• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Мартин Кэйдин

Курская битва — величайшее сухопутное сражение в истории[78]

В своей книге «Первый и Последний» генерал Адольф Галланд, командовавший истребительной авиацией люфтваффе в конце второй мировой войны, пишет следующее о величайшем сухопутном сражении, которое когда-либо имело место в истории: «В июле [1943 г. ] немецкие войска под Курском начали последнее крупное наступление. Оно было отражено».

И больше ни строчки. Ни слова об огромнейшей армаде танков, бронированных машин и самоходных артиллерийских установок, собранных для исполинской схватки между сухопутными армиями и воздушными флотами русских и немцев. Ни слова о потрясающей концентрации огневой мощи у русских и немцев. Ни слова о страшных потерях, понесенных обеими сторонами. Ни слова о коренном изменении в соотношении сил на советско-германском фронте после этого сражения, вошедшего в историю как «Битва на Курской дуге».

Галланд охарактеризовал эту битву как последнее крупное наступление вермахта на Восточном фронте. Это правильное определение, но не потому, что немецкие войска «получили отпор». В результате провала попытки вермахта нанести сокрушительное поражение противнику возникла мрачная перспектива, что немецкая армия более не способна диктовать русским условия дальнейшего хода войны. Говоря проще, битва на Курской дуге, начавшаяся 5 июля 1943 года, положила конец одному правлению и возвестила о начале другого.

До разгрома под Курском — а для немцев это был разгром — вермахт владел стратегической инициативой в проведении крупных кампаний в войне против Советского Союза. Конечно, немцы терпели поражения, особенно под Москвой и в Сталинграде, где немецкие войска были разбиты и обескровлены упорно оборонявшимися русскими. Но, даже терпя эти поражения, немцы отступали, сохранив достаточную боевую мощь, маневренность и быстроту реакции, чтобы навязать следующий раунд борьбы понесшим ощутимые потери, но не потерявшим выдержки русским.

Курская битва все это изменила. Или, говоря иначе, битва за Курск, сражение на севере за Орел и на юге за Харьков — все они вместе составляют одну битву — придали войне новый характер.

То, что Курская битва — гигантская схватка двух вцепившихся друг в друга колоссальных сил — может стать поворотным пунктом войны в России, было совершенно очевидно обоим смертельным врагам. Если бы операция «Цитадель», как назывался немецкий план наступления, утвержденный самим Гитлером, увенчалась успехом, сцена была бы подготовлена для широких новых наступательных действий против русских. На карту было поставлено куда значительно больше, чем просто город Курск или продвижение по местности на север, юг и восток, а именно то, что никогда не отразилось бы на схемах и картах, — беспощадная расправа над русскими, и в этом заключалась суть немецкого плана: разбить, перемолоть, рассеять, убить, захватить в плен… Позднее, если операция «Цитадель» пойдет так, как рассчитывал Гитлер, последует большое новое наступление на Москву. Позднее он претворит в жизнь свой совершенно секретный план «Песец», и германские вооруженные силы молниеносным ударом оккупируют Швецию.

Еще позднее он перебросит свои войска туда, куда захочет, умело маневрируя ими на шахматной доске военной стратегии. Усилит войска в Италии, чтобы отразить вторжение союзников и сбросить их в море, ибо он знал, что время этого вторжения приближается. Направит мощные подкрепления на Атлантический вал — может быть, достаточные, чтобы сломить хребет силам вторжения из Англии.

Операция «Цитадель», в отличие от многих других акций диктатора «третьего рейха», не была плодом внезапного импульсивного решения. Она складывалась постепенно. Она родилась из поражения, из уязвленного самолюбия и досады, которые поражения неизбежно вызывали у Гитлера. И не будем заблуждаться относительно автора плана — его инициатором с самого начала был Гитлер. Все последующие события, в которых участвовали высшие офицеры и чиновники рейха, произошли в результате желаний и замыслов Гитлера.

Никто лучше Гитлера, как верховного командующего вооруженными силами Германии, не знал, что рейх отчаянно нуждается в блестящей победе германского оружия над восточными «варварами». В феврале 1943 года русские обрели новый облик самого грозного и беспощадного врага нацистской Германии. Одержанные после вторжения в Россию 22 июня 1941 года победы поблекли. Ликование сменилось сдержанностью, затем настороженностью, переросло в тревогу, граничащую с паранойей. Ибо кошмар Сталинграда был слишком реален. Поражение, которое русские нанесли отборным немецким армиям, было мрачным предзнаменованием будущего.

Приближалось лето 1943 года, и Гитлер потребовал от своих войск «возместить летом то, что было потеряно зимой». Прекрасный призыв, но слепо основанный на предпосылке, что русские не могут сражаться, когда земля не покрыта льдом и снегом. Но теплая погода и ясное небо были слабым утешением для офицеров генерального штаба — они прогнозировали будущее, исходя из боевой мощи вермахта и огромных потерь, которые рейх понес в кровопролитных боях на Восточном фронте. Конечно, не все погибшие солдаты были немцами, ибо немецкое командование с готовностью швыряло в пекло сражений с русскими любое пушечное мясо, которое оно могло получить от союзников.

Однако с каким бы презрением немецкие господа ни относились к войскам своих вассалов — слабо вооруженных и мечтающих оказаться где угодно, только не на Восточном фронте, — масса солдат тем не менее необходима, чтобы удерживать участки фронта. Они сведены в части и соединения, имеют танки и транспорт, авиацию и артиллерию, пулеметы и винтовки. Если надо принести этих людей в жертву, то их можно бросить под удар русских и приберечь немецкие части для тех фронтов, где особо требуются боевое умение, сила и стойкость.

Но как бы ни подсчитывали немцы свои силы, они сталкивались с неизбежным фактором, что потеряли 700 тысяч солдат и офицеров и всю боевую технику и оружие, которыми были оснащены эти войска в боях с Красной Армией. Ввиду поражений и катастроф на Восточном фронте Гитлер потребовал и провел новую «тотальную мобилизацию» немецкой живой силы. Но и этого оказалось недостаточным. Обученных солдат явно не хватало. Пополнения, поступившие в находившиеся на фронте дивизии, не имели закалки и опыта. А отсутствие этих боевых качеств перед лицом растущего мастерства Красной Армии сулило дальнейшие катастрофы.

Другим противником Германии было время. Оно текло слишком быстро на часах войны, по которым «третий рейх» сверял свое существование как милитаристское государство. В то время как приток пополнений из Германии на фронт мелел, русские с удивительной быстротой наращивали свои силы. Немецкие фабрики и заводы непрерывно слали на Восточный фронт очередные партии оружия. Русские потеряли огромную территорию, города, заводы, транспортные средства и миллионы людей, оказавшихся под пятой немецких оккупантов, но тем не менее — и это вызывало изумление и страх — увеличивали производство боевой техники. Русские рабочие и женщины, круглосуточно трудившиеся на заводах и фабриках, выпускали не только огромное количество военного оснащения, но и оружие исключительно высокого качества. Для нацистов, которые ранее сталкивались на земле и в воздухе со второсортными образцами боевой техники, мысль о том, что созданная советскими конструкторами боевая техника не только равна, но и превосходит немецкую, была невыносимой и недопустимой.

Но дело обстояло именно таким образом. И чем дальше будет длиться война, чем больше русские будут расширять свое снабжение фронта боеприпасами и оружием, тем мрачнее представало будущее Германии.

Можно ли было все еще выиграть войну против Советского Союза? Весной 1943 года этот вопрос приобрел актуальную реальность. Большинство исторических исследований и книг, написанных немцами, утверждают или дают понять, что почти никто в высших эшелонах германского командования не верил в возможность вырвать такую победу из глубокой трясины войны против России. Те, кто был в курсе событий, смирились с неизбежностью поражения на Восточном фронте. Генеральный штаб и генералы более не верили в чудо уничтожения «коммунистических полчищ».

Автор этой книги считает, что этому широко распространенному мнению явно не хватает объективности. Если надежды на победу, как утверждают многие, не было, как могли возникнуть планы укрепления немецкой обороны против вторжения союзников в Италию? Как оказалось бы возможным нарастить прочность Атлантического вала? Из какого источника могли немцы раздобыть солдат и оружие для осуществления плана «Песец» — захвата и оккупации Швеции? С помощью какого трюка немецкая армия рассчитывала прорвать прочную оборону русских и преуспеть в том, в чем она раньше потерпела неудачу, — ворваться в Москву?

Все решилось под Курском. То, что случится там, должно было определить будущий ход событий.

Географические масштабы наступления будут намного меньше, чем в других ключевых операциях вермахта в прошлом. Протяженность фронта составит не более 150 миль. Но на фронте в этой предстоящей битве будет собрано больше танков и боевых машин, чем насчитывалось на всем Западном фронте после вторжения союзников в Европу. Под Курском решалась не только судьба России. Решался исход всей войны.

Независимо от того, что происходило на других театрах военных действий, взор Гитлера был прочно прикован к Восточному фронту. Здесь решался исход войны. Если бы удалось переломить становой хребет русским, рейх смог бы легко использовать свою военную мощь, чтобы справиться с любыми другими возможными чрезвычайными ситуациями. Замыслы Гитлера были достаточно ясны. Необходимо было добиться военной победы в России. Этот триумф позволил бы успешно решить все экономические, политические и пропагандистские проблемы.

Если верить личным высказываниям фюрера и другим историческим источникам, то в первые месяцы 1943 года Гитлер был намерен сначала стабилизировать положение на Восточном фронте, а затем нанести противнику сокрушительное поражение. Потом, на гребне этой победы, он широко откроет шлюзы восстановленной военной мощи Германии для глубокого броска в центр России.

Гитлер изучал карты, намечая линию фронта, которую необходимо было удерживать. Эта линия начиналась на севере, у Финского залива, и тянулась вниз, к Азовскому морю. Немецкие позиции на этой линии выглядели сравнительно надежными, за исключением одного вдавленного в немецкий фронт русскими выступа, в центре которого лежал город Курск.

Курский выступ вдавался в район, где дислоцировались крупные соединения немецких войск. К северу от выступа находился Орел, к югу — Белгород. Русские стягивали на этот выступ значительные силы. Если они сконцентрируют здесь достаточную огневую мощь и создадут крупные запасы боеприпасов и другого снаряжения, тогда выступ может превратиться в гигантский плацдарм для решительного броска не только на запад, но и северо-запад, с выходом в тыл Орла и Брянска, и одновременно на юго-запад, в попытке очистить от немцев Украину. Помимо использования выступа в качестве района сосредоточения всех родов войск и авиации, русские превращали его в осиное гнездо обороны с многочисленными артиллерийскими позициями и сотнями километров переплетающихся траншей.

Все это немцам было известно. Более того, они знали, что русские едва ли захотят ждать все лето, чтобы начать наступление зимой.

Поскольку Гитлер намеревался нанести крупное военное поражение русским, было похоже, что они сами залезали в ту ловушку, о которой мечтал Гитлер. Ибо сила Курского выступа могла также обернуться фатальной слабостью. Вермахт мог нанести стремительные танковые удары с севера на юг и с юга на север, сомкнуть массивные бронированные «клещи» и поймать русские войска в гигантский «мешок». Чтобы отразить столь мощные удары, противнику придется бросить на выступ крупные резервы. В результате поражение русских сил примет еще более крупные масштабы. Если отборные дивизии вермахта проявят себя в сражении так же, как в былые дни, весь ход войны может радикально измениться. Сталину просто не хватит сил, чтобы отразить затем глубокие разящие удары немецких танковых дивизий.

Забегая несколько вперед, чтобы предотвратить возможные неправильные умозаключения об оценках русскими немецких намерений и планов, необходимо подчеркнуть, что Советское Верховное Главнокомандование с поразительной прозорливостью и точностью предугадало все, что Гитлер и его генералы собирались предпринять в отношении Курского выступа. Блестящий стратегический талант заместителя Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова особенно ярко проявит себя как на протяжении месяцев, предшествовавших первым оглушительным залпам артиллерийской подготовки, так и в ходе самой Курской битвы.

