Глава 2

Что такое Революция?

Выдвижение столь «глобального» вопроса может показаться чем-то странным: ведь речь шла об одном определенном явлении эпохи Революции — «черносотенстве» — и вдруг ставится задача осмыслить сущность этой эпохи вообще, в целом. Но, — о чем уже сказано, — взгляд на Революцию, при котором в качестве своего рода точки отсчета избирается «черносотенство» — непримиримый враг Революции, — имеет немалые и, быть может, даже особенные, исключительные преимущества.

Выше говорилось о том, что именно и только «черносотенцы» ясно предвидели чудовищные результаты революционных потрясений. Не менее существенно и их понимание действительного, реального состояния России в конце XIX — начале XX века. Либералы и тем более революционеры на все лады твердили о безнадежной застойности или даже безысходном умирании страны, — что они объясняли, понятно, ее «никуда не годным» экономическим, социальным и — прежде всего — политическим строем. Без самого радикального изменения этого строя Россия, мол, не только не будет развиваться, но и в ближайшее время перестанет существовать. Именно такое «понимание» чаще всего и толкало людей к революционной деятельности. Один из виднейших «черносотенных» идеологов, Л. А. Тихомиров (в 1992 году вышло новое издание его содержательного трактата «Монархическая государственность»), который в молодые годы был не просто революционером, но одним из вожаков народовольцев, с точным знанием дела писал в своей исповедальной книге «Почему я перестал быть революционером?» (М., 1895), что на путь кровавого террора его бывших сподвижников вело внедренное в них убеждение, согласно которому в России-де «ничего нельзя делать» (с. 45), и вообще «Россия находится на краю гибели, и погибнет чуть не завтра, если не будет спасена чрезвычайными революционными мерами» (с. 56).

Это убеждение — пусть и не всегда в столь заостренной форме — владело сознанием большинства идеологов в эпоху Революции. А после 1917 года пропаганда вдалбливала в души безоговорочный тезис о том, что-де только революционный переворот спас Россию от неотвратимой и близкой смерти. Между тем реальное бытие России конца XIX — начала XX века совершенно не соответствовало сему диагнозу. В 1913 году В. В. Розанов опубликовал свои воспоминания о знаменитом «черносотенце» А. С. Суворине (1834–1911), где передал, в частности, такое его размышление:

«Все мы жалуемся каждый день, что ничего нам не удается, во всем мы отстали». На деле же «за мою жизнь… Россия до такой степени страшно выросла… во всем, что едва веришь. Россия — страшно растет, а мы только этого не замечаем…»{1} Розанов добавил, что именно этим пониманием порождены были замечательные суворинские ежегодные издания «Вся Россия», «Весь Петербург», «Вся Москва» и т. п., где «указана, исчислена и переименована вся торговая, промышленная, деятельная, вся хозяйственная Россия» (с. 19).

Любопытно, что уже после 1917 года прекрасный поэт Михаил Кузмин (в свое время — член Союза русского народа) воспел эти суворинские издания в своем свободном стихе, говоря о наслаждении просто «перечислить»

Все губернии, города,
Села и веси,
Какими сохранила их
Русская память.
Костромская, Ярославская,
Нижегородская, Казанская,
Владимирская, Московская,
Смоленская, Псковская…
И тогда
(Неожиданно и смело)
Преподнести
Страницы из «Всего Петербурга»
Хотя бы за 1913 год —
Торговые дома
Оптовые, особенно:
Кожевенные, шорные,
Рыбные, колбасные,
Мануфактуры, писчебумажные,
Кондитерские, хлебопекарни —
Какое-то библейское изобилие…
Пароходства… Волга.
Подумайте, Волга!
Где не только (поверьте)
И есть,
Что Стенькин курган…

Возьмем всего только двадцатилетие, с 1893 по 1913 год; без особо сложных разысканий можно убедиться, что Россия за этот краткий период выросла поистине «страшно» (по суворинскому слову). Население увеличилось почти на 50 миллионов человек (со 122 до 171 млн.) — то есть на 40 процентов; среднегодовой урожай зерновых — с 39 млн. тонн до 72 млн. тонн, следовательно, почти вдвое (на 85 процентов), добыча угля — в 5 раз (от 7,2 млн. тонн до 35,4 млн. тонн), выплавка железа и стали — более чем в 4 раза (от 0,9 млн. тонн до 4,3 млн. тонн) и т. д. и т. п.

Правда, по основным показателям промышленного производства Россия была все же позади наиболее развитых в этом отношении стран, — о чем не переставали и не перестают до сих пор кричать ее хулители. Но от кого Россия «отставала»? Всего только от трех специфических стран «протестантского капитализма», где непрерывный промышленный рост являл собой как бы важнейшую добродетель и цель существования, — Великобритании, Германии и США. «Отставание» от еще одной промышленно развитой страны, Франции, в 1913 году было, в сущности, небольшим (добыча угля в России и Франции — 35,4 млн. тонн и 43,8 млн. тонн, выплавка железа и стали — 4,3 млн. тонн и 6,9 млн. тонн и т. п.). А других промышленных «соперников» у России в тогдашнем мире просто не имелось… Могут возразить, что Россия намного превосходила Францию по количеству населения и, значит, резко отставала от нее с точки зрения «душевого» производства; однако в 1913 году Французская (как и Британская, и Германская) империя владела огромными территориями на других континентах и потому была сопоставима с Российской и в этом плане (общее население Французской империи в 1913-м — более 100 млн.).

Французский экономист Эдмон Тэри по заданию своего правительства приехал в 1913 году в Россию, тщательно изучил состояние ее хозяйства и издал свой отчет-обзор под названием «Экономическое преобразование России». В 1986 году этот отчет был переиздан в Париже, и в предисловии к нему совершенно справедливо сказано: «Тот, кто внимательно прочтет этот беспристрастный анализ, поймет, что Россия перед революцией экономически была здоровой, богатой страной, стремительно идущей вперед»{2}.

Впрочем, дело не только в этом. Едва ли уместно (хотя многие поступают именно так) судить о состоянии и развитии страны в начале XX века исключительно — или даже хотя бы главным образом — на основе ее собственно экономических, хозяйственных показателей. Ведь тогда придется прийти к выводу, что в 1913 году такие, скажем, страны, как Италия и тем более Испания, находились по сравнению с Великобританией и Германией — да и даже с самой Россией! — в глубочайшем упадке, в состоянии полнейшего ничтожества.

Нельзя, например, отрицать, что очень существенным показателем состояния страны являлось тогда положение в ее книгоиздательском деле. Ведь книги — в их многообразии — это своего рода «инобытие» всего бытия страны, запечатлевающее так или иначе любые его стороны и грани; книжное богатство, без сомнения, порождается богатством самой жизни.

В 1893 году в России было издано 7783 различных книги (общим тиражом 27,2 млн. экз.), а в 1913-м — уже 34 006 (тиражом 133 млн. экз.), то есть в 4,5 раза больше и по названиям, и по тиражу (кстати сказать, предшествующий, 1912 год был еще более «урожайным» — 34 630 книг). Дабы правильно оценить эту информацию, следует знать, что в 1913 году в России вышло книг почти столько же, сколько в том же году в Англии (12 379), США (12 230) и Франции (10 758) вместе взятых (35 367)! С Россией в этом отношении соперничала одна только Германия (35 078 книг в 1913 году), но, имея самую развитую полиграфическую базу, немецкие издатели исполняли многочисленные заказы других стран и, в частности, самой России, хотя книги эти (более 10 000) учитывались все же в качестве германской продукции{3}.

Можно бы привести еще множество самых различных фактов, подтверждающих мощный и стремительный рост, всестороннее развитие России в конце XIX — начале XX века — от экономики и быта до искусства и философии, но здесь, конечно, для этого нет места. К тому же (что уже отмечено) одно только книжное богатство так или иначе свидетельствует о богатстве породившего его многообразного бытия страны. Сам тот факт, что Россия в 1913 году была первой книжной державой мира, невозможно переоценить.

