цели.

Вторая атакующая группа «Хирю» состояла из 10 торпедоносцев (один с «Акаги») и 6 истребителей (два с «Каги»). Имея в качестве цели три американских авианосца, эта группа — чисто случайно — также вышла прямо на «Йорктаун». Американские истребители бросились на перехват, и вспыхнувший воздушный бой, по существу, был повторением утренней битвы. Несмотря на меньшую скорость, «Йорктаун» сумел уклониться от двух торпед, но две другие достигли цели, ударив в середину правого борта. Взрывы пробили цистерны с нефтью, затопили котельную и носовое машинное отделение и обесточили корабль. С заклиненным рулем «Йорктаун» вновь потерял подвижность и накренился на правый борт.

Через 10 минут крен увеличился до 26 градусов. Все линии связи вышли из строя. Вокруг авианосца поверхность воды покрылась смертоносной нефтяной пленкой, которую любая искра могла превратить в бушующее море огня. В 14.55 командир авианосца отдал приказ покинуть корабль.[74]

В 100 милях от «Иорктауна» адмирал Ямагути, уверенный, что его летчики теперь потопили или тяжело повредили два американских авианосца, планировал уничтожение оставшихся американских сил. Хотя на «Хирю» осталось всего шесть истребителей, пять пикирующих бомбардировщиков и четыре торпедоносца, их готовили для третьего удара после наступления сумерек. Когда «Хирю» прошел мимо крейсера «Нагара» — нового флагманского корабля Нагумо, — экипаж крейсера и спасенные моряки встретили авианосец криками: «“Хирю”, отомсти за нас!»

Однако удача Ямагути была недолгой. В 17.01 оставшиеся у Спрюэнса 24 боеспособных бомбардировщика появились над авианосцем. Японские истребители бросились на перехват. Но через несколько минут американские бомбардировщики перешли в крутое пике, целясь в красный круг на светло-желтой палубе «Хирю». Четыре бомбы одна за другой врезались в авианосец. Огонь быстро охватил весь корабль, отрезав путь в машинное отделение. На палубе взрывались загруженные боеприпасами самолеты. Чтобы избежать новых попаданий, командир авианосца маневрировал на высокой скорости, но в результате ветер еще больше раздувал пламя. Вскоре «Хирю» пылал от носа до кормы, продолжая, по словам пораженного японского очевидца, «свой стремительный бег, как взбешенный бык». Еще несколько минут, и корабль утратил свое значение как боевая единица.

Теплое вечернее солнце освещало панораму смерти и разрушения. Из смертельно поврежденных японских авианосцев первым отправился на дно «Сорю». Тридцать коротких минут превратили этот некогда красивый гордый авианосец в сожженный крематорий, и его командир Янагимото приказал покинуть корабль. Пока эсминцы кружили вокруг, спасая оставшихся в живых, обнаружилось, что Янагимото остался на мостике. Он был одним из наиболее популярных и уважаемых капитанов японского флота, и члены команды поручили главному старшине Абэ, чемпиону японского флота по борьбе, спасти его любой ценой.

Абэ сделал все, что мог. Он вскарабкался на мостик, отдал честь и сказал: «Капитан, я пришел, чтобы спасти вас». Ответом было молчание. Абэ направился к командиру с твердым намерением силой унести его в шлюпку. Но командир взглядом остановил его. Матрос отдал честь, затем повернул назад. Покидая мостик, Абэ слышал, как Янагимото тихо пел национальный гимн.

Когда закат окрасил в розовый цвет Тихий океан, страшный взрыв потряс «Сорю», и столб красного пламени высоко взметнулся в небо. Кто-то на борту эсминца крикнул: «“Сорю”, банзай!» — и все эхом повторили этот крик. Авианосец тихо ушел под воду. Десять минут спустя море содрогнулось от огромного подводного взрыва.

«Кага», окутанный гигантским клубящимся облаком черного дыма, затонул в 19.25. Авианосец унес с собой на дно 800 членов команды — мертвых или замурованных внизу под палубами.