В конце зимы и весной 1943 года представители Советского Верховного Главнокомандования ни на час не упускали из виду положение, складывавшееся на Курской дуге. Танковое сражение, к которому готовились обе стороны в районе Курска, могло обеспечить каждой из сторон выгодную позицию в войне. Для русских Курская дуга сулила стать чем-то вроде современного Куликова поля, где в 1380 году московский князь Дмитрий Донской наголову разбил многочисленное татарское войско. Отдавая себе отчет в необходимости использовать каждую минуту оставшегося до сражения времени, русские срочно укрепляли свои позиции на Курском выступе. Однако, по неизвестным для русских причинам, немцы тянули с началом наступления.

Термин «битва», как мы его понимаем, не очень подходит для гигантского вооруженного столкновения вокруг Курска. То, что произошло на Курской дуге и вокруг нее, последствия этого столкновения, охватившего район протяженностью в сотни и тысячи километров, никак не укладывается в относительно узкий термин «битва».

Курская битва возникла в результате многочисленных факторов, среди которых немалую роль сыграли тщательно обдуманные и связанные с риском решения, принимавшиеся задолго до того, как оперативные планы были претворены в жизнь с помощью огня и стали. Некоторые битвы порождаются обстановкой, как нежданный и подчас нежелательный побочный результат конфликта или ряда обстоятельств где-то в другом месте. Но это никак нельзя сказать о Курской битве, которую обе стороны мысленно запланировали задолго до ее начала. Кроме того, каждая сторона имела несколько месяцев для ее практической подготовки.

Курская битва представляет собой немецкое наступление, которое вытекало из принятого Берлином решения первым нанести удар и решения Москвы предоставить немцам первым начать наступательные действия.

Назревавшая битва на Курской дуге для русских означала не простое ожидание немецкого наступления. Они фактически как бы приглашали, более того, заманивали вермахт начать атаку, с тем чтобы битва велась на русских условиях под дулами орудий тщательно приготовившейся Красной Армии. Таков был основной план, основная оперативная задача. Пусть немцы начнут, а затем, когда они бросятся в наступление, перебьем их. Когда назреет подходящий момент — перейдем в контратаку, а затем с учетом оперативной обстановки скорректируем свои планы. Уготованная Жуковым для немцев мясорубка работала раньше, и маршал не сомневался, что она сработает снова.

На поле боя присутствовал еще один трудно поддающийся калькуляции фактор, которого не было ранее и который наложил неизгладимый отпечаток на весь ход битвы, — это был русский солдат. Русские, сражавшиеся под Курском, были бойцами другого склада, чем те, с которыми ранее сталкивались немцы. Первоначально нацисты с презрением относились к «Ивану», считая русских низшей расой, неспособной успешно овладеть боевой техникой или солдатской профессией. Это отношение, однако, изменилось еще до начала Курской битвы. Немцы официально признали, что русским солдатам присущ исключительно высокий морально-боевой дух и они «сравнительно неплохо обучены». Очевидно, что если русские сумели выиграть сражения за Ленинград, Москву и Сталинград со «второсортными», технически слабо подготовленными войсками, то этот «новый» русский солдат, с которым предстояло столкнуться немцам, станет новой грозной силой на поле боя. Это должно было сказаться и сказалось на окончательном исходе битвы. Битва на Курской дуге общепризнанна как самое крупное танковое сражение в истории человечества. Ни в одной другой битве или кампании не участвовало такого количества танков, как под Курском. Но было бы серьезной ошибкой рассматривать эту вооруженную борьбу как схватку только между этими могучими машинами, укрытыми толстой броней. Все это так. Но следует учитывать и другие слагаемые битвы, помимо танков и боевых машин, — людей.

Курская битва, как уже говорилось выше, лишила немецкую армию возможности диктовать, когда, где и как будут вестись будущие сражения на Восточном фронте. Охарактеризовав ее как одно из величайших сражений второй мировой войны в целом, маршал Жуков отмечает, что «с тех пор до конца войны немецкие войска вынуждены были вести только оборонительные сражения».[79]

Никто не собирается утверждать, что немцы утратили способность вести широкие и разрушительные военные действия. Но после 50 дней боев под Курском они более не могли выбирать время и место. Эта привилегия теперь полностью перешла к русским. И подобное положение сохранится до конца войны, до штурма Берлина.

Разумеется, некоторые немецкие генералы признают подлинное значение Курской битвы как провалившейся попытки разбить советские армии и называют ее разгромом, катастрофой неописуемых размеров из-за ее влияния на последующий ход событий.

Большинство же немецких должностных лиц, однако, предпочли отвести свой взор от поля битвы и ее последствий.[80] Они расскажут вам, что ни одна немецкая армия не была окружена русскими, и это верно. Они сообщат вам, что среди солдат вермахта не было проявлений паники. И по большей части они правы. Они опишут доблестные арьергардные бои немецких войск, но им трудно признать, что это была доблесть войск, потерпевших поражение, а не одержавших победу. Они скажут, что русские-де понесли большие потери, чем немцы (хотя это весьма спорный вопрос и немецкие утверждения весьма сомнительны). Главный итог Курской битвы состоит в следующем: когда отгремели последние выстрелы на Курской дуге, стратегическая инициатива в войне перешла к Красной Армии, и именно она потом диктовала, когда и как будет вестись эта война.

«Цитадель», как и любая другая крупная военная операция, была детищем различных планов, директив, манипуляций и махинаций многих высокопоставленных лиц и офицеров нацистской Германии. Она не родилась на свет в одночасье как полностью созревший плод лихорадочного ума Гитлера или кого-либо из его генералов. Она складывалась постепенно, рывками и частями, и с самого начала на ее подготовке сказывались изменения планов, вызывавшихся многочисленными факторами, которые, казалось, менялись от недели к неделе.

В марте 1943 года в результате немецкого контрудара русские были вынуждены оставить Харьков. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн хотел продолжить наступление и дальше, но успешным оно могло быть лишь в случае одновременного нанесения удара по русским войскам с севера на Курск армиями генерал-фельдмаршала Клюге.

В Берлине, где генеральный штаб ОКХ рассмотрел этот вопрос, однако, сочли, что предлагаемые Манштейном планы операций «Пантера» и «Ястреб» не приведут к успеху. К тому же начиналась оттепель — малоподходящее время для наступательных операций. Наступление войск Манштейна выдохлось, и фронт стабилизировался. Немцы оттянули с передовых позиций все танковые дивизии для переоснащения, пополнения и подготовки к новым боям.

Изучая общее стратегическое положение Германии, Гитлер и два генеральных штаба — ОКВ (штаб оперативного руководства вооруженными силами Германии) и ОКХ (штаб главного командования сухопутных войск) — пришли к единому мнению по двум пунктам: во-первых, что можно ждать вторжения войск союзников на континент и, во-вторых, что в 1943 году вермахт не сможет добиться желаемого исхода конфликта на Восточном фронте. В остальном же в высших эшелонах нацистского командования царил глубокий раскол. Одна группа генералов во главе с начальником штаба оперативного руководства Йодлем рекомендовала, чтобы Гитлер снял часть сил с советско-германского фронта и укрепил немецкие войска в Средиземном море и на Атлантическом валу. На Восточном же фронте лучше перейти к обороне.

Генеральный штаб ОКХ, который главное внимание уделял России, решительно выступал против такого предложения. Главное командование сухопутных войск подчеркивало, что положение на Восточном фронте ухудшается. К концу января 1943 года немецким войскам не хватало 487 тысяч солдат для выполнения своих оперативных задач. Немецкие бронетанковые войска понесли огромные потери. Германия вторглась в Россию летом 1941 года, имея 19 полностью оснащенных танковых дивизий, в составе которых находилось 3300 танков. Но в конце января 1943 года на всем Восточном фронте у немцев оставалось только 495 боеспособных танков. Сотни других находились в ремонтных мастерских. Требовались срочные пополнения, ощущалась нехватка самолетов, грузовиков и даже лошадей.

На этом основании ОКХ доказывало, что снять часть сил с Восточного фронта можно лишь на определенных условиях — значительно сократив протяженность линии фронта, чтобы войска могли отойти на наиболее выгодные стратегические оборонительные позиции.

Для Гитлера это было неприемлемым. Продолжение отступления на Восточном фронте означало пагубное падение престижа Германии среди сателлитов и утрату важных экономических ресурсов оккупированных районов России.

Однако даже сам Гитлер не мог не считаться с суровой реальностью, что вермахт более не способен предпринять широкое стратегическое наступление в России, и эту точку зрения разделяло его ближайшее окружение. Выход был один — надо было переходить к обороне. Но есть разные способы обороны, и в поисках оперативного решения, наиболее отвечающего требованиям момента, выбор остановился на Курской дуге.

Начальник генерального штаба ОКХ Курт Цейтцлер был полностью согласен с Гитлером, что наилучшим методом обороны длинной линии фронта в России является проведение ограниченных наступательных операций на отдельных участках Восточного фронта. Если провести такие операции, как только дороги подсохнут, русские не успеют начать свое наступление. Это позволит достичь ряда целей, которые наметил для себя Гитлер. Наступательный потенциал Красной Армии будет серьезно ослаблен. Необходимость перебрасывать немецкие войска со всех других театров войны отпадет сама по себе. Ударная мощь вермахта окажет глубокое впечатление на германских союзников, многие из которых стали сомневаться в способности Германии добиться победы.

Эти цели, разумеется, по своему размаху значительно уступали тем планам, которые Гитлер будет связывать с операцией «Цитадель» в разгар ее подготовки. Но планирование «Цитадели» началось довольно робко, и в первых своих приказах, отданных немецким командующим, Гитлер демонстрировал несвойственную ему нерешительность. 13 марта 1943 года он так изложил свой стратегический план:

«Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление.

Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их в наступлении в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю…

На остальных участках фронта мы должны отражать атаки русских, пока они не истощат свои силы…»

Среди генералов особое доверие Гитлер питал к Вальтеру Моделю, который настаивал, что его войска должны иметь достаточное время, чтобы подготовиться к наступлению и провести необходимую перегруппировку. Ссылаясь на данные воздушной разведки о глубине и мощи русской обороны, Модель доказывал необходимость значительного усиления его войск танками, артиллерией и пехотой. Гитлер признал эти аргументы достаточно убедительными, чтобы предоставить своим командирам дополнительное время для подготовки.

Гитлер хотел также собрать для наступления не только как можно больше тяжелых танков «тигр», но и новых средних танков «пантера».

Наступление на Курской дуге требовало несколько сотен новых мощных бронированных машин для решающих боев в наиболее важных секторах фронта, но пока что из-за технологических трудностей немецкая промышленность выпускала всего лишь около 12 «пантер» в неделю.

Задержки с подготовкой наступления продолжались, а конфликты между генералами углублялись. Наконец 15 апреля 1943 года Гитлер утвердил Директиву № 6 об операции «Цитадель».

«Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление “Цитадель” — первое наступление в этом году.

Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года.

В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна стать факелом для всего мира.

Я приказываю:

Цель наступления — сосредоточенным ударом, проведенным решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой — из района южнее Орла, путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска противника и уничтожить их.

В ходе этого наступления в целях экономии сил следует занять новый сокращенный фронт по линии Нежега — река Короча — Скородное — Тим — восточнее Шигр — река Сосна.

Необходимо обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке, чтобы, используя местное подавляющее превосходство во всех средствах наступления (танках, штурмовых орудиях, артиллерии, минометах и т. д.), одним ударом пробить оборону противника, добиться соединения обеих наступающих армий и, таким образом, замкнуть кольцо окружения.