Тем не менее тогдашние либералы и прогрессисты, стараясь не замечать очевидности, на все голоса кричали о том, что-де Россия, в сравнении с Западом, пустыня и царство тьмы. Правда, после 1917 года некоторые из них как бы опомнились. Среди них — и известный, по-своему блестящий публицист и историк культуры Г. П. Федотов (1886–1951), который в 1904 году вступил в РСДРП и достаточно результативно действовал в ней, но позднее начал «праветь». А в послереволюционном сочинении открыто «каялся»:

«Мы не хотели поклониться России — царице, венчанной царской короной… Вместе с Владимиром Печериным проклинали мы Россию, с Марксом ненавидели ее… Еще недавно мы верили (не обладая способностью понять и даже просто увидеть. — В.К.), что Россия страшно бедна культурой, какое-то дикое, девственное поле. Нужно было, чтобы Толстой и Достоевский сделались учителями человечества, чтобы пилигримы потянулись с Запада изучать русскую красоту, быт, древность, музыку, и лишь тогда мы огляделись вокруг нас. И что же? Россия — не нищая, а насыщенная тысячелетней культурой страна — предстала взорам… не обещание, а зрелый плод. Попробуйте ее отмыслить — и насколько беднее станет без нее культурное человечество… Мир, может быть, не в состоянии жить без России. Ее спасение есть дело всемирной культуры».

Далее Федотов высказал даже и понимание того, что русская культура выросла не на пустом месте: «Плоть России есть та хозяйственно-политическая ткань, вне которой нет бытия народного, нет и русской культуры. Плоть России есть государство русское… Мы помогли разбить его своею ненавистью или равнодушием. Тяжко будет искупление этой вины»{4}.

Казалось бы, следует только порадоваться этому прозрению и этому покаянию Федотова. Но, во-первых, очень уж чувствуется, что он прямо-таки наслаждался своей покаянной медитацией — смотрите, мол, какой я хороший… Помог разбить русское государство, а теперь, поняв наконец, что оно значило, готов искупать свою вину. Впрочем, даже и в определении этой вины присутствует явная ложь: активный член РСДРП, оказывается, всего лишь «помогал» разбить русское государство «своею ненавистью или равнодушием» — то есть некими своими внутренними состояниями. Однако это еще далеко не самое главное. Федотов заявляет здесь же: «Мы знаем, мы помним. Она была. Великая Россия. И она будет. Но народ, в ужасных и непонятных ему страданиях, потерял память о России — о самом себе. Сейчас она живет в нас… В нас должно совершиться рождение великой России… Мы требовали от России самоотречения… И Россия мертва. Искупая грех… мы должны отбросить брезгливость к телу, к материально государственному процессу. Мы будем заново строить это тело» (с. 136).

Итак, вырисовывается по меньшей мере удивительная картина. Эти самые «мы» только после «умерщвления» с их «помощью» России и подсказок с Запада «огляделись вокруг», и их «взорам» впервые предстала великая страна. Но далее выясняется, что лишь эти «мы» и обладают-де таким знанием, и именно и только эти «мы» способны воскресить Россию…

Естественно возникает вопрос о том, как же относятся эти самые «мы» к «черносотенцам» и их предшественникам, которые никогда не сомневались в величии России и постоянно сопротивлялись ее «умерщвлению»? Федотов в одном из позднейших своих сочинений дал недвусмысленный ответ. Увы, объявил он, «Гоголь и Достоевский были апологетами самодержавия… Пушкин примирился с монархией Николая… В сущности, только Герцен из всей плеяды XIX века может учить свободе»{5}. А о «черносотенстве» XX века сказано здесь же так: «В нем собрано было самое дикое и некультурное в старой России… с ним было связано большинство епископата. Его благословлял Иоанн Кронштадтский». И более того, оказывается, «его («черносотенства». — В.К.) идеи победили в ходе русской революции…»!!!{6}

Каково? Тот факт, что большинство «черносотенных» деятелей, не уехавших из России, были без следствия и суда расстреляны еще в 1918–1919 годах, Федотова никак не смущает. Остается заключить, что настоящими «черносотенцами» (которые победили) были, по мнению Федотова, Ленин и Свердлов, Троцкий и Зиновьев, Каменев и Бухарин…

Невольно вспоминается, что хорошо знавшая Федотова Зинаида Гиппиус едко, но метко прозвала его «подколодным теленком». Я отнюдь не намерен отрицать даровитости и публицистического блеска сочинений Федотова, но как идеолог он в определенном смысле «вреднее» откровенных русофобов…

В русской культуре XIX века Федотов, как мы видели, указал единственного своего сотоварища — Герцена. И, кстати сказать, не вполне обоснованно, ибо в свои зрелые годы, после долгого искуса эмиграцией, Герцен многое понял иначе. Вроде бы это должно было произойти за четверть века эмигрантской жизни и с вовсе не глупым Федотовым. А поскольку не произошло, приходится сделать вывод, что Федотов, несмотря на свои гимны «Великой России», постоянно вонзал жало в действительную, реальную великую Россию с ее могучей государственностью, за служение которой он, как мы видели, готов был отринуть убеждения Пушкина, Гоголя и Достоевского — не говоря уже об их продолжателях. Сознательно или бессознательно Федотов выполнял заказ тех мировых сил, для которых реальная великая Россия всегда являлась нестерпимым соперником…

Да и что Федотов противопоставлял этой реальной великой России? Свое очень абстрактное, в сущности, даже бессодержательное понятие «Свобода».

Настоящим «философом свободы» был, как известно, Бердяев, и его никак нельзя упрекнуть в недооценке этого — не раз конкретно определяемого им — феномена человеческого бытия. И, если Федотов постоянно кричал об отсутствии или хотя бы фатальном дефиците свободы в России, Бердяев писал, например, в 1916 году:

«Россия — страна безграничной свободы духа…» И эту «органическую, религиозную свободу» русский народ «никогда не уступит ни за какие блага мира», не предпочтет «внутренней несвободе западных народов, их порабощенности внешним. В русском народе поистине есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства». И далее: «Россия — страна бытовой свободы, неведомой… народам Запада, закрепощенным мещанскими нормами. Только в России нет давящей власти буржуазных условностей… Тип странника так характерен для России и так прекрасен. Странник — самый свободный человек на земле… Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей»{7}.

Таков был вердикт виднейшего «философа свободы»; Федотов же постоянно твердил, что свобода наличествует только на Западе, и России прямо-таки необходимо импортировать ее оттуда и внедрить — чего бы это ни стоило.

Между прочим, я полагаю, что некоторые приведенные суждения Бердяева не вполне точны. Когда он говорит, например, что характерный для России тип странника «так прекрасен», это можно понять в духе утверждения заведомого «превосходства» России над Западом, где, мол, царит над всем «жажда прибыли». У Запада есть своя безусловная красота, и речь должна идти не о том, что русское «странничество» прекраснее всего, а только о том, что и в России также есть своя красота — и своя свобода! Но в конечном счете Бердяев и говорит именно об этом, видя в России свободу духа и быта, — а не свободу в сфере политики и экономики, которая столь характерна для Запада. Те же, кто требовал объединить в России и то и другое, по сути дела, впадали в «методологию» гоголевской невесты Агафьи Тихоновны, которая мечтала: «Если бы… взять сколько-нибудь развязности, которая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича…» И еще одно. Внимательные читатели Бердяева могут напомнить мне, что в этом же своем сочинении 1916 года он утверждал: «Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю… Интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории… Никакая философия истории… не разгадала еще, почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность… почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни?» (с. 8).

Вполне возможно, что в отвлеченных философских категориях разгадать это противоречие нелегко, но если перейти на простой язык жизни, оно не столь уж загадочно. На этом языке на свой вопрос достаточно убедительно ответил сам Бердяев, утверждая (см. выше), что русский народ, русские люди не поглощены «земным благоустройством», что они по натуре своей «странники». И если бы не было могучей государственности, эта «странническая» Россия, в сущности, неизбежно и давно бы растворилась и исчезла. Должна же была все-таки безграничная свобода духа и быта русских людей, о которой говорит Бердяев, иметь прочные скрепы? Их и обеспечивала внеположная по отношению к духовной и бытовой свободе ограда могущественного государства…

* * *

Экскурс в «федотовскую» идеологию (имевшую и имеющую немало горячих почитателей) выявил, надо думать, некоторые существенные черты «революционного сознания». Возвратимся теперь к проблеме мощного и стремительного развития России в конце XIX — начале XX века. Либеральная, революционная и, позднее, советская пропаганда вбивала в головы людей представление, согласно которому Россия переживала тогда застой и чуть ли не упадок, из которого ее, мол, и вырвала Революция.