Окончательный приказ покинуть «Хирю» был отдан ночью 5 июня. Адмирал Ямагути решил остаться на корабле, но приказал всем другим покинуть его. Перед расставанием адмирал и офицеры его штаба произнесли прощальный тост — бокалы наполнили водой из бочонка. В 03.15 офицеры стали уходить с корабля, который к этому времени почти весь был охвачен пламенем. Вскоре, после того как личный состав был снят, «Хирю» был потоплен торпедами.

Ни один японский авианосец не был объектом таких серьезных усилий по его спасению, как «Акаги» — флагман, чемпион авианосцев, символ военно-морской мощи Японии. Но попытки потушить бушующий огонь ручными средствами оказались тщетными. В 13.38 4 июня с авианосца был снят портрет императора. К вечеру началась эвакуация команды.

Уверенные, что, если покинутый авианосец останется на плаву, «он станет музейным экспонатом на реке Потомак», японцы тем не менее никак не могли решиться потопить его. Наконец в 05.00 5 июня по личному приказу Ямамото эсминцы торпедировали торящий флагман, и под крики «“Акаги”, банзай!» море сомкнулось над могучим кораблем.

Когда в штабе Объединенного флота на линкоре «Ямато» получили первое сообщение о пожарах на борту «Кага», «Сорю» и «Акаги», оно вызвало состояние, близкое к шоку. Затем на протяжении всего дня, пока длилось сражение, Ямамото сидел суровый и бесстрастный, как судья, пока его штаб лихорадочно готовил ему одно предложение за другим, как спасти положение. 2-е ударное авианосное (Алеутское) соединение[75] получило приказ идти в район битвы, подобный же приказ был отдан двум отрядам подводных лодок; силам вторжения было приказано временно отойти в северо-западном направлении (японцы оставались в неведении относительно уязвимого положения атолла Мидуэй). Теперь японцы планировали уничтожить американский флот в ночном бою. Корабли Главных сил на полной скорости шли к месту сражения: Ямамото был преисполнен решимости вступить в схватку с врагом.

Нагумо также рассчитывал на ночной бой. Но в ходе дуэли между «Хирю» и «Йорктауном» и последовавшей затем сокрушительной контратаки самолетов Спрюэнса время и события безжалостно преследовали его флот.

Спрюэнс не собирался вступать в ночной бой с надводными силами противника. Японцы по-прежнему обладали превосходством в огневой мощи, а в темноте оставшиеся у Спрюэнса самолеты были бы малоэффективны. Поэтому он повернул свои корабли на восток. В 17.15 Нагумо получил обескураживающее сообщение с разведывательного самолета: «Противник начал отход на восток».

Штаб Объединенного флота уже был охвачен смятением после получения сообщения Нагумо о гибели «Хирю», а отход кораблей Спрюэнса на восток завершил деморализацию. В течение нескольких часов японские корабли шли на восток, но надежда войти в соприкосновение с противником до рассвета постепенно таяла. Наконец Ямамото сказал помощнику: «Теперь уже слишком поздно. Это сражение заканчивается». В 02.55 5 июня огорченный и печальный Ямамото приказал всей японской армаде начать отход.

В полдень того же дня основные силы японцев встретились с потерпевшим поражение ударным соединением Нагумо. Вместо предвкушаемой радостной встречи флотов это было грустное рандеву! Четыре лучших авианосца погибли, унеся с собой на дно 332 самолета и, что было самым худшим, 2155 умелых и опытных летчиков и матросов.

Японский флот уходил на запад, тяжелые облака низко висели над морем, над водой клубился призрачный туман. На «Ямато» адмирал Ямамото отдал распоряжение не искать виновных в катастрофе среди 1-го авианосного соединения или в отряде подводных лодок. «Я один должен нести ответственность за поражение при Мидуэе», — твердо заявил он. И он сдержал свое слово. Он оставил адмирала Нагумо на посту командующего 1-м ударным авианосным соединением и дал ему возможность восстановить свою репутацию.

Настроение команды на борту «Нагара» улучшилось, когда на крейсер поступил приказ возвращаться в Японию вместе со штабом Нагумо, чтобы тот мог немедленно приступить к выработке плана реорганизации. Но когда крейсер прибыл в Куре, разрешения сойти на берег никому, даже капитану, не дали, все контакты с берегом были запрещены. Около 500 раненых, включая Футиду, по существу, тайком перевезли в портовый госпиталь, где они были изолированы от внешнего мира. Правительство решило не сообщать стране правду о сокрушительном поражении Японии.