Сосредоточение сил обеих групп армий для наступления осуществить в глубине, вдали от исходных позиций, чтобы, начиная с 28.4, на шестой день после отдачи приказа главным командованием сухопутных войск, они могли начать наступление. При этом следует принять все меры по маскировке, сохранению тайны и введению противника в заблуждение. Самым ранним сроком наступления является 3.5».

Командующие группами армий должны были доложить о готовности своих войск к 24 апреля 1943 года.

4 мая, почти три недели спустя после принятия Директивы № 6, Адольф Гитлер созвал в Мюнхене совещание своих высших военачальников для окончательного обсуждения вопросов, связанных с операцией «Цитадель». Правда, инспектор танковых войск генерал-полковник Гудериан (в отличие от большинства других участников совещания) утверждает, что эта встреча была созвана, чтобы решить, будет ли вообще проводиться операция «Цитадель», а не для согласования деталей наступления.

Гитлер открыл совещание, выступив с речью, в которой дал оценку положения на Восточном фронте, затем предложил присутствовавшим высказать любые возможные соображения. Модель, не присутствовавший на совещании, но изложивший свое мнение в письме, высказался против наступления на Курской дуге. Манштейн сделал оговорку, что наступление может быть успешным, если начать его без дальнейшей отсрочки.

Фельдмаршал Кейтель проголосовал за наступление. Йодль считал его нецелесообразным. Цейтцлер, зная, что Гитлер хочет предпринять наступление, рекомендовал провести операцию «Цитадель». Клюге поддержал Гитлера и Цейтцлера.

Единственный, кто открыто высказался на совещании против «Цитадели», был Гудериан, который заявил, что наступление бесцельно и что немецкие войска при наступлении будут снова разбиты и «мы наверняка понесем тяжелые потери в танках», которые не будем «в состоянии восполнить снова». Однако большинство участников совещания высказались в пользу наступления.

Гитлер тем не менее не назвал конкретную дату начала «Цитадели». Необходимо было обеспечить наступающие войска достаточным количеством танков, которых, по общему признанию, явно не хватало. Фюрер к тому же хотел добиться технического превосходства над русскими, и, по его мнению, новые типы танков могли обеспечить победу под Курском и наголову разбить русские армии. Но выпуск средних танков «пантера» все еще отставал от установленного графика. На совещании в Берлине 10 мая министр вооружений Альберт Шпеер заверил Гитлера, что связанные с производством «пантер» технологические трудности преодолены и к концу месяца будет построено не менее 324 «пантер». Поскольку требовалось доставить их на фронт и передать танковым дивизиям, Гитлер в качестве предварительной даты наступления под Курском назначил на 13 июня.

Но этот день прошел, и затем была назначена новая «окончательная» дата — 5 июля.

1 июля Гитлер собрал на совещание старших командиров, непосредственно участвующих в операции «Цитадель», чтобы обсудить последние детали. Но вместо всестороннего обсуждения стратегических и тактических проблем накануне столь решающей битвы Гитлер произнес одну из своих длинных речей.

Собравшиеся генералы услышали, что операция «Цитадель» возникла не только в силу военной ситуации, а явилась неизбежным результатом провалов, допущенных германскими союзниками, и прежде всего Италией, которая виновата почти во всех неудачах, постигших Германию. Затем Гитлер добавил к этому перечню Румынию и Венгрию, оказавшихся абсолютно ненадежными и не заслуживающими доверия.

Гитлер подчеркнул, что Германия, «чего бы это ей ни стоило», не должна уступать ни пяди завоеванной земли, поскольку без этой территории и ее ресурсов, материальных и людских, рейх существовать не сможет. Каждому немецкому солдату следует твердо знать, что он сражается в силу этих причин и он должен сражаться на занимаемых позициях без отступления.

Он предупредил генералов, что Россия способна создать немало серьезных трудностей для них, но время «Цитадели» пришло. В течение лета Красная Армия будет выжидать, готовясь к крупному наступлению зимой. Таким образом, разбить врага надо сейчас.

Орловский выступ глубоко вдавлен в русскую линию фронта, и отдавать этот плацдарм Красной Армии он не намерен. Этот выступ выгоден рейху, так как сковывает значительные силы противника. Русские не способны организовать планомерный отвод войск, и, следовательно, нужно немедленно нанести по ним удар. В ходе разгрома, который последует за немецкой атакой, танковые дивизии смогут полностью уничтожить спасающиеся бегством войска противника.

Гитлер, однако, признал, что русские располагают крупными силами и что операция «Цитадель» сопряжена с крупным риском. Но предупреждения на этот счет, заявил он, основаны на бумажных выкладках и цифровых данных, решающее же значение будет иметь его вера в победу. Он напомнил присутствующим, что, вопреки всем военным советам и оценкам генерального штаба, он принял решение присоединить Австрию, ввел войска в Чехословакию, разгромил Польшу и сокрушил русские армии.

5 июля вермахт нанесет свой удар, и весь мир снова почувствует мощь немецких вооруженных сил.

Закулисные разногласия и интриги в военном руководстве рейха не должны, однако, создавать у нас ложное представление, что операция «Цитадель» была «обделенной» с точки зрения ее материально-технического обеспечения. За два года боев против Красной Армии вермахт понес тяжелые потери, но немцы по-прежнему располагали огромной ударной мощью для наступления на Курской дуге.

Конечно, по сравнению с крупными наступательными операциями 1941–1942 годов «Цитадель» кажется всего лишь ограниченной попыткой со стороны Германии уничтожить войска противника своими танковыми дивизиями на сравнительно узком участке фронта. Особенно убедительным подобное умозаключение выглядит на бумаге: в 1941 году нацисты вторглись в Советский Союз, имея 11 армий, наступавших на фронте протяженностью в 1200 миль, а в 1942 году в летнем наступлении немцев принимали участие шесть армий на фронте протяженностью 450 миль. В операции «Цитадель» участвовали три армии, изготовившиеся нанести удар на фронте всего лишь в 150 миль.

Но эти выкладки обманчивы. Да, по сравнению с прошлыми наступательными кампаниями операция «Цитадель» проводилась на значительно сузившемся участке фронта, но это намного увеличивало ударную силу наступавших дивизий и позволяло сконцентрировать огневую мощь тяжелого оружия. Линии снабжения были короче, и их легче было защищать.

Последняя отсрочка даты наступления — с 13 июня на 5 июля — дала немцам возможность направить дополнительно еще два батальона «пантер» в дивизии генерала Моделя на северный фас дуги, а также некоторое количество этих новых средних танков на южный сектор Курского выступа.

Основные удары наносили 4-я танковая армия генерал-полковника Гота с юга и 9-я армия генерал-полковника Моделя — с севера. Две эти группировки должны были соединиться восточнее Курска, зажав в стальные «клещи» находившиеся на выступе крупные силы русских.

4-я танковая армия наступала силами 48-го танкового корпуса (3-я, 11-я танковые дивизии и моторизованная дивизия «Великая Германия») и танкового корпуса СС в составе трех дивизий — «Адольф Гитлер», «Мертвая голова» и «Рейх». Ее правый фланг прикрывала армейская группа генерала Кемпфа, наносившая удар на северо-восток, — один танковый и два пехотных корпуса. Наглядное впечатление о силе основных соединений немцев дает дивизия «Великая Германия», располагавшая 180 танками, в том числе 80 новехонькими «пантерами», а также подразделением штурмовых самоходных орудий.[81]

Согласно специальному исследованию Курской битвы, проведенному командованием сухопутных войск США, на Восточном фронте летом 1943 года немцы имели в составе четырех групп армий «Север», «Центр», «Юг» и «А» 161 дивизию, в том числе 26 танковых, и, кроме того, еще семь дивизий в Финляндии. На других театрах войны у немцев было: 12 дивизий в Дании и Норвегии; 25 дивизий во Франции, Бельгии и Голландии; три дивизии в Италии и Сицилии и восемь — на Балканах.

Таким образом, находившиеся в 1943 году на Восточном фронте дивизии составляли более 75 процентов общей численности немецких сухопутных войск, что убедительно подтверждает правоту утверждений русских, что именно они несли основное бремя наземной войны против общего врага.

Наступавшая с севера на 40-километровом участке фронта немецкая ударная группировка генерала Моделя имела в своем составе 1500 танков и САУ, а южная — генерала Гота — 1700 танков и САУ. Главный удар наносили 35 дивизий, оснащенных 2700 танками и САУ и поддерживаемых 10 тысячами артиллерийских орудий. Всего в группировке немцев насчитывалось 900 тысяч человек, из которых 530 тысяч принимали прямое участие в наступлении. Два воздушных флота — 2050 истребителей и бомбардировщиков — прикрывали наступающие группировки с воздуха, кроме того, немцы имели резерв поддержки и пополнения из 500 самолетов.

Морально-боевой дух войск имеет не меньшее значение, чем их численность. Генерал танковых войск Меллентин в связи с этим указывает, что многие соединения, подготовившиеся к битве, обладали «ударной мощью, которой они никогда больше не будут иметь» и что «в первый и последний раз за время кампании в России дивизии до начала наступления получили несколько недель отпуска и были полностью укомплектованы живой силой и техникой».

В ночь на 4 июля немецким солдатам было зачитано специальное послание Гитлера.

«Солдаты Рейха!

Сегодня вы начинаете великое наступательное сражение, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом. С вашей победой сильнее, чем прежде, укрепится убеждение в тщетности любого сопротивления немецким вооруженным силам».

Анализ окончательной расстановки сил показывает, что Гитлер вместе со многими своими генералами верил, что немецкая армия имеет блестящие шансы достигнуть под Курском своей основной цели — окружить русские войска, находившиеся на выступе, и уничтожить их. Следует отметить один важный момент: немцы начинали Курскую битву при фактическом равенстве с русскими в танках и самоходных установках.[82]

Это равенство немцы имели также в авиации — 2500 самолетов против 2650 русских. Немецкие летчики были уверены, что качество их боевых машин выше и немецкий летный состав в целом имеет лучшую подготовку. Немцы также знали, что их танковым дивизиям всегда удавалось в начале сражения прорывать фронт противника. На этот раз мощным ударным группировкам требовалось преодолеть всего каких-то 70 миль, и этот охватывающий маневр может быть осуществлен, как это неизменно было раньше, стремительным броском всесокрушающей неотразимой силы.

Двухмесячная задержка начала операции «Цитадель» была использована немцами для скрупулезной подготовки. Каждый метр Курского выступа был сфотографирован разведывательными самолетами, и снимки переданы войскам. Офицеры пехотных и танковых дивизий целыми днями изучали в бинокли позиции противника, рельеф местности и выносили на свои оперативные карты траншеи, укрепленные пункты, танки — все.

Главная штаб-квартира Гота находилась в Микояновке — в 35 километрах от линии фронта. Пять аэродромов в районе Харькова были запружены истребителями, бомбардировщиками и штурмовиками, готовыми по первому сигналу подняться в воздух.

Все, что можно было сделать для подготовки наступления, было сделано. Никогда раньше ни одна крупная операция, подчеркнул генерал Меллентин, «не была подготовлена лучше, чем эта… Боевой дух наступающих войск был исключительно высок. Они были готовы выдержать любые потери и выполнить все поставленные перед нами задачи».

Час проведения операции «Цитадель» наступил.

В надвигавшейся схватке на Курской дуге русские полагались на два основных танка — средний Т-34 и тяжелый КВ-1. Оба танка имели одинаковый двигатель, но ввиду разницы в весе Т-34 имел максимальную скорость 51 км ч, тогда как КВ-1 развивал скорость 35 км ч. Оба эти танка были вооружены эффективной 76,2-мм пушкой и пулеметами.

Многие танки имели более массивную броневую защиту, чем Т-34 (65 мм — башня и 47 мм — корпус), но его покатая броня обеспечивала наилучшую защиту, чем у всех существующих танков этого класса.