И мало кто задумывался над тем, что великие революции совершаются не от слабости, а от силы, не от недостаточности, а от избытка.

Английская революция 1640-х годов разразилась вскоре после того, как страна стала «владычицей морей», закрепилась в мире от Индии до Америки; этой революции непосредственно предшествовало славнейшее время Шекспира (как в России — время Достоевского и Толстого). Франция к концу XVIII века была общепризнанным центром всей европейской цивилизации, а победоносное шествие наполеоновской армии ясно свидетельствовало о тогдашней исключительной мощи страны. И в том, и в другом случае перед нами, в сущности, пик, апогей истории этих стран — и именно он породил революции…

Было бы абсурдно, если бы в России дело обстояло противоположным образом. И если вспомнить хотя бы несколько самых различных, но, без сомнения, подлинно «изобильных» воплощений русского бытия 1890–1910-х годов — таких, как Транссибирская магистраль, свободное хождение золотых монет, столыпинское освоение целины на востоке, всемирный триумф Художественного театра, титаническая деятельность Менделеева, тысячи превосходных зданий в пышном стиле русского модерна, празднование Трехсотлетия Дома Романовых, наивысший расцвет русской живописи в творчестве Нестерова, Врубеля, Кустодиева и других, — станет ясно, что говорить о каком-либо «упадке» просто нелепо.

В трактате французского политика и историософа Алексиса Токвиля «Старый порядок и Революция» — одном из наиболее проницательных размышлений на эту тему — показано, в частности, следующее: «Порядок вещей, уничтожаемый Революцией, почти всегда бывает лучше того, который непосредственно ему предшествовал». Франция 1780-х годов ни в коей мере не находилась, продолжает свою мысль Токвиль, — «в упадке; скорее можно было сказать в это время, что нет границ ее преуспеянию… Лет за двадцать пред тем на будущее не возлагали никаких надежд; теперь от будущего ждут всего. Предвкушение этого неслыханного блаженства, ожидаемого в близком будущем, делало людей равнодушными к тем благам, которыми они уже обладали, и увлекало их к неизведанному»{8}.

(Здесь нельзя не напомнить мифа о «прогрессе», о котором шла речь в первой главе моего сочинения и который выступал в качестве своего рода подмены религии.)

Преуспевающие российские предприниматели и купцы полагали, что кардинальное изменение социально-политического строя приведет их к совсем уж безграничным достижениям, и бросали миллионы антиправительственным партиям (включая большевиков!). Интеллигенция тем более была убеждена в своем и всеобщем процветании при грядущем новом строе; нынешнее же положение образованного сословия в России представлялось ей ничтожным и ужасающим, и она, скажем, не обращала никакого внимания на тот факт, что в России к 1914 году было 127 тысяч студентов — больше, чем в тогдашних Германии (79,6 тыс.) и Франции (42 тыс.) вместе взятых (то есть дело обстояло примерно так же, как и в книгоиздании){9}.

Стоит еще сообщить, что расхожее утверждение о «неграмотной» России, которая после 1917 года вдруг стала быстро превращаться в грамотную, — это заведомая дезинформация. Действительно большая доля неграмотных приходилась в 1917 году, во-первых, на старшие возрасты и, во-вторых, на женщин, которые тогда были всецело погружены в семейный быт, где грамотность не была чем-то существенно нужным. Что же касается, например, мужчин, вступавших в жизнь в 1890–1900-х годах, — то есть мужчин, которым к 1917 году было от 20 до 30 лет, — то даже в российской деревне 70 процентов из них были грамотными, а в городах грамотные составляли в этом возрасте 87,4 процента{10}. Это означало, что в молодой части рабочего класса неграмотных было всего лишь немногим более 10 процентов.

О рабочих следует сказать особо, ибо многие убеждены, что революционные акции в России совершала некая полунищая пролетарская «голытьба». Как раз напротив, решающую роль играли здесь квалифицированные и вполне прилично оплачиваемые люди — те, кого называют «рабочей аристократией». Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на любую фотографию 1900–1910-х годов, запечатлевшую революционных рабочих: по их одежде, прическе, ухоженности усов и бороды, осанке и выражению лиц их легко можно принять за представителей привилегированных сословий. Это были люди, которые, подобно предпринимателям и интеллигенции, стремились не просто к более обеспеченной жизни (она у них вовсе и не была скудной), но хотели получить свою долю власти, высоко поднять свое общественное положение. Вот хотя бы одно весомое свидетельство. Н. С. Хрущев вспоминал впоследствии: «Когда до революции я работал слесарем и зарабатывал свои 40–50 рублей в месяц, то был материально лучше обеспечен, чем когда работал секретарем Московского областного и городского комитетов партии» (то есть в 1935–1937 гг.; партаппаратные «привилегии» утвердились с 1938 г.){11}. Для правильного понимания хрущевских слов следует знать, что даже в Петербурге (в провинции цены были еще ниже) килограмм хлеба стоил тогда 5 коп., мяса — 30 коп. (стоит сказать и о «деликатесных» продуктах: 100 граммов шоколада — 15 коп., осетрины — 8 коп.); метр сукна — 3 руб., а добротная кожаная обувь — 7 руб. и т. д. Кроме того, к 1917 году Хрущеву было лишь 23 года, и он, конечно, не являлся по-настоящему квалифицированным рабочим, который мог получать в 1910-х годах и по 100 руб. в месяц.

Короче говоря, рабочий класс России к 1917 году вовсе не был тем скопищем полуголодных и полуодетых людей, каковым его пытались представить советские историки. Правда, накануне Февраля в Петербурге уже началась разруха (в частности, впервые за двухвековую историю города в нем образовались очереди за хлебом — их тогда называли «хвосты», а слово «очередь» в данном значении появилось лишь в советское время), но это было только последним толчком, поводом; Революция самым интенсивным образом назревала и готовилась по меньшей мере с начала 1890-х годов. Уже в 1901 году Горький изобразил впечатляющую фигуру рабочего Нила (пьеса «Мещане»), — мощного, независимого, достаточно много зарабатывающего и по-своему образованного человека, безоговорочно претендующего на роль хозяина России.

Итак, в России были три основные силы — предприниматели, интеллигенты и наиболее развитой слой рабочих, — которые активнейше стремились сокрушить существующий в стране порядок — и стремились вовсе не из-за скудости своего бытия, но скорее напротив — от «избыточности»; их возможности, их энергия и воля, как им представлялось, не умещались в рамках этого порядка…

Естественно встает вопрос о преобладающей части населения России — крестьянстве. Казалось бы, именно оно должно было решать судьбу страны и, разумеется, судьбу Революции. Однако десятки миллионов крестьян, рассеянные на громадном пространстве России, в разных частях которой сложились существенно различные условия, не представляли собой сколько-нибудь единой, способной к решающему действию силы. Так, в 1905–1906 годах русское крестьянство приняло весьма активное участие в выборах в 1-ю Государственную думу; достаточно сказать, что почти половина ее депутатов (231 человек) были крестьянами. Но, как показано в обстоятельном исследовании историка С. М. Сидельникова «Образование и деятельность Первой Государственной думы» (М., 1962), политические «пристрастия» крестьянства тех или иных губерний, уездов и даже волостей резко отличались друг от друга; это ясно выразилось в крестьянском отборе «уполномоченных» (которые, в свою очередь, избирали депутатов Думы): «В одних волостях избирали лишь крестьян… демократически настроенных, в других… по взглядам своим преимущественно правых и черносотенцев» (с. 138).

Вообще-то сотни тысяч крестьян в то время всецело поддерживали «черносотенцев», но это не могло привести к весомым результатам, ибо дело Революции решалось в «столицах», в «центре», который — поскольку Россия издавна была принципиально «централизованной» в политическом отношении страной — мог более или менее легко навязать свое решение провинциям.

И еще один пример. В 1917 году крестьянство в своем большинстве проголосовало на выборах в Учредительное собрание за эсеровских кандидатов, выступавших с программой национализации земли (а это целиком соответствовало заветной крестьянской мысли, согласно которой земля — Божья), и в результате эсеры получили в Собрании преобладающее большинство. Но когда поутру 6 января 1918 года большевики «разогнали» неугодное им Собрание, крестьянство, в сущности, ничего не сделало для защиты своих избранников (да и как оно могло это сделать — организовать всеобщий крестьянский поход на Петроград?).