Для японцев легенда о непобедимости умерла при Мидуэе. 1-е ударное авианосное соединение — меч Ямамото и гордость нации — было сломлено. И японский флот теперь узнал, что американцы способны бросить в бой преданных офицеров и матросов, как и их собственные, и столь же решительных и расчетливых адмиралов.

Американцы не питали иллюзий, что сражение при Мидуэе открыло путь к легкой победе. «Пёрл-Харбор частично отмщен», — заявил Нимиц в своем первом коммюнике о битве. «Возмездие не будет полным, пока японская морская мощь не будет сведена на нет. Мы достигли существенного прогресса в этом направлении».

Нимиц и Спрюэнс реалистично оценивали положение. Ни тогда, ни позже они не стали жертвами самоуверенности, которая захлестнула японцев. «Мидуэй для нас в то время означал отправную точку, откуда мы начнем тяжелую, ожесточенную войну против японцев», — заявил Спрюэнс.

«После Мидуэя у нас не было ощущения, что мы выиграли войну», — подчеркнул Нимиц. «Безусловно, во многих отношениях это был важный переломный момент, но нам по-прежнему противостоял упорный противник и предстояло выполнить трудную работу».

Тем не менее характер войны внезапно изменился. «Это сражение привело к необычно быстрой перемене фортуны, известной в военно-морской истории», — писал известный историк Бэзил Лиддел Гарт. Наступление Японии закончилось, ее военно-морской флот утратил свое господство в центральной части Тихого океана, ее мечты о создании гигантской империи были разбиты. В сражении при Мидуэе Соединенные Штаты захватили инициативу и на протяжении трех мучительных лет войны, которые лежали впереди, ни разу не выпустили ее из рук.

Примечания:

7

Состояла из послов Италии, Англии и Франции, посланника Чехословакии в Берлине и статс-секретаря МИД Германии. — Прим. перев.

72

Статья Гордона Пранджа «Чудо у острова “Мидуэй”».

Prange G. W. Miracle at Midway. — Reader’s Digest, december 1972. p. 156–183.

Прандж, Гордон — профессор, известный американский историк, автор книг «Пёрл-Харбор: вердикт истории» (в соавторстве с Д. Голдстейном и К. Диллоном) (Нью-Йорк, 1986), «Мы спали на рассвете» (Нью-Йорк, 1981).

73

Американский одноместный истребитель Блюстер Ф-2А-3 «Буффало», вооруженный двумя — четырьмя пулеметами 12,7 мм, имел максимальную скорость 483 км ч. На вооружение ВМС США поступил в 1939 году. Состоял на вооружении в ВВС Финляндии, Бельгии, Голландии и Великобритании. Производство его было прекращено в 1942 году. Одноместный истребитель Грумман «Уайлдкэт» Ф-4Ф-4, вооруженный четырьмя — шестью пулеметами 12,7 мм, был в 1941–1942 годах основным истребителем ВМС США. Максимальная скорость — 534 км ч, дальность полета — 1448 км. В 1939–1940 годы поставлялся также Франции и Великобритании. Наиболее знаменитый из японских боевых самолетов истребитель Мицубиси А6М2 «Зеро»-сен вступил в строй в 1939 году. Полетный вес — 2336 кг (норм.). Скорость максимальная — 535 км ч, потолок — 10 300 м. Вооружение — две пушки 20 мм, два пулемета калибра 7,7 мм, 60 кг бомб. Истребитель обладал высокой маневренностью и в 1940–1942 годах превосходил большинство американских и английских истребителей. — Прим. перев.

74

«Йорктаун» продержался на плаву еще два дня, пока японская подводная лодка днем 6 июня не обнаружила и не торпедировала его двумя торпедами. На следующий день в 6 часов утра он пошел ко дну. При этом также был потоплен эскадренный миноносец «Хэмман», занимавшийся спасением имущества. — Прим. перев.

75

В его состав входили два легких авианосца «Рюдзё» и «Дзунё», имевшие на борту около 80 самолетов. — Прим. перев.