До появления «тигров» и «пантер» летом 1943 года основным соперником «тридцатьчетверки» был немецкий танк Т-IV. Первоначально он был вооружен короткоствольным 75-мм орудием, совершенно неэффективным против Т-34, бронебойный снаряд пушки которого вспарывал броню Т-IV, как консервный нож.

Воздействие этого русского танка на моральный дух немцев, пожалуй, было большим, чем фактические потери немцев на полях сражений. Именно этот танк немцы считали столь опасным, что переносили начало операции «Цитадель» с недели на неделю, чтобы подбросить на фронт «пантеры» и «тигры».

«Это — чудо-оружие, — писал немецкий танкист в своем рапорте, — которое сеет ужас и страх, где оно появляется».

Во встречном бою или быстрой огневой схватке, там, где значение имели высокая проходимость, скорость и маневренность, ничто не могло сравниться с Т-34. Высокими боевыми качествами, которые также вселяли отчаяние в немцев, обладали и тяжелые танки КВ.

Но в битве на Курской дуге русским предстояло сразиться с новыми бронированными немецкими машинами, с которыми они ранее близко не сталкивались, — «пантерами» и «тиграми» и исполинскими самоходными орудиями «фердинанд», которые немецкие солдаты называли «слон».

Необходимо, однако, сделать следующее примечание. Слово «тигр» стало синонимом превосходной смертоносной бронированной машины. Из второй мировой войны этот танк вышел, наделенный неким магическим могуществом, которым не обладало ни одно другое оружие подобного класса.

В том, что касается Курской битвы, нет никаких оснований для подобных оценок!

Сравнение характеристик Т-34 и «тигра» летом 1943 года выявит поразительный факт — «тридцатьчетверка» была лучшим танком. Конечно, «тигр» был массивнее, имел более толстую броню и более мощное орудие — 88-мм пушку.

Но он не был подходящим танком для наступательной операции на Курской дуге. На пересеченной местности его скорость — какие-то 12 миль в час — вдвое уступала скорости Т-34. Запас хода не превышал 100 километров, и без дозаправки на поле боя «тигры» вскоре оставались без горючего, становясь сидячей мишенью для русских орудий. К тому же «тигры», спешно доставлявшиеся с немецких заводов под Курск, часто страдали от механических поломок. А отбуксировать «тигр» с поля боя мог только другой «тигр».

Перед началом наступления на Курской дуге многим немецким офицерам на память приходил один боевой эпизод, который ярко продемонстрировал, каким опасным, упорным и отважным противником может быть стойкий экипаж одного русского танка. Этот отчет о поразительной схватке с русским тяжелым танком взят из немецких источников, так что скептикам трудно поставить под сомнение его подлинность.

«Один из танков КВ-1 сумел прорваться к единственной дороге, по которой снабжалась немецкая ударная группа войск на северном плацдарме, и блокировать ее на протяжении нескольких дней. Первые ничего не подозревавшие грузовики, доставлявшие снаряжение, были немедленно расстреляны и сожжены русским танком. Практически не было возможности уничтожить это чудовище. Из-за болотистой местности обойти его было нельзя. Подвоз продовольствия и боеприпасов прекратился. Тяжело раненых солдат невозможно было эвакуировать в госпиталь для операции, и они погибли. Попытка вывести танк из строя с помощью батареи 50-мм противотанковых пушек, стрелявших с расстояния 450 метров, закончилась тяжелыми потерями для расчетов и орудий.

Советский танк остался невредимым, несмотря на, как это было установлено позже, 14 прямых попаданий. Снаряды оставили лишь синеватые вмятины на его броне. Когда подтянули закамуфлированное 88-мм зенитное орудие, советские танкисты хладнокровно позволили установить его в 600 метрах от танка, а затем уничтожили вместе с расчетом, прежде чем оно успело выпустить первый снаряд. Неудачей обернулась и попытка саперов подорвать танк ночью.

Правда, саперам удалось подкрасться к танку вскоре после полуночи и подложить взрывчатку под гусеницы танка. Но широкие гусеницы мало пострадали от взрыва. Взрывной волной от них оторвало несколько кусков металла, но танк сохранил подвижность и продолжал наносить ущерб тыловым подразделениям и блокировать доставку снаряжения.

Вначале русские танкисты получали продовольствие по ночам от разрозненных групп советских солдат и гражданского населения, но затем немцы перекрыли этот источник снабжения, оцепив весь прилегающий район.

Однако даже эта изоляция не вынудила советских танкистов покинуть занятую ими выгодную позицию. В конце концов немцы сумели справиться с этим танком, прибегнув к следующему маневру. Пятьдесят танков атаковали КВ с трех сторон и открыли по нему огонь, чтобы приковать к себе внимание экипажа. Под прикрытием этого отвлекающего маневра удалось установить и замаскировать еще одно 88-мм зенитное орудие позади советского танка, так, чтобы на этот раз оно сумело открыть огонь. Из 12 прямых попаданий три снаряда пробили броню и уничтожили танк».

И это был всего один русский тяжелый танк.

Так же как и в отношении многих других аспектов Курской битвы, попытки установить точное число боевых самолетов, танков и других видов оружия тонут во множестве источников и содержащихся в них противоречивых данных. Сведения о численности немецкой авиации, например, варьируются, начиная с минимальной цифры — 1700 самолетов всех типов, но это готовые к вылету самолеты первой линии, которые должны были принять участие в поддержке наступления. Любой такой передовой эшелон имеет в резерве ряд самолетов, проходящих технический осмотр и проверку, оперативный резерв, а также запасные самолеты, выделенные для немедленной переброски на фронт с целью восполнения потерь. Поэтому после начала сражения число использованных самолетов неуклонно возрастает. Так или иначе, но, во всяком случае, утром 5 июля под Курском немцы имели минимум 1700 самолетов, готовых к выполнению боевых задач. Тысяча самолетов должна была поддержать 4-ю танковую армию Гота на южном фасе дуги, и около 700 боевых машин были выделены для поддержки 9-й армии генерала Моделя.

Немецкая истребительная авиация состояла из новых истребителей «Фокке-Вульф-190» и «Мессершмитт-109». Большинство самолетов поддержки наземных войск составляли пикирующие бомбардировщики Ю-87. Для Курской битвы немцы стянули к фронту ряд специальных эскадрилий Ю-87, вооруженных 30-мм пушками и предназначенных для борьбы с танками, а также новые двухмоторные штурмовики «Хейнкель-129». Имелось также значительное число многоцелевых двухмоторных бомбардировщиков Ю-88 и устаревших «Хейнкелей-111». В передовой эшелон входили самолеты и некоторых других образцов, поскольку люфтваффе подбросили к Курску все, что могли собрать на других фронтах.

Советская авиация имела в качестве своей основной задачи непосредственную поддержку сухопутных войск. Истребители должны были использовать каждую возможность для атаки немецких «фокке-вульфов» и «мессершмиттов», штурмовиков и бомбардировщиков.

Особые надежды русские возлагали на ИЛ-2, одномоторный штурмовик, имевший почти невероятную живучесть. Экипаж самолета и его мотор были защищены толстой броней, в силу чего ИЛ-2 мог выдержать значительное число попаданий снарядов и пуль, которого хватило бы, чтобы сбить несколько других самолетов и продолжать полет. Даже немецкие летчики, первоначально с пренебрежением относившиеся к советским самолетам, лишь восхищенно качали головами, говоря об этом «летающем доте», состоявшем на вооружении советских ВВС.

В люфтваффе широкую известность получил следующий случай — он действительно имел место — с одним таким штурмовиком, который подвергся атаке сразу четырех немецких истребителей. Для перехватывавших ИЛ-2 четырех истребителей, вооруженных пушками и пулеметами, одинокий советский штурмовик был, что называется, «лакомым куском». Первый истребитель зашел в хвост «летающему танку» и выпустил по нему весь свой боезапас — никакого видимого эффекта.

Один за другим остальные три истребителя проделали то же самое, но штурмовик продолжал лететь.

Не верящий своим глазам немецкий летчик связался по рации с другим пилотом звена и спросил, почему этот русский самолет не падает. И тут же услышал ставший классическим ответ: «Господин полковник, ежа в задницу не укусишь».

Через два дня после начала немецкого наступления штурмовики ИЛ-2 добьются блестящего успеха при атаке 9-й танковой дивизии, когда несколько эскадрилий ИЛ-2 массированным ударом за 20 минут уничтожат 70 немецких танков.

Советское Верховное Главнокомандование получило сведения о планируемом немецком наступлении в районе Курска от своих разведчиков в апреле 1943 года. Но ни один русский в здравом уме не примет на веру разведывательную информацию, источником которой является Берлин. Всегда существует возможность, что такая информация может быть подброшена намеренно, чтобы заманить противника в гигантскую ловушку. Советское командование пошло по единственно разумному пути: полученную информацию тщательно изучили, а затем начали активную кампанию по сбору разведывательных сведений на фронте и в тылу немецких войск.

При изучении подготовки русских к сражению на Курской дуге предельно ясным становится следующий вывод: немцы в течение длительного времени пользовались заслуженно высокой репутацией за свою методичность, эффективность и способность не упустить ничего из виду при подготовке к сражению. Все это достаточно справедливо, но не следует забывать о том, что русские превзошли своих противников в тщательности и всесторонней подготовке к этой битве.

8 апреля — за неделю до того, как оперативный приказ № 6 об операции «Цитадель» был подписан в Берлине, — маршал Жуков дал глубокую и прозорливую оценку намерений вермахта в подготовке наступательной операции. Вот текст доклада, который Жуков направил Сталину:

«1. Противник, понеся большие потери в зимней кампании 42/43 года, видимо, не сумеет создать к весне большие резервы, для того чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы… вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы…

2. Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока… Этим наступлением противник будет стремиться разгромить и окружить наши 13, 70, 65, 38, 40 и 21-ю армии…

3. На втором этапе противник будет стремиться выйти во фланг и тыл Юго-Западному фронту в общем направлении через Валуйки—Уразово.

Навстречу этому удару противник может нанести удар из района Лисичанска в северном направлении…

4. На третьем этапе после соответствующей перегруппировки противник, возможно, будет стремиться выйти на фронт Лиски—Воронеж—Елец и, прикрывшись в юго-восточном направлении, может организовать удар в обход Москвы с юго-востока через Раненбург—Ряжск—Рязань.

5. …Противник в этом году основную ставку при наступательных действиях будет делать на свои танковые дивизии и авиацию, так как его пехота сейчас значительно слабее подготовлена к наступательным действиям… Противник… может бросить против нашей курской группировки до 15–16 танковых дивизий общей численностью до 2500 танков.

6. Для того чтобы противник разбился о нашу оборону… необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков ИПТАП…»[83]

Стратегия Жукова, заключавшаяся в том, чтобы максимально подготовиться к сражению и затем втянуть в него противника и уничтожить, особенно отчетливо видна в последнем абзаце доклада:

«Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника».[84]

Из направленных затем в апреле докладов и рекомендаций двух советских командующих — Рокоссовского (Центральный фронт) и Ватутина (Воронежский фронт) — становится совершенно ясным, что оба этих советских полководца, несмотря на различные условия их фронтов — и тот факт, что Гитлер еще не издал свою Директиву № 6, — дали исключительно точную оценку оперативным возможностям противостоящего им противника.

Судя по этим докладам, почти все советские офицеры верили, что немцы начнут свое наступление не позднее мая. Кто мог предвидеть те сложные проблемы, с которыми столкнется Гитлер, и проволочки, созданные самим фюрером при подготовке этого наступления? Но нигде в советских планах и в советских оценках намерений противника нет даже намека на то, что немцы будут столь «щедры», что предоставят Красной Армии еще шесть-семь недель после того, как пройдут все предполагаемые сроки начала наступления на Курской дуге. Это позволяет сделать весьма любопытный вывод, что Советское Верховное Главнокомандование было, по-видимому, полностью уверено, что, даже если немецкое наступление начнется в мае, оно все равно потерпит поражение.