Наконец, нельзя не остановиться на одной связанной с крестьянством проблеме — вернее, целом узле проблем, которые чаще всего толкуются тенденциозно или просто ошибочно. Крестьянство, количественно составлявшее основу населения России, не могло быть самостоятельной, активной и весомой политической (и, в частности, революционной) силой в силу бедности, весьма низкого жизненного уровня его преобладающего большинства. Совершенно ложно представление, согласно которому революции устраивают нищие и голодные: они борются за выживание, у них нет ни сил, ни средств, ни времени готовить революции. Правда, они способны на отчаянные бунты, которые в условиях уже подготовленной другими силами революции могут сыграть огромную разрушительную роль, но именно и только в уже созданной критической ситуации (так, множество крестьянских бунтов происходило в России и в XIX веке, но они не вели ни к каким существенным последствиям).

Ныне многие авторы склонны всячески идеализировать положение крестьянства до 1917 — или, точнее, 1914 года. Ссылаются, в частности, на то, что Россия тогда «кормила Европу». Однако Европу кормили вовсе не крестьяне, а крупные и технически оснащенные хозяйства сумевших приспособиться к новым условиям помещиков или разбогатевших выходцев из крестьян, использующие массу наемных работников. Когда же после 1917 года эти хозяйства были уничтожены, оказалось, что хлеба на продажу (и не только для внешнего, но и для внутреннего рынка), товарного хлеба в России весьма немного (вопрос этот был исследован виднейшим экономистом В. С. Немчиновым, и его выводы послужили главным и решающим доводом в пользу немедленного создания колхозов и совхозов). Крестьяне же — и до 1917 года, и после него — сами потребляли основное количество выращиваемого ими хлеба, притом многим из них не хватало этого хлеба до нового урожая…

Все это, казалось бы, противоречит сказанному выше о бурном росте России. Какой же рост, если составляющие преобладающее большинство населения крестьяне в массе своей бедны? Но, во-первых, и в жизни крестьянства в начале века были несомненные сдвиги. А с другой стороны, самое мощное развитие не могло за краткий срок преобразовать бытие огромного и разбросанного по стране сословия. Средние урожаи хлебов пока еще оставались весьма низкими — от 6,7 центнера с гектара пшеницы до 12,1 — кукурузы…

И крестьян легко было поднять на бунты, «подкреплявшие» революционные акции в столицах. А кроме того, для главных революционных сил — предпринимателей, интеллигенции и квалифицированных рабочих — бедность большинства крестьян (а также определенной массы «деклассированных элементов» — «босяков», воспетых Горьким и другими) являлась необходимым и безотказно действующим аргументом в их борьбе против строя. Есть все основания полагать, что в конечном счете всестороннее развитие России подняло бы уровень жизни крестьян. Но поборники «прогресса» были уверены, что, изменив политический строй, они могут без всяких помех повести всех к полному благоденствию…

* * *

Возвратимся еще раз к трем основным силам, которые «делали» Революцию. Их несло на гребне той могучей волны стремительного роста, который переживала Россия. Выше цитировались справедливые слова из предисловия к изданному в 1914 году отчету французского экономиста Э. Тэри, — слова о «здоровой, богатой стране, стремительно идущей вперед». Но вслед за этой фразой сказано: «Революция — не естественный итог предшествующего развития, а несчастье, постигшее Россию». И вот это уже весьма неточное суждение. Нет, именно невиданно бурный и чрезвычайно — в сущности, чрезмерно — быстрый рост «естественно» вылился, претворился в Революцию.

Об этом еще в 1912 году с острейшей тревогой говорил на заседании Русского собрания известный в то время писатель (Лев Толстой сказал в 1909 году, что у него «прекрасный язык, народный») и «черносотенный» деятель И. А. Родионов: «…русская душа с тысячами смутных хотений, с тысячами неосознанных возможностей, подобно безбрежному океану, разливается — через край… Великий народ… создавший мировую державу, не мог не быть обладателем такой воли, которая двигает горами… И народ доспел теперь до революции…

Я не верю в Россию… не верю в ее будущность, если она немедленно не свернет на другую дорогу с того расточительного и гибельного пути жизни, по которому она с некоторого времени (с 1890-х гг. — В.К.) пошла. Потенциальная сила народа тогда только внушает веру в себя, когда она расходуется в меру… У нас же этот Божеский закон нарушен»{12}.

Напомню еще раз переданные Розановым слова Суворина о том, что на его глазах «Россия страшно выросла во всем». Ведь не случайно же — хотя и, наверное, неосознанно — сорвался с его губ такой вроде бы неуместный эпитет!

Часто говорят, что слабость России накануне 1917 года доказывается ее «поражением» в тогдашней мировой войне. Но это, в сущности, беспочвенная клевета. За три года войны немцы не смогли занять ни одного клочка собственно русской земли (они захватили только часть входившей в состав империи территории Польши, а русские войска в то же время заняли не меньшую часть земель, принадлежавших Австро-Венгерской империи). Достаточно сравнить 1914 год с 1941-м, когда немцы, в сущности, всего за три месяца (если не считать их собственных «остановок» для подтягивания тылов) дошли аж до Москвы, чтобы понять: ни о каком «поражении» в 1914-м — начале 1917 года говорить не приходится.

Очень осведомленный и весьма умный Уинстон Черчилль, наслушавшись речей о «поражении России», написал в 1927 году: «Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которые она оказалась способна… Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо… пожираемая червями»{13}.

Впрочем, Черчилль не усматривает причину гибели Российской империи именно в том, что она, как он утверждает, развила неисчерпаемые силы, развила чрезмерно. Грозную опасность, таящуюся в «страшном» росте России, видели, пожалуй, одни только «черносотенцы». Прогрессистским и либеральным идеологам всех мастей, напротив, мнилось, что Россия развивается-де недостаточно быстро и широко (или даже вообще будто бы стоит на месте), они постоянно стремились сокрушить преграды, мешающие «движению вперед». И это была поистине безнадежная слепота людей, мчащихся в могучем потоке и не замечающих этого. Большинство из них в какой-то момент ужаснулось, но было уже поздно… И тогда они — опять-таки большинство — начали доказывать, что их прекрасная устремленность была чем-то или кем-то искажена, испорчена, превращена в свою противоположность.

Это был заведомо неверный диагноз; все, что делалось в России с 1890-х годов, и не могло завершиться иначе! Действительно мудрые люди — хотя их и теперь со злобой называют «черносотенцами» — ясно предвидели этот итог задолго до 1917 года. Выше приводилось честное признание одного из кадетских лидеров В. А. Маклакова, согласно которому «правые» в своих предвидениях оказались всецело правыми. И сам факт, что все происшедшее было совершенно точно предвидено (хотя бы в цитированной записке П. Н. Дурново), свидетельствует о неотвратимой закономерности происшедшего, — хотя либералы и тем более революционеры вплоть до 1917 года с полным пренебрежением отвергали «черносотенные» пророчества.

А после 1917 года многие либералы и революционеры взялись «исправлять» якобы кем-то искаженную историю. Ради этого была начата тяжелейшая Гражданская война.

В течение многих лет официальная пропаганда стремилась доказать, что Белая армия вела войну для восстановления «самодержавия, православия, народности». И в конце концов это было принято на веру чуть ли не всеми. Не буду скрывать, что и сам я в свое время — в 1960-х годах — полагал, что Белая армия имела целью воскрешение той исторической России, перед которой преклонялись Гоголь и Достоевский, Леонтьев и Розанов. Помню, как, пролетая четверть с лишним века назад в самолете над Екатеринодаром (я не называл его Краснодаром), несколько человек торжественно встали, чтобы почтить память павшего здесь «Лавра Георгиевича» (Корнилова), как мы благоговейно взирали на возлюбленную «Александра Васильевича» (Колчака) А. В. Тимиреву, которая дожила до 1975 года…

Сейчас такие жесты стали общей модой, и многие видят во всех генералах и офицерах Белой армии жертвенных (пусть и тщетных) спасителей русской монархии… Однако перед нами глубочайшее заблуждение. Один из виднейших деятелей Белой армии, генерал-лейтенант Я. А. Слащов-Крымский поведал в своих предельно искренних воспоминаниях, что по политическим убеждениям эта армия представала как «мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… «Боже Царя храни» провозглашали только отдельные тупицы (то есть люди, не понимавшие основную направленность белых. — В.К.), а масса Добровольческой армии надеялась на «учредилку», избранную по «четыреххвостке», так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал»{14}.

Впрочем, обратимся к главным вождям Белой армии. Все они — «выдвиженцы» кадетско-эсеровского Временного правительства. Не буду останавливаться на беззастенчиво предавшем своего Государя и занявшем его пост Верховного главнокомандующего М. В. Алексееве, поскольку он не так уж знаменит. Но вот широко популярные Л. Г. Корнилов и А. И. Деникин. К Февралю они были всего только командирами корпусов, то есть стояли в ряду многих десятков тогдашних военачальников. В 1917 году за нелепо краткий срок в несколько месяцев они перепрыгивают через ряд ступенек должностной иерархии. Корнилов становится сначала Главнокомандующим войсками Петроградского военного округа и первым делом — уже 7 марта — лично арестовывает царскую семью… Затем он командует армией, фронтом и, наконец, назначается Верховным главнокомандующим. Деникин в марте же из комкора превращается в начальника штаба Ставки Верховного главнокомандования, а затем получает в руки Западный фронт…

Необходимо иметь в виду при этом, что Временное правительство провело очень большую «чистку» в армии. Лучший современный знаток военной истории А. Г. Кавтарадзе сообщает: «Временное правительство уволило из армии сотни генералов, занимавших при самодержавии высшие строевые и административные посты… Многие генералы, отрицательно относившиеся к проводимым в армии реформам… уходили из армии сами»{15}. Совершенно иной была судьба Корнилова и Деникина.

Всем известно, что оба эти генерала вступили позднее в острый конфликт с Керенским; однако это был скорее результат борьбы за власть, нежели последствие каких-либо глубоких расхождений.

Вице-адмирал А. В. Колчак к Февралю был на более высокой ступени, чем эти два генерала: он командовал Черноморским флотом. Вскоре после переворота его призывают в Петроград, чтобы отдать в его руки важнейший Балтийский флот. Чуть ли не первое, что он делает, приехав в столицу, — идет на поклон к патриарху РСДРП Г. В. Плеханову… Назначение Колчака, который тут же был произведен в «полные» адмиралы, на Балтику в силу разных обстоятельств отложили, и Временное правительство отправляет его с некой до сих пор не вполне ясной миссией в США (официально речь шла всего-навсего об «обмене опытом» в минном деле, но по меньшей мере странно, что подобная роль предоставляется одному из ведущих адмиралов…). Из США Колчак через Японию и Китай прибывает в сопровождении представителей Антанты в Омск, чтобы стать военным министром, а позднее главой созданного здесь ранее эсеровско-кадетского правительства. Едва ли не главным «иностранным» советником Колчака оказывается в Омске капитан французской армии (в которую он поступил в 1914 году), родной брат-погодок Я. М. Свердлова и приемный сын А. М. Горького (Пешкова) Зиновий Пешков, еще в июле 1917 года назначенный представителем французского правительства при Керенском, а позднее явившийся (как и Колчак, через Японию и Китай) в Сибирь…

Перед нами поистине поразительная ситуация: в красной Москве тогда исключительно важную — вторую после Ленина — роль играет Яков Свердлов, а в белом Омске в качестве влиятельнейшего советника пребывает его родной брат Зиновий! Невольно вспоминаешь широко известное стихотворение Юрия Кузнецова «Маркитанты»… При этом нельзя еще не напомнить, что именно Колчак был объявлен тогда Верховным правителем России, которому — пусть хотя бы формально — подчинялись все без исключения белые.

Все эти и другие подобные факты, раскрывающие характер белого движения, отнюдь не являются в настоящее время некими тайнами за семью печатями (хотя кое-что в них остается сугубо таинственным); они изложены по документальным данным в целом ряде общедоступных исследований. Но в общем сознании эти факты не присутствуют. Так, например, в новейших кинофильмах, изображающих белых (а таких фильмов было немало), последние обычно представлены в качестве истовых монархистов. Разумеется, в составе Белой армии были и монархисты, но они, если и действовали, то сугубо тайно и к тому же подвергались слежке, а подчас и репрессиям.

А. И. Деникин рассказывает, например, в своем основательном труде «Очерки русской смуты» о подпольной деятельности монархистов в его войсках во время его «похода на Москву»:

«Вероятно, усилия их не были бесплодны, потому что в августе (1919 года. — В.К.) информационная часть «ОСВАГА» («Осведомительное агентство». — В.К.) отмечала: «Что касается монархических партий и групп, то… главным их орудием является отдел военной пропаганды. Они сумели посадить туда многих своих единомышленников, через которых распространяют свою литературу. Правда, делается это весьма осторожно и без ведома лиц, стоящих во главе отдела, через низших служащих…» Крайние правые партии, — свидетельствует далее Деникин уже от себя лично, — не захватывали… численно широких кругов населения и армии… Я знаю очень многих добровольцев, которые не слыхали никогда названий этих организаций. О существовании некоторых из них я сам узнал только теперь при изучении материалов. Точно так же они не имели своей легальной прессы… Но их подпольная агитация оказывала несомненное влияние, в особенности среди неуравновешенной (! — В.К.) и мало разбиравшейся в политическом отношении части офицерства… У них был, однако, общий лозунг — «Самодержавие, православие и народность»… Что касается отношения этого сектора к власти (имеется в виду власть белых. — В.К.), оно было вполне отрицательным»{16}.

Подобных свидетельств можно привести сколько угодно. Иногда пытаются объяснить категорическое неприятие белыми вождями монархии и вообще «дофевральской» России их социальным происхождением: ведь, скажем, основатель Белой армии генерал Алексеев был сыном простого солдата, Корнилов — казачьего хорунжего (чин, соответствующий низшему, уже даже «полуофицерскому» званию прапорщика), Деникин — вообще сыном крепостного крестьянина, правда, сумевшего выслужиться из рядовых в офицеры, и т. п. Кстати сказать, из 70 с лишним генералов и офицеров — «отцов-основателей» Белой армии, участников 1-го Кубанского похода, — как выяснил уже упомянутый превосходный современный историк А. Г. Кавтарадзе, — всего только четверо обладали какой-нибудь наследственной или приобретенной собственностью; остальные жили и до 1917 года только на служебное жалованье (по-нынешнему — на зарплату).

В связи с этим А. Г. Кавтарадзе иронически цитирует суждение историка Л. М. Спирина, утверждающего, что белые-де «не могли смириться с тем, что рабочие и крестьяне отняли у них и их отцов земли, имения, фабрики, заводы» (с. 36), и именно поэтому воевали. Никаких земель и заводов ни у белых генералов, ни тем более у их отцов не было и в помине.

Что ж, поэтому они и шли против прежней России? Дело, по-видимому, обстоит сложнее. Алексеев, Корнилов, Деникин совершили в конце XIX — начале XX Века воистину головокружительную карьеру (подумайте только: родившийся в тверской деревне в семье рядового солдата Алексеев, выпущенный в свои 19 лет прапорщиком из юнкерского училища, к 57 годам стал генералом от инфантерии!). И это значит, что они оказались на самом гребне мощного и стремительного роста России — роста, который побуждал их верить в безграничный «прогресс». Вполне уместно сказать, что эти генералы были настроены, в сущности, «революционно», и, конечно, совершенно не случайно тот же Алексеев вместе с «левеющим» октябристом Гучковым начиная с 1915 года готовил военный заговор, предусматривающий насильственное свержение Николая II.

Исходя из всего этого естественно заключить, что само название «Белая армия» (или «гвардия») возникло как противоположение не только (а может быть, и не столько) «Красной армии», но и «Черной сотне»…

Весной 1993 года я участвовал в телевизионной программе, посвященной памяти Николая II. Большинство выступавших, как это сегодня принято, весьма положительно отзывались о последнем русском самодержце (кстати, «самодержец» означает вовсе не абсолютный, а суверенный монарх). Но один историк, не преодолевший ненависти, обвинил Николая II в том, что его сторонники развязали Гражданскую войну, повлекшую неисчислимые жертвы. Я возражал историку, но по краткости отпущенного мне времени не мог произнести то, что изложено выше. Невозможно оспорить, что Гражданской войной руководили отнюдь не монархисты, а либералы (прежде всего — кадеты) и революционеры, не согласные с большевиками (главным образом эсеры).