Жуков вернулся с Курской дуги в Москву поздно вечером 11 апреля и весь следующий день готовил вместе с начальником Генерального штаба А. М. Василевским и его заместителем генералом А. И. Антоновым материалы, карты обстановки и рекомендации для действий Красной Армии в предстоящие месяцы. Все трое пришли к выводу — точно к такому же, как и сделал Гитлер, — что немцы, по-видимому, будут стремиться удерживать свои позиции на фронте от Финского залива до Азовского моря и в этих целях попытаются провести крупную наступательную операцию против Курского выступа.

Вечер 12 апреля они провели со Сталиным, где были приняты окончательные решения относительно дальнейших действий Красной Армии. Основные стратегические резервы сосредоточивались в районе Курска, хотя Верховный Главнокомандующий продолжал опасаться за безопасность Москвы.

К середине апреля командующие фронтов получили приказы готовить прочную, глубоко эшелонированную оборону для отражения русскими немецкого наступления. Под твердым руководством Жукова русские войска днем и ночью готовились к сражению, на Курский выступ подтягивались пехота и боевая техника, но тем не менее всегда сохранялась возможность пересмотра стратегии, если этого потребуют обстоятельства.

Прошел май, начался июнь. К этому времени, пишет Жуков, «фактически уже во всех деталях стало известно о намерении противника нанести по Воронежскому и Центральному фронтам мощный удар с привлечением для этого нужных танковых группировок и использованием новых танков “тигр” и самоходных орудий “фердинанд”».[85]

Оборонительно-инженерные работы русских на Курской дуге носили гигантский размах. На самом выступе широкие оборонительные полосы тянулись поочередно одна за другой. Немцам предстояло преодолеть шесть укрепленных рубежей. Каждый рубеж был до предела насыщен полевыми укреплениями, укрытиями, противотанковыми препятствиями. Даже если бы немецким войскам удалось пробиться через эту насыщенную огневыми средствами оборону, их ожидали мощные силы Степного фронта, а за ним находился еще один рубеж оборонительных сооружений на восточном берегу Дона.

Подступы к каждой оборонительной полосе были прикрыты обширными минными полями — в среднем более 5 тысяч противотанковых и противопехотных мин на каждую квадратную милю оборонительной зоны.

Были выкопаны глубокие противотанковые рвы. На Центральном фронте длина траншей и ходов сообщений достигла 4240 километров. Таков же был размах инженерных работ и на Воронежском фронте — образно говоря, на этих двух фронтах русские выкопали траншею, которая простиралась от Западного побережья США до берегов Великобритании. Значительную часть этой колоссальной работы выполнили войска, но в ней принимало участие также гражданское население. Так, в июне на оборонительном строительстве трудилось 300 тысяч рабочих и колхозников Курской области.

В то время как велись эти работы, в войсках шла непрерывная учеба и подготовка к предстоящей титанической схватке. Делалось все для того, чтобы надежно организовать оборону. Ничто не было пущено на самотек.

Имеется известное разночтение в сведениях о численности советских сил, собранных для Курской битвы, что, по-видимому, зависит от надежности источников. Согласно официальным правительственным данным, русские имели 1337 тысяч человек, 20 220 орудий и минометов, 3306 танков и САУ и 2650 самолетов.

Жуков пишет, что необходимо было решить задачу материально-технического обеспечения 1330 тысяч человек, до 3600 танков и САУ, 20 тысяч орудий и 3130 самолетов (с учетом авиации дальнего действия). Такие же цифры приводит и Рокоссовский.

Генеральный план Жукова для предстоящей битвы на Курской дуге был основан на тех принципах, которые столь эффективно оправдали себя в ожесточенных сражениях под Москвой и Сталинградом. Основу его составляло намерение дать возможность немецкой группировке начать наступление и ввязаться в бой по всей линии фронта. Предполагалось, что обороняющиеся советские войска отойдут на запасные линии обороны только в том случае, когда будет практически невозможно дольше удерживать свои позиции, но такой отход будет осуществлен в соответствии с намеченным до начала битвы планом и после того, как будет нанесен тяжелый урон противнику.

Затем в соответствии с классической формулой Жукова, когда наступательный натиск немцев, которые под воздействием превосходящей русской огневой мощи неизбежно понесут огромные потери, выдохнется, в битве наступит переломный момент. И тогда Жуков бросит свои армии в наступление против полчищ вермахта на Центральном, Брянском, Воронежском и Степном фронтах, а также на примыкающих флангах соседних Западного и Юго-Западного фронтов.

Осуществлявший общее оперативное руководство обороной советских войск на Курской дуге маршал Жуков полностью отдавал себе отчет в том, что, какой бы обильной ни была агентурная информация и сведения фронтовой разведки о планах противника, предстоящая битва будет сопряжена с большим риском. Любой допущенный просчет мог привести к прорыву немецких танковых колонн к Курску.

Чтобы сохранить контроль за ходом сражения и лишить немцев возможности развить успех в случае прорыва фронтовой обороны, Жуков полагался на мощный оперативный резерв — войска Степного фронта генерала Конева. Конев имел в своем распоряжении для немедленной переброски в любой район, где возникнет опасное положение, сильную танковую группировку в составе 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова, механизированного и танкового корпусов.

Для прорыва массированной русской обороны немецкое командование отошло от традиционной формулы «блицкрига» и прибегло к тактике «танковых клиньев». Острие наступающего клина составляли тяжелые танки — «тигры», за ними двигались новые «пантеры» и средние танки Т-IV.

Но речь шла не об одном клине, а о нескольких следующих друг за другом танковых клиньев, расширяющихся к основанию, как наконечник копья. Позади танков наступали «гренадеры», вооруженные автоматическим оружием и гранатами. За ними двигалась на бронетранспортерах основная масса мотопехоты.

Немцы надеялись, что даже глубоко эшелонированная русская оборона не выдержит удара таких сменяющих друг друга клиньев, каждый из которых теоретически был способен пробить широкую брешь в русских позициях. Когда первый клин утратит наступательный порыв, ему на смену тут же придет другой, и в результате целой серии таких последовательных ударов можно будет уничтожить всех обороняющихся русских или преодолеть их наиболее важные ключевые позиции.

Костяк советской обороны составляли противотанковые опорные пункты и противотанковые районы, насыщенные противотанковыми средствами. Основным противотанковым орудием была 76-мм дивизионная пушка — исключительно эффективная против средних танков Т-III и Т-IV. Однако бои с 60-тонным «тигром» показали, что снаряды часто отскакивают от их массивной брони. Самоходные орудия «фердинанд» также были защищены 200-мм броней — более толстой, чем броня большинства крейсеров на море.

Соответственно русские организовали систему огня своих противотанковых опорных пунктов таким образом, чтобы в нужный момент добиться его максимальной концентрации. Под командованием офицера-артиллериста находилось до 10 противотанковых орудий, и он мог сосредоточить их огонь на одной цели. Даже «тигр» не был способен выдержать огонь десятка 76-мм орудий. К тому же каждый противотанковый опорный пункт был прикрыт плотными минными полями. Подорвавшийся на мине танк немедленно попадал под губительный огонь не только противотанковых орудий, но и тяжелой артиллерии. Кроме того, минные поля вынуждали танки двигаться медленно и осторожно, что облегчало артиллерии обрушивать на них шквал снарядов.

Глубокоэшелонированные противотанковые районы были тщательно оборудованы в инженерном отношении и столь искусно замаскированы, что буквально сливались с окружающей местностью. До начала сражения попытки немецких разведчиков и наблюдателей засечь эти районы позорно провалились. «Ни минные поля, ни противотанковые опорные пункты обнаружить не удавалось до тех пор, пока на мине не подрывался первый танк или первое русское противотанковое орудие не открыло огонь».

Вечером 4 июля Жуков находился в штабе Рокоссовского. Из разговора с Василевским, который был в штабе Воронежского фронта, он узнал, что пленный солдат 168-й пехотной дивизии рассказал, что немцы должны перейти в наступление на рассвете следующего дня. Затем в третьем часу утра позвонил командующий 13-й армией и доложил, что захваченный в плен сапер 6-й пехотной дивизии сообщил, что немецкое наступление начнется в 3.00 утра 5 июля.

Жуков намеренно отдал приказ на проведение артиллерийской контрподготовки и доложил о принятом решении Сталину.

В 02.20 советская артиллерия открыла огонь. В течение 30 минут 600 орудий и минометов вели огонь по немецким войскам, приготовившимся к наступлению. В дополнение к орудиям и минометам русские выпустили тысячи реактивных снарядов М-31 «катюш», превративших ночь в день.

Немцы были застигнуты врасплох, когда советская артиллерия открыла массированный огонь. Нацистские войска сами готовились начать артподготовку в 2.30, подвергнуть советские позиции получасовому обстрелу, затем перенести огонь в глубь советской обороны, чтобы немецкая пехота и танки могли начать наступление на позиции русских.

Первоначально около ста немецких батарей попали под огонь артиллерии Рокоссовского. В течение некоторого времени среди немецких войск царила растерянность и по меньшей мере половина немецких батарей не смогла открыть огонь.

В 4.30 — через 2 часа 10 минут после упреждающего огневого удара русских — заговорили первые немецкие орудия, затем к ним присоединились другие. Артиллерийская канонада усилилась и слилась в сплошной громовой гул. В воздухе появилась немецкая авиация.

Однако эта артиллерийская подготовка принесла гораздо меньше результатов, чем ожидали немцы. Они рассчитывали своими первыми залпами нанести сокрушительный удар по оборонительным рубежам противника. Вместо этого они сами попали под внезапный огонь русских батарей.

Эффективность артиллерийского контрудара — особенно выбор момента для его начала — позднее вызвала известную критику. Сам Жуков считает, что контрподготовку следовало начать несколько позже.

Но в любом случае немецкие группировки понесли чувствительные потери от упреждающих артиллерийских контрударов русских на Центральном и Воронежском фронтах. Управление войсками было нарушено, сроки начала атаки перенесены, а начавшееся наступление плохо организовано.

Разгоревшееся на Курской дуге 5 июля 1943 года гигантское сражение первоначально велось на двух участках выступа — Центральном фронте генерал-лейтенанта Рокоссовского и южнее — на Воронежском фронте генерал-лейтенанта Ватутина. Хотя бои на каждом из этих фронтов являются неотъемлемыми частями Курской битвы, фактически это были две отдельные крупные наступательные операции немцев, которые должны были слиться в одну, если бы немцам удалось сомкнуть бронированные «клещи» к востоку от Курска.

Около 5.30 утра 5 июля немецкие войска оставили свои укрытия и устремились к оборонительным позициям русских. В секторе 13-й армии в первой линии немецкой атаки наступали три танковые (9, 18 и 20-я) и пять пехотных (6, 78, 86, 216 и 292-я) дивизий. Постепенно эти дивизии растянулись по фронту наступления, чтобы нанести удар не только по 13-й армии, но и по примыкающим флангам 48-й и 70-й армий русских — на участке всего в 45 километров.

Вскоре русские отчетливо увидели танковые клинья, которыми немцы собирались проткнуть их оборонительные позиции. Острие их составляли ударные группировки из отборных немецких танковых и мотопехотных частей. Каждая такая группировка насчитывала 40–50 танков, сопровождаемых пехотой.

Взошедшее солнце высветило панораму ожесточенного сражения. Русские встретили противника громовым ураганом огня и стали. Тяжелые орудия в упор били по немецким танковым клиньям; их окутала плотная завеса огня минометов, противотанковой артиллерии, шквальных залпов «катюш». В небе почти над головами советские штурмовики и истребители охотились за немецкими танками и бронетранспортерами, расстреливали скопления пехотинцев. Горела трава, горели пшеница и кукуруза, горели отдельные строения и деревни. Пламя и дым, гонимые по полю западным ветром, быстро смешались с пылью и густыми клубами черной маслянистой копоти, тянувшейся от горевших танков. Казалось, что от тысяч одновременно рвущихся снарядов горит сама земля. Воздух наполнился гулом и грохотом канонады, обломками и комьями земли, пылью и пеплом.

Немцы знали, что им придется преодолевать минные поля, и они обнаружили, что местность буквально усеяна тысячами смертоносных мин.

Двигавшиеся через расчищенные саперами проходы немецкие танки оказывались в заранее пристрелянных секторах огня противотанковых опорных пунктов, и даже толстая броня «тигра» не могла выдержать залпа нескольких 7,62-мм противотанковых орудий, стреляющих с близкого расстояния.

Прежде чем танки продвинулись на милю от своих исходных рубежей, значительная часть их подорвалась на минах и остановилась.

Там, где танки не могли преодолеть противотанковые районы русских, немецкие пехотинцы получили приказ атаковать артиллерийские позиции. Но каждый опорный противотанковый пункт был прикрыт перекрестным огнем пулеметных и минометных гнезд, которые имели приказ вести огонь только по немецкой пехоте, атакующей эти пункты. В результате немцы несли тяжелые потери.

Русская тактика полностью окупила себя: немецкие пехотинцы оказались отрезанными от танков, а сами танки стали жертвой губительного огня русской артиллерии. Наступление захлебнулось в крови, и под непрекращающимся, смертоносным огнем немцы отошли на исходные позиции.

В 7.30, перегруппировав силы и оценив прочность советской обороны, немцы вновь ринулись в атаку после часовой интенсивной артиллерийской подготовки. На этот раз немецкие войска навалились на левый фланг 13-й армии гораздо более крупными силами, чем в первой атаке.

Впереди ползли «тигры», а чтобы усилить таранную мощь клиньев, которые должны были взломать оборонительные позиции русских, немцы бросили на прорыв группу гигантских самоходных орудий «фердинанд» — 70-тонные стальные махины, защищенные 200-мм броней. Позади них двигались несколько сотен средних танков, которых сопровождали бронетранспортеры с «гренадерами».

Немцы были полностью уверены, что их бронированные клинья не могут не протаранить советские оборонительные рубежи. Даже с близкого расстояния советские 76,2-мм орудия не могли пробить мощную броню «Фердинандов», и это вселяло в немцев надежду.

Совместными усилиями «тигры» и «фердинанды» сумели пробиться через первую полосу советской обороны, и немецкая пехота хлынула за ними.

Но, оказавшись в глубине оборонительной полосы, немецкие пехотинцы попали под плотный перекрестный минометный и ружейно-пулеметный огонь советских опорных пунктов и начали нести тяжелые потери. Постепенно они были отсечены от прорывавшихся танков, а советские артиллеристы перенесли огонь с «Фердинандов» на немецкие средние танки.

Оказавшись в одиночестве, «фердинанды» некоторое время продолжали продвигаться вперед и достигли траншеи и дзотов, где укрывалась советская пехота. Закаленные, бесстрашные и преисполненные ненавистью к врагу, русские солдаты выскочили из окопов и смело атаковали малоподвижные и не имеющие пулеметов «фердинанды». Некоторые из бойцов на ходу вскакивали на громыхающие неуклюжие самоходки и поджигали их из ручных огнеметов. Так русский солдат в разгаре боя вынес смертный приговор этим могучим самоходным орудиям.

К концу дня Модель бросил в бой основную массу своих танков при поддержке большого количества авиации. Всего за этот день немцы предприняли пять атак, и лишь к концу дня им удалось вклиниться в расположение 15-й и 81-й стрелковых дивизий.

Возобновившиеся на рассвете 6 июля атаки немцев вновь были встречены столь же плотным огнем, как и накануне, а русские солдаты сражались столь же отважно и стойко. Немцы обнаружили, что там, где удавалось ворваться в оборонительные позиции противника, русские, как правило, бились до последнего человека.

К концу второго дня наступления на Центральном фронте немецкие войска продвинулись на фронте протяженностью 32 километра всего на 9—10 километров, но при этом группировка Моделя потеряла минимум 10 тысяч человек убитыми и 15 тысяч ранеными и пропавшими без вести. Таким образом, положение немцев, несмотря на частичный успех, было незавидным. По меньшей мере 250 танков и САУ были уничтожены обороняющимися русскими. Заменить их, как и 25 тысяч солдат и офицеров, было нечем. Немецкие войска к тому же израсходовали огромное количество боеприпасов, и Модель направил личную телеграмму Цейтцлеру в ОКХ о немедленной доставке 100 тысяч снарядов для танков и артиллерии.

Вбитый в расположение русских клин не радовал Моделя. Было ясно, что танковые дивизии немцев прочно завязли в холмистой местности севернее Ольховат-ки. Из донесений воздушной разведки Модель узнал, что русские подтягивают к этому участку фронта крупные танковые подкрепления.

«Не добившись успеха 6 июля в центре и на левом фланге нашей 13-й армии, — пишет Рокоссовский, — противник с утра 7 июля перенес основные усилия на Поныри. Здесь у нас был мощный узел обороны, опираясь на который, наши войска могли наносить фланговые удары по противнику, наступавшему на Ольховатку».[86]

Утром 7 июля Модель бросил свои войска на Поныри. Вот здесь, в этом районе, на протяжении последующих четырех дней и разгорелась битва, в которой немцам было суждено захлебнуться в собственной крови.

Немцы бросились в атаку с отчаянной решимостью людей, которые знают, что им необходимо победить здесь, в этом месте, или смириться с крахом всех своих долгосрочных оперативных планов. Через несколько часов густая пелена пыли и дыма окутала окрестности, скрыв солнце. Горели дома, пшеница на полях, деревья. Яростные танковые атаки следовали одна за другой. Ураганный орудийный огонь чередовался с яростными рукопашными схватками между русскими и немецкими пехотинцами. Но русские создали здесь прочную оборону. Поныри и окрестности железнодорожной станции представляли собой лабиринт из глубоких траншей, дотов и дзотов, закопанных в землю танков, ощетинившийся всеми видами оружия.

Чтобы преодолеть плотный перекрестный огонь русских, немцы применили психическую атаку: волна за волной немецкая пехота накатывалась на русские позиции навстречу глухому реву советских орудий, пронзительному визгу реактивных снарядов, непрерывной дроби пулеметно-винтовочного огня. Отборные солдаты вермахта атаковали русские позиции в этом секторе фронта сперва с запада, затем с востока, но повсюду наталкивались на ни на минуту не ослабевающий огонь оборонявшихся.

Потери, которые несли немцы, были достаточно велики, чтобы сломить хребет любой армии, и надо отдать должное, что немцы в этом бою — это признают сами русские — сражались с исключительной храбростью и упорством. Один из немецких полков за час потерял всех офицеров. От батальонов остались роты, но они продолжали атаку, пока их численность не была сведена до взводов. В один из моментов немцы сосредоточили в лощине у Понырей более 150 танков и значительное число бронетранспортеров. Советская воздушная разведка сообщила об этой концентрации, и немецкая группа подверглась обстрелу тяжелой артиллерии и удару 120 штурмовиков и двухмоторных бомбардировщиков. Неся серьезные потери, немцы в беспорядке отступили.

Во второй половине дня 7 июля под прикрытием массированного налета немецкой авиации два батальона пехоты, поддержанные 50 танками, сумели ворваться на северо-западную окраину Понырей. Но за этим казавшимся реальным первым успехом Моделя последовал яростный контрудар русских частей. Оба батальона были уничтожены, и положение восстановлено.

Понимая, что он не может позволить себе передышки, Модель бросил на Поныри еще два полка пехоты и 60 танков. Эти свежие войска сумели потеснить 307-ю дивизию русских. Однако в течение ночи дивизия привела свои части в порядок и на рассвете перешла в контратаку, выбив немцев с таким трудом захваченных ими позиций и сохранив Поныри в руках советских войск.

Ожесточенные бои, начавшиеся 7 июля в районе Ольховатки, продолжались и на следующий день. Утром до 300 немецких танков с автоматчиками атаковали северо-западнее Ольховатки боевые позиции 3-й истребительной бригады. В этом бою особенно отличилась отмеченная маршалом Жуковым в своих мемуарах противотанковая батарея капитана Г. И. Игишева, которая уничтожила 19 танков. После ожесточенного боя немцы отступили, не зная о том, что на батарее осталось одно орудие, а в живых — трое усталых раненых русских.

Собрав в кулак свой последний танковый резерв — 4-ю танковую дивизию вместе с частями 2-й и 20-й танковых дивизий и ударной группой мотопехоты, — Модель предпринял отчаянную атаку на ослабленную непрерывными боями и потерями оборону русских в районе деревни Теплой.

Рокоссовский приготовил достойный отпор этому натиску немецких войск. Трижды немцы врывались в расположение советских частей, и трижды контрудар русских отбрасывал их прочь с обильно политых кровью командных высот. Четвертой атаки не последовало — силы наступающих иссякли.

К 10 июля немецкие потери в танках и живой силе достигли таких размеров, что стало ясно: наступление вермахта забуксовало. В этот день в секторе Центрального фронта немцам нигде не удалось продвинуться вперед.

Оборонительная фаза битвы для советских войск на северном фасе Курской дуги, можно считать, закончилась. Немецкое наступление истощило и обескровило себя, натолкнувшись на русскую мощь и сопротивление, с которыми немцам никогда не приходилось сталкиваться раньше, и механизм широкого русского контрнаступления на Орловском направлении уже был приведен в действие. Но южнее, на Воронежском фронте, как и намечали немцы, все еще бушевала гигантская битва.

Приказ о начале операции «Цитадель» предусматривал проведение артиллерийской подготовки ровно в 2.30 5 июля. В течение 30 минут немецкие орудия, минометы и шестиствольные реактивные установки должны были обрушить на русские позиции шквал снарядов и мин. В 300 двинутся первые танки, сопровождаемые «гренадерами», затем — мотопехота на бронетранспортерах. Люфтваффе с первыми лучами солнца появятся в небе над полем боя и нанесут бомбовый удар по передовой полосе русской обороны.

Таков был план, но ему не суждено было сбыться. Гот решил, что 4-й танковой армии необходимо улучшить свои исходные позиции перед решающим наступлением. И вот во второй половине дня 4 июля после короткого, но мощного удара авиации и артналета немецкие танки и пехотинцы ринулись в атаку.

Казалось, что эта атака застала русских врасплох. Прошло несколько часов, но их артиллерия по-прежнему вела спорадический и малоэффективный огонь. В нескольких местах частям 48-го танкового корпуса удалось достичь линии, проходившей в нескольких километрах южнее населенных пунктов Завидовка, Алексеевка и Лучанино.

Однако это немецкое наступление, судя по всему, не вызвало никакой тревоги у русских. Небольшие деревушки, занятые немцами, не имели существенного тактического значения для главной полосы обороны. Более того, с точки зрения Ватутина, немцы успешно сыграли на руку русским: подтянув свои войска к переднему краю русской обороны, они фактически открытым текстом сообщили советскому командованию, где сгруппировались их главные силы.

В 22.30 4 июля Ватутин на основе этой информации подверг длительному массированному артобстрелу районы сосредоточения немецких войск, немецкие склады горючего и артиллерийские позиции. Немцы понесли тяжелые потери, и, кроме того, управление войсками оказалось дезорганизованным. Все, чего удалось добиться Готу своим «улучшением исходных позиций», — это оттеснить боевое охранение русских и подставить свои войска под огонь артиллерии главной линии обороны противника, которая оказалась гораздо более прочной, чем сообщала немецкая разведка.