В конце концов Белая армия никак не могла — если бы даже и хотела — идти на бой ради восстановления монархии, поскольку Запад (Антанта), обеспечивавший ее материально (без его помощи она была бы бессильна) и поддерживавший морально, ни в коем случае не согласился бы с «монархической» линией (ибо это означало бы воскрешение той реальной великой России, которую Запад рассматривал как опаснейшую соперницу).

Сравнительно недавно (хотя еще до пресловутой «гласности») было издано тщательное исследование историка Н. Г. Думовой «Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917–1920 гг.)» (М., 1982), в котором неопровержимо доказано, что ни о какой существенной деятельности монархистов в ходе Гражданской войны не может быть и речи, что решающую роль играли кадеты и эсеры (последние — особенно в стане Колчака). Любопытно, что Н. Г. Думова, — по-видимому, для того, чтобы, как говорится, не дразнить гусей, — уважительно пишет о тех историках, которые пытались (конечно, совершенно тщетно) доказать, что вина за Гражданскую войну лежит на монархистах. Так, она пишет (с. 12), что-де «большой вклад… внесла монография Г. З. Иоффе «Крах российской монархической контрреволюции» (1977)». Между тем труд самой Н. Г. Думовой, по существу, начисто опровергает основные положения сей монографии…

Впрочем, при более или менее вдумчивом чтении становится ясно, что и книга Г. З. Иоффе сама опровергает свое собственное название (и, разумеется, основной свой тезис) — «Крах российской монархической контрреволюции». Нельзя не заметить, что определение «монархическая» — это только смягченный вариант определения «черносотенная», ибо последнее слово присутствует в книге Г. З. Иоффе едва ли не на большинстве страниц — и присутствует в конечном счете для того, чтобы «свалить» на «черносотенцев» трагедию Гражданской войны.

Но поскольку книга Иоффе — это все же не пропагандистская брошюра, а обширное исследование, в котором приводится множество разнообразных фактов, заявленная автором версия, согласно которой главной силой, развязавшей Гражданскую войну, были монархисты (читай — «черносотенцы»), буквально рушится на глазах любого внимательного читателя.

Судите сами. Г. З. Иоффе сообщает, например (отрицать это невозможно), что в стане Колчака «политически первую скрипку… играли правые эсеры» (при этом не надо удивляться слову «правые»: если говорить о левых эсерах, то они до лета 1918 года делили власть с большевиками, входили в Совнарком и ВЦИК Советов). Однако затем Г. З. Иоффе начинает уверять нас, что на деле-то колчаковская армия была-де во власти «махровых черносотенцев» (с. 169). Из чего же это следует? Оказывается, при Колчаке, пишет Иоффе, «в Омске и других городах действовала тайная (выделено мною. — В.К.) организация офицеров-монархистов» (с. 176), ибо «черносотенно настроенная омская военщина предпочитала действовать негласно» (с. 177); более того, Иоффе утверждает (без каких-либо аргументов), что, мол, даже и сам Колчак всегда оставался «скрытым монархистом…» (с. 181).

Между прочим, ничего себе обстановочка, при которой Верховный правитель вынужден тщательно скрывать свои истинные убеждения! При этом Иоффе, как ни странно, утверждает еще, что, несмотря на монархизм Верховного правителя, «в монархических кругах… вынашивались планы переворота, направленного… против режима Колчака» (с. 193), что «наиболее реакционно настроенные (то есть «махрово черносотенные». — В.К.) генералы и офицеры не оставляли своих надежд «убрать» Колчака» (с. 196). Вот уж в самом деле курьез: казалось бы, Колчаку следовало только шепнуть этим генералам и офицерам, что в действительности он монархист, и все было бы в порядке.

Но суть дела даже и не в этом. Вполне можно допустить, что какая-то часть генералов и офицеров в стане Колчака тайно исповедовала монархические и даже «махрово черносотенные» взгляды. Однако пытаться на этом основании объявить колчаковцев вообще «монархистами» и «черносотенцами» — в сущности, то же самое, что объявить их «большевиками», поскольку ведь в армии Колчака очень активно действовала и большевистская агентура (гораздо более активно, чем «черносотенная»). Член тогдашнего Омского (подпольного) комитета РКП(б) С. Г. Черемных вспоминал: «Основную работу среди солдат (колчаковских. — В.К.) вели рабочие из нелегальных партийных ячеек и боевых групп (десяток)… Они доводили до сознания мобилизованных в колчаковскую армию, что война против Советской республики только на пользу русской и международной буржуазии. Каждое утро на постовых будках, дверях, оконных рамах и стеклах складов появляются надписи: «Долой эту сволочь — сибирское правительство и его ставленников!»{17} — то есть эсеров и Колчака с его генералами и т. д. и т. п. «Тайная» деятельность «черносотенцев» в стане Колчака совершенно меркнет перед этой не столь уж тайной деятельностью большевиков! Монархисты, согласно утверждениям самого Г. З. Иоффе, лишь еле заметно нечто затевали…

Более решительно пытались действовать затаившиеся монархисты позднее, при Врангеле, — то есть уже перед концом Белой армии. Иоффе сообщает о том, что готовился «монархический заговор, созревший (даже! — В.К.) в мае — июне 1920 г. среди части морских офицеров Севастополя. План заговорщиков состоял в том, чтобы арестовать Врангеля и нескольких близких ему лиц (из числа, понятно, либеральных деятелей. — В.К.), после чего провозгласить главой белого движения великого князя Николая Николаевича». Однако «заговор очень быстро был раскрыт и ликвидирован» (с. 261).

Сообщая о подобных фактах, Иоффе, повторяю, начисто опровергает декларируемое в названии его книги и в многочисленных общих фразах представление о Белой армии как монархической и «черносотенной». Да, в этой армии, конечно, были и «черносотенцы». Но они ни в коей мере не определяли ее политическое лицо.

Нельзя не сказать еще о том, что Иоффе не раз на протяжении своей книги говорит о деятельности во время Гражданской войны реальных «черносотенных» лидеров — главным образом Н. Е. Маркова и В. М. Пуришкевича. Но деятельность эта, как выясняется из книги, целиком сводилась к вынашиванию планов (именно и только вынашиванию) освобождения арестованного Николая II, к изданию немногих и малотиражных монархических брошюр и прокламаций и, наконец, к различным не имевшим каких-либо серьезных последствий совещаниям «черносотенцев» и их посланиям друг другу. Никакого результативного участия в Гражданской войне эти доподлинные «черносотенцы» не принимали.

Многое раскрывает следующее сопоставление: выше упоминалось, как адмирал Колчак пошел на поклон к лидеру РСДРП Плеханову, а Иоффе, в свою очередь, рассказывает, что произошло после того, как лидер «черносотенцев» Пуришкевич сумел однажды пробиться на прием к генералу Корнилову: «Сведения об этом попали в печать, и корниловскому окружению пришлось разъяснить, что встреча эта была чисто официальной и продолжалась несколько минут» (с. 82).

Все это недвусмысленно свидетельствует, что, во-первых, Белая армия, по существу, не имела ничего общего с «черносотенцами» (и, выражаясь мягче, монархистами) и, во-вторых, «черносотенцы» не играли сколько-нибудь значительной роли в Гражданской войне. А значит, нелепо вменять им в вину эту кровавую мясорубку, — как, впрочем, и вообще какие-либо кровавые дела (о чем еще будет сказано подробно).

* * *

Итак, в Гражданской войне столкнулись две по сути своей «революционные» силы. Отсюда и крайняя жестокость борьбы. Для консерваторов (а монархисты, без сомнения, консервативны по определению) вовсе не характерна агрессивность, они видят свою цель в том, чтобы сохранить, а не завоевать.

В высшей степени характерно, что Николай II без борьбы отрекся от престола, ибо, как сказано в его Манифесте от 2 марта 1917 года, «почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение…».