5 июля — второй день наступления группировки Гота — принес немцам тяжелые потери и разочарования. Гот бросил в этот день на советские позиции около тысячи танков и 350 штурмовых орудий. Однако единственного успеха добились в этот день лишь танковые дивизии СС, которым в ожесточенных боях удалось вклиниться в главную полосу обороны русских и удержаться на завоеванных позициях в течение ночи. Южнее Белгорода 3-й танковый корпус сумел захватить небольшой, но важный плацдарм на восточном берегу Северского Донца.

6 июля немцы начали постепенно продвигаться вперед к Обояни. Прикрывая ведущую ожесточенные бои 4-ю танковую армию Гота, немецкая авиация произвела 1700 самолето-вылетов, что в немалой степени способствовало успеху немецких танковых дивизий.

Постепенно вермахту удалось несколько улучшить общее положение, прорвать на ряде участков главный оборонительный рубеж русских и ввести в прорыв танковые группы, рвавшиеся к Обояни и переправам через Псёл. Дивизии СС, оттеснив 52-ю гвардейскую стрелковую дивизию, нацелились на Прохоровку. Другая мощная танковая группа немцев, форсировав Северский Донец, продвигалась с боями в направлении деревни Ржавец. Однако надежды Гота на быстрый бросок этой группы увяли, после того советское сопротивление в этом секторе фронта заметно усилилось.

Гот понимал, что должен спешить, поскольку группировка Моделя увязала в упорной обороне советских войск Центрального фронта, и ему нечего было ждать поддержки с севера. Несмотря на серьезные потери, Гот по-прежнему располагал огромной ударной мощью — более 600 «тигров», «пантер», Т-IV и штурмовых орудий.

Утром 7 июля танковые дивизии добились некоторого успеха. Передовые части немцев ворвались в Дубровку, отбросив русских к деревне Сырцево на реке Пена, которую немцы считали последним рубежом русской обороны на пути к Обояни. Немецкие танки устремились на северо-запад, надеясь пробить глубокую зияющую брешь в оборонительных порядках русских и получить свободу маневра для нанесения последующего удара в наименее защищенном направлении. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Отступавшие русские войска, встретив выдвинувшиеся им на помощь подкрепления, заняли оборону, а затем нанесли решительный контрудар при поддержке групп Т-34 и КВ-1. Под шквальным огнем растерявшиеся немцы были вынуждены сами перейти к обороне и сражаться насмерть, чтобы избежать уничтожения. Сплошной линии фронта не было: вклинившиеся немецкие боевые группы пытались сломить очаги сопротивления противника на реке Пена. Наступавшим правее 48-го танкового корпуса дивизиям СС также удалось вбить три глубоких клина в оборону русских, но из-за ожесточенного сопротивления они никак не могли соединиться и, подвергаясь непрерывным фланговым атакам, несли серьезные потери в людях и технике.

К 9 июля после пяти дней кровопролитных боев немцы сумели на некоторых участках Воронежского фронта продвинуться в глубь обороны русских, но понесли при этом чувствительный урон. Хотя в резерве у немцев имелись значительные силы, заменить уже потерянные танки им практически было нечем. Немецкие танковые генералы к тому же осознали, что противник превосходит их по качеству боевой техники.

Тихоходные гигантские «фердинанды» оказались беспомощными против советской пехоты. Новейшие средние танки «пантера», на которые возлагались столь большие надежды, страдали рядом технических дефектов. Как «фердинанды», так и «пантеры» шли в бою с явно недостаточным запасом боеприпасов. Они к тому же легко загорались, поскольку их системы питания горючим имели неудовлетворительную противопожарную защиту.

Немецкие солдаты были уже измотаны непрерывными боями и испытывали нехватку провианта и боеприпасов. Огонь русской артиллерии не только не ослаб, но, напротив, усилился, так же как и активность Русской авиации, что создавало серьезные трудности в подвозе снабжения, боеприпасов и ремонте танков на поле боя.

К утру 9 июля 48-й танковый корпус находился в 25 километрах южнее Обояни, но от 9-й армии Моделя его отделяли добрых 150 километров. И мало кто верил, что потрепанной и обескровленной группировке Моделя удастся одолеть армии, которыми командовал Рокоссовский.

Вермахту было преподано несколько болезненных для немецкого самолюбия уроков. Русский солдат оказался совершенно непохожим на того «недочеловека», которым изображала его нацистская пропаганда. Он бесстрашно вступал в схватку с гигантскими «фердинандами», броню которых не пробили артиллерийские снаряды, и победил их. Грозные «тигры» также становились пылающей добычей советских групп истребителей танков, действовавших на поле боя. Кичившиеся своим превосходством люфтваффе оказались неспособными одолеть русских в воздухе и бессильными помешать авиации противника бомбить и штурмовать немецкие войска.

Русские танкисты также извлекли для себя важный урок. 88-мм орудие «тигра» обеспечивало ему превосходство в бою над «тридцатьчетверкой», но только на дальних дистанциях. Когда же танки сближались и вели маневренную схватку среди холмов и балок, в садах, селах и рощах, Т-34, стреляя с близкого расстояния, легко пробивал броню «тигра».

В последующие два дня Гот настойчиво пытался прорвать стратегически важные позиции русских южнее Обояни — между поселками Круглик и Новоселовка. Немецким войскам удалось несколько продвинуться в северном направлении, но продвижение было очень медленным и дорогостоящим. В результате непрерывных отчаянных атак и огромных потерь они вдавили в оборону русских выступ шириной 24 и глубиной 14 километров. Но Готу приходилось довольствоваться тем, что этот выступ мог предложить ему. Он наконец-то мог собрать танковые части в кулак и перегруппировать их вне пределов смертоносного огня советской артиллерии. Можно было также сменить измотанные непрерывными боями дивизии первого эшелона.

Первое сообщение о том, что немцы перешли в наступление под Курском, вызвало в Москве небывалую напряженность. Москвичи толпились у репродукторов, жадно внимая сообщениям с фронта. Из первой же сводки Совинформбюро они узнали, что немцы бросили в бой свои основные силы, делая ставку на успешный исход сражения, и что советские войска, как никогда раньше в этой войне, были подготовлены к отражению натиска врага.

Никто не сомневался, что южнее Москвы вспыхнуло одно из крупнейших сражений войны. У всех на языке была магическая цифра — 586 уничтоженных немецких танков! Одна эта цифра говорила больше, чем все другое. В сводке за 6 июля сообщалось, что советские войска немного отошли, а потери немцев составили 433 танка и 111 самолетов. 7 июля было объявлено об уничтожении 520 танков и еще 111 самолетов. На четвертый день битвы Москва сообщила, что советские войска на ряде участков фронта нанесли контрудары и что 8 июля немцы потеряли за день 304 танка и 161 самолет.

К этому времени уже не было сомнений в том, что, даже если сведения о немецких потерях преувеличены, вермахт терпит огромные и, возможно, гибельные потери в результате сопротивления обороняющихся советских войск. Потрясающие немецкие потери в танках уже сами по себе говорили об огромном уроне, который враг несет в живой силе, оружии и другой боевой технике.

Чувство напряженной тревоги сменилось волнующим ожиданием сообщений о дальнейших успехах советских войск. И затем 9 июля в газетах появились первые подробные репортажи о титаническом сражении на Курской дуге. Один из репортажей мгновенно привлек к себе внимание москвичей и всех советских людей, особенно его заголовок — «“Тигры” горят».

Но это была лишь прелюдия к решающей схватке.

Не зная о намерениях друг друга, и немцы и русские готовились 12 июля нанести друг другу массированные удары на Воронежском фронте.

Гот отчаянно нуждался в том, чтобы вырваться на оперативный простор юго-восточнее Обояни и, введя в прорыв крупные танковые силы, нанести сокрушительный удар по врагу и ринуться к Курску.

Советское командование также чувствовало, что назрел момент для мощного контрудара по группировке Гота, и Воронежский фронт провел подготовку к такому контрудару. Генерал Ватутин наметил использовать в этих целях 1-ю танковую армию генерала Катукова, но эта армия вела упорные оборонительные бои, отражая непрерывные немецкие атаки. Поэтому Ватутину был передан почти весь мобильный оперативный резерв — 5-я гвардейская танковая армия под командованием опытного и талантливого танкиста генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова, а также 5-я гвардейская армия, входившая в состав Степного фронта.

В дополнение к этому удару, который готовились нанести четыре советские армии на южном фасе Курской дуги утром 12 июля, в тот же день на Орловский выступ должен был обрушиться сокрушительный удар войск Брянского и левого крыла Западного фронта.

Решающей схватке суждено было произойти между танковыми корпусами генерала Ротмистрова и дивизиями 2-го танкового корпуса СС. По приказу Гота немецкие командиры, собрав в кулак все боеспособные танки из рвавшихся к Обояни соединений, бросили их в направлении Прохоровки, где они лоб в лоб столкнутся с танками выдвигавшейся 5-й гвардейской армии.

Оба танковых командира, противостоявшие друг другу в этой битве 12 июля, Ротмистров и Гот, не были незнакомцами: они уже сражались друг против друга под Сталинградом, когда Гот предпринял отчаянную попытку пробиться от Котельниково к окруженной армии Паулюса. В том сражении победа осталась за Ротмистровым, и это придавало ему уверенность перед новой схваткой. Он знал также, что, хотя общее руководство сражением осуществляет Гот, на поле боя действиями танкового корпуса СС руководит его командир генерал-полковник Хауссер.

Утром 12 июля Ротмистров находился на командном пункте на холме юго-западнее Прохоровки. В составе его армии, усиленной двумя танковыми корпусами и полком САУ, насчитывалось около 850 боевых машин — большинство из них Т-34, хотя имелось и некоторое количество тяжелых танков КВ-1.[87]

Вскоре в небе появилась авиация. Волна за волной советские бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, бомбили немецкие позиции.

Танковое сражение под Прохоровкой — со стороны немцев в нем участвовало около 750 танков, в том числе более 100 «тигров», — началось в необычной манере, и начало его было неожиданным для обоих противников.

Когда советские танки покинули свои укрытия и устремились вперед, наблюдатели обнаружили, что почти столь же грозная немецкая бронированная армада также перешла в наступление и движется навстречу советским танкам.

Советские и немецкие самолеты устремились на помощь своим войскам, но густая пелена дыма и пыли и перемешавшиеся боевые порядки мешали летчикам отличить своих от чужих, в результате воздушные армады сцепились друг с другом, и над полем боя с утра до вечера, почти не затухая, кипели яростные воздушные бои.

Через несколько минут первые эшелоны советских танков, ведя огонь на ходу, врезались в боевые порядки немцев, буквально пронзив их диагональным сквозным ударом. В этом близком бою «тигры» и «пантеры» лишились того преимущества, которое давали им их более мощные орудия и толстая броня.

Такой массированной отважной танковой атаки никогда еще не было раньше, и никто больше не повторил ее до сегодняшнего дня. Смелый тактический удар советской стальной лавы предопределил дальнейший Ход танкового сражения.

Казалось, весь мир содрогнулся от оглушительного грохота вспыхнувшей битвы. Гул сотен натужно ревущих моторов, лихорадочный артиллерийский огонь, разрывы тысяч снарядов и бомб, взрывающиеся танки, вой падающих самолетов — все слилось в адском громе, не смолкавшем до наступления темноты.

Через несколько минут более 1200 танков и самоходных орудий смешались в гигантском водовороте, окутанном пеленой дыма и пыли, озаренным вспышками сотен танковых орудий. Лихая «кавалерийская» атака «тридцатьчетверок» была проведена столь стремительно, что тщательно разработанные немецкие планы сражения оказались сорванными, и немцы так и не получили возможности наладить управление своими частями и подразделениями и дать бой по всем правилам.

Танки кружились на поле боя, наскакивали друг на друга посреди грохота орудий, всполохов огня, внезапных ярких вспышек взрывающихся танков и САУ.