Но об этом мы будем говорить в следующей главе. Отмечу еще, что многое из того, о чем было сказано выше, имеет прямое отношение к сегодняшним проблемам, но для выявления сей «переклички» необходимо охарактеризовать еще ряд сторон эпохи Революции.


Примечания:



К главе второй «Что такое Революция?»

id="c2_1">

1) Розанов В. В. Из воспоминаний и мыслей об А. С. Суворине. М., 1992, с. 18.

id="c2_2">

2) Тэри Э. Россия в 1914 г. Экономический обзор. Paris, 1986, с. 1.

id="c2_3">

3) Назаров А. И. Книга в советском обществе. М., 1964, с. 28.

id="c2_4">

4) «Вопросы философии», 1990, № 8, с. 133, 134–135, 136.

id="c2_5">

5) Федотов Г. П. Империя и свобода. Нью-Йорк, 1989, с. 99–100.

id="c2_6">

6) Там же, с. 91.

id="c2_7">

7) Бердяев H. Душа России. М., 1990, с. 12, 14.

id="c2_8">

8) Токвиль. Старый порядок и Революция. М., 1905, с. 196–197.

id="c2_9">

9) См.: Миронов Б. H. История в цифрах. Л., 1992, с. 136.

id="c2_10">

10) Там же, с. 82, 83.

id="c2_11">

11) «Вопросы истории», 1992, № 2–3, с. 82.

id="c2_12">

12) Родионов И. А. Два доклада. СПб., 1912, с. 79, 77, 71.

id="c2_13">

13) Цит. по кн.: Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. Мюнхен, 1949, т. II, с. 256, 257.

id="c2_14">

14) Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым 1920 г. М., 1990, с. 40.

id="c2_15">

15) Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. М., 1988, с. 30.

id="c2_16">

16) Деникин А. И. Поход на Москву. М., 1989, с. 75, 76.

id="c2_17">

17) Разгром Колчака. Воспоминания. М., 1969, с. 242.

>

К главе третьей «Неправедный суд»

id="c3_1">

1) Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991, с. 270.

id="c3_2">

2) Иоффе Г. З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977, с. 280.

id="c3_3">

3) Булгаков С. Н., цит. изд., с. 28.

id="c3_4">

4) Палеолог Морис. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 265, 291.

id="c3_5">

5) Цит. по кн.: Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 334.

id="c3_6">

6) Цит. по кн.: Степанов С. А. Черная сотня в России (1905–1914). М., 1992, с. 91.

id="c3_7">

7) Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. — 1920 г.). М., 1977, с. 172.

id="c3_8">

8) Журн. «Родина», 1992, № 2, с. 20.

id="c3_9">

9) Обнинский В. П. Новый строй. М., 1909, с. 18.

id="c3_10">

10) Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991, с. 281–283.

id="c3_11">

11) «Исторические записки». М., 1971, т. 91, с. 269–270.

id="c3_12">

12) Шульгин В. В. «Что нам в них не нравится…» СПб., 1992, с. 234.

id="c3_13">

13) Герасимов А. В. На лезвии с террористами. М., 1991, с. 150. Эти воспоминания известны С. А. Степанову только по цитатам в других работах (ср. с. 92 и 118 его книги).

id="c3_14">

14) Шульгин В. В. цит. соч., с. 235.

id="c3_15">

15) Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 325.

id="c3_16">

16) Цит. по кн.: Яковлев Н. 1 августа 1914. М., 1974, с. 141.

id="c3_17">

17) Милюков П. Н. цит. соч., с. 445.

id="c3_18">

18) Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917–1920). М., 1982, с. ПО, 114, 117. Историк, правда, назвала здесь великого герцога Гессенского и Рейнского «принцем».

id="c3_19">

19) Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е издание, т. 34, с. 348.

id="c3_20">

20) «Вопросы истории», 1991, № 7–8, с. 154.

id="c3_21">

21) Цит. по кн.: Аврех А. Я. Распад третьеиюньской системы. М., 1985, с. 136.

id="c3_22">

22) Цит. по кн.: Шульгин В. Годы. Воспоминания бывшего члена Государственной Думы. М., 1979, с. 267.

id="c3_23">

23) Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 335–336.

id="c3_24">

24) Аврех А. цит. соч., с. 134–135.

id="c3_25">

25) Булгаков С. Н. цит. соч., с. 300, 308. (Выделено мною. — В.К.)

id="c3_26">

26) Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989, с.153.

id="c3_27">

27) Буржуазия и помещики в 1917 году. Частные совещания членов Государственной Думы. М., 1932, с. 284.

>

К главе четвертой «Правда о погромах»

id="c4_1">

1) Inquisition and Society in Early Modern Europe. London, 1987, p. 10–25.

id="c4_2">

2) Гессен Ю. История еврейского народа в России. Москва-Иерусалим, 1993, с. 217–218; Он же. Погромы в России. ЕЭ, т. 12, с. 612 и след.

id="c4_3">

3) См.: Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. II. Восьмидесятые годы. Прг. —М., 1923, с. 529–542.

id="c4_4">

4) Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. I. Прг., 1919, с. 135–137.

id="c4_5">

5) «Литературная учеба», 1992, № 1–3, с. 114–115.

id="c4_6">

6) Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. 1,с. 354–355.

id="c4_7">

7) Сироткин В. Так кто же раскручивает «кровавую карусель»? В кн.: Резник С Кровавая карусель. М., 1991, с. 209, 214. (Курсив мой. — В.К.)

id="c4_8">

8) Степанов С. А. Черная сотня в России (1905–1914 гг.). М., 1992, с. 68.

id="c4_9">

9) Малая Советская Энциклопедия. М., 1931, т. 6, с. 627–628.

id="c4_10">

10) Еврейская Энциклопедия, т. 12, с. 618, 622; в последней цитируемой фразе я опустил упоминание о том, что погром произошел в 1906 году еще и в Гомеле — притом здесь же дана такая отсылка: «см. Гомельский процесс, Евр. Энц., т. 6, с. 666–667». По-видимому, слово «Гомель» вставил не автор статьи — весьма точный человек, — а какой-нибудь редактор, не обративший внимание на тот факт, что в 1906 году завершился судебный процесс по делу о гомельском погроме, а сам-то погром состоялся еще в 1903 году (см. указанную статью в 6-м томе ЕЭ).

id="c4_11">

11) Обнинский В. Новый строй. М., 1909, с. 8.

id="c4_12">

12) Левицкий В. Правые партии. В кн.: Общественное движение в России в начале XX века. СПб., 1914, т. III, кн. 5, с. 392.

id="c4_13">

13) Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. I, с. XII.

id="c4_14">

14) Малая Советская Энциклопедия, т. 6, с. 628.

id="c4_15">

15) Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. — 1920 г.). М., 1977, с. 92, 171.

id="c4_16">

16) «Родина», 1992, № 2, с. 19.

id="c4_17">

17) Laqueur Walter. Stalin. The Glasnost Revelations. N.Y., 1990, p. 247.

id="c4_18">

18) Лакер Уолтер. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон, 1991, с. 120.

id="c4_19">

19) Государственная Дума. Стенографические отчеты. Третий созыв. Сессия IV. СПб., 1911, ч. III, стб. 3146.

id="c4_20">

20) Цит. по кн.: Кузьмичев А., Петров Р. Русские миллионщики. Семейные хроники. М., 1993, с. 108.