Поле боя казалось слишком тесным для такого огромного количества боевых машин, и уже через час оно было усеяно остовами горящих, коптящих, искореженных танков; многотонные башни от взрывов боеприпасов взлетали в воздух и отлетали на десятки метров. Уцелевшие танковые экипажи обнаружили, что пытаться выбраться с поля боя сквозь ливень снарядов, летящих осколков и пулеметных очередей равносильно самоубийству.

Битва распалась на ожесточенные яростные схватки между отдельными группами танков, непрерывно маневрирующими, чтобы сосредоточить огонь на таких же вражеских группах.

Ротмистров, видимо, был ошеломлен и потрясен тем, что он мог видеть со своего наблюдательного пункта. В густом облаке пыли, где факелами полыхали сотни танков и чадящие маслянистые густые столбы дыма тянулись ввысь над неподвижно застывшими машинами, трудно было с расстояния определить, кто наступает, а кто обороняется.

Изумительный пример индивидуального мужества показали танкисты 2-го батальона 181-й бригады 18-го танкового корпуса, наступавшего вдоль левого берега Псёла, который столкнулся с большой группой «тигров», изготовившихся открыть огонь с места. Чтобы лишить врага преимущества, которое давали ему более мощные орудия, командир батальона капитан П. А. Скрипкин отдал команду: «Вперед! За мной!» — и направил свой танк в центр вражеской группы. Первым же снарядом командирский танк пронзил борт одного из «тигров», затем, развернувшись, тремя снарядами поджег второй танк. К тому времени немецкие танки успели развернуть свои длинные орудия и открыли огонь по этому удивительно смелому русскому танку. Вражеский снаряд проломил борт КВ, второй — ранил командира. Механик-водитель Алексей Николаев и стрелок-радист вытащили командира из загоревшегося танка и укрыли его в воронке. Но один из «тигров» двинулся прямо на воронку, чтобы прикончить советских танкистов. Тогда Алексей Николаев вскочил в свой горящий танк, завел двигатель и ринулся навстречу врагу.

Что подумали немцы об этом охваченном огнем советском тяжелом танке, узнать нам не дано. «Тигр» остановился, попятился, выстрелил по советскому танку, но промахнулся, стал разворачиваться, чтобы уйти от надвигавшейся горящей стальной машины. Слишком поздно! Пылающий КВ на полной скорости врезался в «тигр». Гигантский взрыв потряс землю.

С подобным героизмом немцы повсеместно сталкивались на поле боя. Самоотверженный героический поступок Николаева был лишь одним из многочисленных подвигов, которые помогли русским одержать победу над немецкими танковыми дивизиями.

В опустившейся на поле боя ночной мгле еще долго можно было видеть костры догоравших остовов танков и сбитых самолетов. Вермахт потерял минимум 350, а возможно, и 400 танков, по меньшей мере половина участвовавших в бою немецких танков была уничтожена, а уцелевшие танки срочно нуждались в ремонте, обслуживании и пополнении горючим и боеприпасами. Были и другие невосполнимые потери — более 10 тысяч человек: экипажи танков, пехотинцы, а также десятки самолетов с экипажами.

Некоторые специалисты утверждают, что русские не одержали победу в этой танковой битве, а лишь остановили врага. Подобная оценка того, что произошло, выглядит близорукой, ибо немцы бросили в бой танковую армаду, которая, по их мнению, никогда не могла потерпеть поражение. Более ста «тигров» и несколько меньшее количество «пантер» представляли собой элиту немецких танковых войск, но они не смогли одолеть советских танкистов. Русские значительно уступали немцам по числу тяжелых танков, но танкисты Ротмистрова в своих немногочисленных КВ и быстроходных «тридцатьчетверках» бились на равных со своим противником и столь же эффективно и яростно наносили разящие удары, как и получали.

Есть противоречивые отчеты о том, что происходило в ночь с 12 на 13 июля. Согласно некоторым из них, русские остались на поле боя, чтобы эвакуировать подбитые танки и спасти уцелевшие экипажи. В других описаниях битвы говорится, что Ротмистров, не сумев до конца разгромить танковые дивизии противника, отвел свои корпуса с поля боя, чтобы перегруппировать их. Можно привести убедительные аргументы в поддержку и той и другой точки зрения, но в конечном итоге немцам это все равно ничего не дает. Немецкие танковые дивизии потеряли в этот день по меньшей мере половину своих танков, и в распоряжении Гота осталось не более 350 танков, тогда как Ротмистров имел по-прежнему около 500.[88]

Если бы даже генерал-полковник Хауссер получил в качестве приза эту страшную, израненную и почерневшую от огня землю — поле боя, — она была ему бесполезна: в скором времени весь этот район будет полностью очищен от немецких войск. Битва под Прохоровкой 12 июля, независимо от того, какие цифры русских потерь отдельные лица могут состряпать в будущем, навсегда лишила немцев возможности диктовать, когда и где возникнет новое поле боя.

Разъяренный Гитлер отстранил Хауссера от командования, а немецкие танковые дивизии вскоре отступили, чтобы зализывать свои раны и отбиваться от массированных русских атак на многих участках Курской дуги. Способность атаковать и продвигаться вперед была вырвана из рук немцев, которые никогда больше не смогут вернуть себе былое превосходство.

12 июля 1943 года на узкой полоске земли между рекой Псёл и железнодорожной насыпью юго-западнее Прохоровки погребальный звон колоколов оповестил о гибели немецких танковых сил. В тот же самый день советские войска нанесли сокрушительные удары на прилегающих с севера к Курской дуге фронтах. За три дня наступления Красная Армия углубилась в немецкую оборону на 25–50 километров.

К 24 июля советские войска полностью очистили от немцев территорию, которую вермахт сумел захватить после начала 5 июля операции «Цитадель». В районе севернее Курска и Белгорода немцы бросили в бой 17 танковых, 2 моторизованные и 18 пехотных дивизий, и эти усилия обошлись им в 70 тысяч убитых солдат и офицеров, сотни уничтоженных танков, орудий, самолетов и автомашин.[89]

Однако отгремевшие бои на Курской дуге были всего лишь начальной фазой массового разгрома немецких вооруженных сил на Восточном фронте. Русские считают, что Курская битва закончилась через 50 дней после первых залпов, прогремевших 5 июля. Эти 50 дней войдут в книги об истории второй мировой войны как стратегическое летнее контрнаступление Красной Армии 1943 года.

Наиболее критическая фаза этих 50 дней — когда вермахт, пытавшийся своими танковыми дивизиями захватить Курск и открыть дорогу на Москву, создал опасную угрозу русским — закончилась 24 июля. С этого момента и впредь советские войска будут последовательно очищать от немцев свою территорию, добиваться новых успехов и подрывать способность вермахта предпринимать сколько-нибудь значительные наступательные операции. Было бы, однако, серьезной ошибкой описывать этот период летнего наступления Красной Армии в 1943 году как паническое отступление немецких войск под натиском советских армий. Даже потерпев сокрушительное поражение, вермахт все еще оставался грозной силой с точки зрения оснащенности его боевой техникой, живой силой и решимости биться до конца.

Однако важен конечный результат, и в течение 50 дней, прошедших после начала операции «Цитадель», отборные немецкие дивизии будут разгромлены в ожесточенном сражении, которое все немецкие солдаты навсегда запомнят как Курскую битву.

Отдельные неудачи и даже неожиданные крупные потери русских в боях за Харьков не могут изменить пророческой символики фронтового репортажа, опубликованного 9 июля 1943 года в Москве, который столь метко и образно описал битву на Курской дуге и все последующие битвы на пути к Берлину: «“Тигры” горят».

Примечания:

7

Состояла из послов Италии, Англии и Франции, посланника Чехословакии в Берлине и статс-секретаря МИД Германии. — Прим. перев.

8

Глава из книги Уильяма Ширера «Крах Третьей республики» (Лондон, 1970).

Shirer W. The Collapse of the Third Republic. London, 1970. p. 496–526.

78

Реферат книги Мартина Кэйдина «“Тигры” горят» (Нью-Йорк, 1974).

Caidin M. The Tigers are Burning. New York, 1974.

Кэйдин, Мартин — американский историк и писатель, летчик-испытатель. Автор многочисленных книг и исследований о второй мировой войне и авиации.

79

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1969. с. 505. — Прим. перев.

80

Немецкий военный историк Пауль Карелл (бывший начальник отдела печати МИД фашистской Германии) в своей книге «Война Гитлера против России» (Carell P. Hitler’s War on Russia. London, 1971. vol. 2. p. 103) в связи с этим пишет следующее:

«Последнее крупное немецкое наступление в России закончилось провалом. Хуже того, накопленные за многие месяцы настойчивыми и самоотверженными усилиями войсковые резервы, и особенно танковые и моторизованные дивизии, растаяли в огненном горниле Курской битвы, не достигнув намеченной цели. Наступательная мощь была подорвана на длительное время. С этого момента и впредь создание стратегических резервов окажется более невозможным.

Так же как Ватерлоо решило судьбу Наполеона в 1815 году, положив конец его правлению и изменив лицо Европы, так и русская победа под Курском знаменовала собой поворотный пункт войны и непосредственно привела через два года к краху Гитлера и разгрому Германии и, таким образом, изменила облик всего мира.

В этом смысле Курская битва была решающим сражением второй мировой войны. Официальная советская история второй мировой войны справедливо называет ее “битвой исторического значения”.

Однако, как ни странно, операция “Цитадель” — Курская битва — так никогда и не получила заслуженного признания со стороны немцев. Если спросить о Сталинграде, а затем о Курске, то разница поразительна. Однако во всех отношениях именно Курская битва, а не Сталинград была фатальным и решающим сражением войны на Восточном фронте. Красная Армия, пережив катастрофы 1941–1942 годов, преодолела кризис, захватила инициативу и теперь диктовала ход событий». — Прим. перев.

81

В штатном расписании советского танкового корпуса 1943 года числилось меньшее количество танков — 160, причем, как правило, большинство из них составляли легкие танки. САУ в танковых корпусах в то время не было. — Прим. перев.

82

Из 3444 танков и САУ, имевшихся на Центральном и Воронежском фронтах, 900 танков были легкими. В 5-й гвардейской танковой армии (Степной фронт) насчитывалось около 850 танков и САУ, в том числе средних танков Т-34 — 501, а легких Т-70 — 261.

Немецкая группа армий «Юг» имела 1352 танка и 376 штурмовых орудий. В ударную группировку было выделено 1150 танков, в том числе 192 «пантеры» и 100 «тигров»; в 6-й и 1-й танковых армиях оставлено было 202 танка.

В наступавших войсках группы армий «Центр» насчитывалось 1200 танков и штурмовых орудий. — Прим. перев.

83

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. с. 456, 457. — Прим. перев.

84

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. с. 458. — Прим. перев.

85

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. с. 463. — Прим. перев.

86

Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1984. с. 213. — Прим. перев.

87

Значительную часть этих сил — 261 машина — составляли легкие танки Т-70. — Прим. перев.

88

Немецкий историк Лео Кесслер в книге «Железный кулак» (Лондон, 1977) пишет, что «вечером 12 июля на поле боя в бронированной командной машине прибыл сам Гот. Он был недоволен тем, что увидел. Хауссер потерял 300 танков и был не в состоянии предпринять новую атаку до подхода срочно выдвигавшейся на помощь ему 6-й танковой дивизии». — Прим. перев.

89

В ходе сражения на Курской дуге и последовавшего контрнаступления советских войск было разгромлено 30 отборных дивизий противника, в том числе семь танковых, вермахт потерял более 500 тысяч солдат и офицеров, 1,5 тысячи танков, более 3,7 тысячи самолетов, 3 тысячи орудий. Советские войска продвинулись на Южном и Юго-Западном направлении на 140 километров, ликвидировали Орловский и Белгородско-Харьковский плацдармы противника. — Прим. перев.