>

К главе пятой «Истинная причина травли «черносотенцев»

id="c5_1">

1) Pogroms: Anti-Jewish Violence in Modern Russian History. Cambridge University Press, 1992.

id="c5_2">

2) «Вестник Еврейского университета в Москве», 1993, № 2, с. 232.

id="c5_3">

3) Там же, с. 233. (Курсив мой. — В.К.)

id="c5_4">

4) «Родина», 1994, № 1, с. 25.

id="c5_5">

5) Цит. по кн.: Марков Н. Е. Войны темных сил. М., 1993, с. 147.

id="c5_6">

6) См.: Минувшее. Исторический альманах, 14. М. — СПб., 1993, с. 145–225.

id="c5_7">

7) См.: Лакер Уолтер. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон, 1991, с. 146.

id="c5_8">

8) «Наш современник», 1991, № 9, с. 90, 93.

id="c5_9">

9) Жаботинский Владимир (Зеев). Избранное. Иерусалим-Санкт-Петербург, 1992, с. 74–75.

id="c5_10">

10) «Исторический архив», 1993, № 4, с. 220.

id="c5_11">

11) «Российский архив», IV. М., 1993, с. 6.

id="c5_12">

12) Обнинский В. Новый строй. М., 1909, с. 271.

id="c5_13">

13) Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991, с. 237.

id="c5_14">

14) Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. М., 1992, Т. 2, с. 43.

id="c5_15">

15) Аврех А. Я. Царизм и IV Дума. 1912–1914 гг. М., 1981, с. 227.

id="c5_16">

16) Виктор Михайлович Васнецов. Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников. М., 1987, с. 213.

id="c5_17">

17) «Вестник Еврейского университета в Москве», 1993, № 4, с. 147.

id="c5_18">

18) Цит. по кн.: Степанов С. А. Черная сотня в России (1905–1914 гг.). М., 1992, с. 104.

id="c5_19">

19) Русские писатели… Т. 2, с. 44.

id="c5_20">

20) Цит. по кн.: Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907–1911 гг. Л., 1978, с. 132.

id="c5_21">

21) Цит. по журн.: «Вестник Еврейского университета в Москве», 1993, № 4, с. 152.

id="c5_22">

22) Аврех А. Я. П. А. Столыпин…, с. 226–227.

id="c5_23">

23) Жаботинский., цит. соч., с. 72, 73.

id="c5_24">

24) См.: «Вестник Еврейского университета в Москве», 1993, № 4, с. 151.

id="c5_25">

25) Жаботинский, цит. соч., с. 122.

id="c5_26">

26) Сироткин В. Г. Вехи отечественной истории. М., 1991, с. 52.

id="c5_27">

27) Карсавин Л. П. Россия и евреи. В кн.: Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX — первой половины XX века. СПб, 1993, с. 407. В 1928 году статья впервые опубликована в эмигрантском журнале «Версты», одним из редакторов которого был муж М. И. Цветаевой — С. Я. Эфрон.

id="c5_28">

28) Шафаревин И. Р. Сочинения. В трех томах. М., 1994, т. 2, с. 142–143, 158.

id="c5_29">

29) Нежный Александр. Комиссар дьявола. М., 1993, с. 7.

id="c5_30">

30) Марков Н. Е., цит. соч., с. 121.

id="c5_31">

31) Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980, с. 61.

id="c5_32">

32) Альбац Евгения. Мина замедленного действия. (Политический портрет КГБ). М., 1992, с. 129–130.

id="c5_33">

33) Кабузан В. М. Народы России в первой половине XIX в. Численность и этнический состав. М., 1992, с. 162, 204.

id="c5_34">

34) Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в тридцати томах. Л., 1983, т. 25, с. 86. (Выделено автором.)

id="c5_35">

35) «Вестник Еврейского университета в Москве», 1994, № 1, с. 42.

id="c5_36">

36) СССР в цифрах. М., 1935, с. 273.

id="c5_37">

37) Бела Моте. Мир Жаботинского. Иерусалим — Москва, 1992, с. 153.

id="c5_38">

38) См., напр.: «Наш современник», № 6 за 1990 г. и № 9 за 1991 г. и мою книгу «Судьба России: вчера, сегодня, завтра» (М., 1990, с. 221–246).

>

К глава шестой

«Что же в действительности произошло в 1917 году?»

id="c6_1">

1) Войсковые комитеты действующей армии. Март 1917 г. — март 1918 г. М., 1981, с. 18.

id="c6_2">

2) Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959, с. 207.

id="c6_3">

3) Цит по кн.: Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980, с. 69.

id="c6_4">

4) Деникин А. И. Очерки русской смуты. «Вопросы истории», 1990, № 8, с. 78.

id="c6_5">

5) Суханов Н. Н. Записки о революции. М., 1990, т. 1, с. 53.

id="c6_6">

6) Блок Александр. Собрание сочинений в восьми томах. М.-Л., 1963, т. 8, с. 498.

id="c6_7">

7) Блок Александр. Записные книжки 1901–1920. М., 1965, с. 379, 380.

id="c6_8">

8) См.: Бонч-Бруевич Вл. Из воспоминаний о П. А. Кропоткине. Журн. «Звезда», 1930, с. 182–183 (перепечатано в кн.: «За кулисами видимой власти». М., 1984, с. 94–96); Яковлев H. 1 августа 1914. М., 1974; Старцев В. И. Революция и власть. М., 1978; Он же. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980; За кулисами видимой власти. М., 1984; Старцев В. И. Российские масоны XX века. «Вопросы истории», 1989, № 6; Русское политическое масонство. 1906–1918 гг. (Документы из архива Гуверовского института войны, революции и мира). «История СССР», 1989, № 6 и 1990, № 1; Замойский Лоллий. За фасадом масонского храма. Взгляд на проблему. М., 1990; Старцев Виталий. Что могут масоны. Газ. «Экономика сегодня и завтра». М., 1992, № 1, 1993, № 1. Определенные итоги изучения масонства подведены в издании: Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993; здесь освещена масонская принадлежность многих главных «героев Февраля». Основная эмигрантская и иностранная литература о российском масонстве XX века указана в статье В. И. Старцева в журн. «Вопросы истории», 1989, № 6 (см. сноски к с. 34–38).

id="c6_9">

9) Николаевский Б. И. Русские масоны и революция. М., 1990, с. 94, 96.

id="c6_10">

10) Так, виднейшие русские историки В. О. Ключевский и, вслед за ним, С. Ф. Платонов убедительно объяснили явление пугачевщины указами Петра III и Екатерины II о «вольности дворянской», которые расшатали наиболее широкую опору власти и, с другой стороны, породили «законное» стремление к вольности в крестьянстве.

id="c6_11">

11) В ноябре 1824 года Пушкин писал своему брату Льву из Михайловского: «…пришли мне… Жизнь Емельки Пугачева» (Пушкин А. С. Письма. М.-Л., 1926, т. 1, с. 96); имелась в виду единственная тогда книга о Пугачеве (переведенная с немецкого), которую, впрочем, Пушкин позднее назвал «глупым романом».

id="c6_12">

12) «Вопросы истории», 1990, № 9, с. 103–104.

id="c6_13">

13) Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1983, с. 233.

id="c6_14">

14) Цит. по журн.: «Согласие», 1993, № 2, с. 213–214.

id="c6_15">

15) Розанов В. В. О себе и жизни своей. М., 1990, с. 421–422.

id="c6_16">

16) Бунин И. А. Собрание сочинений. Берлин, 1935, т. X, с. 165.

id="c6_17">

17) Блок Александр. Собрание сочинений. Т. 7, с. 330.

id="c6_18">

18) Блок Александр. Записные книжки… с. 394.

id="c6_19">

19) Троцкий Л. Литература и революция. М., 1991, с. 102.

id="c6_20">

20) Станкевич В. Б. Революция. В кн.: Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 года. М., 1991, с. 239.

id="c6_21">

21) Бернштам Михаил. Стороны в гражданской войне 1917–1922 гг. М., 1992, с. 21.

id="c6_22">

22) Бернштам Михаил., цит. соч., с. 41; Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России (1917–1920 гг.). М., 1968, с. 180.

id="c6_23">

23) Иллерицкая Е. В. Аграрный вопрос: провал аграрных программ и политики непролетарских партий в России. М., 1981, с. 119.

id="c6_24">

24) Минувшее. Исторический альманах. I. М., 1990, с. 309.

id="c6_25">

25) Карсавин Л. П. Философия истории. СПб., 1993, с. 307, 308, 309.

id="c6_26">

26) Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М. — СПб., 1992, с. 354.

id="c6_27">

27) Цит. по кн.: Последние дни Романовых. Документы, материалы следствия, дневники, версии. Свердловск, 1991, с. 90.

id="c6_28">

28) Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. Л., 1927, с. 163.

id="c6_29">

29) Дневники императора Николая II. М., 1991, с. 625.

id="c6_30">

30) Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. Нью-Йорк, 1986, с. 36–39, 58–60.

id="c6_31">

31) «История СССР», 1990, № 1, с. 153.

id="c6_32">

32) Николаевский Б. И. Русские масоны и революция. М., 1990, с. 92.

id="c6_33">

33) Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991, с. 213. Необходимо отметить, что и самого великого князя Александра Михайловича Н. Н. Берберова причислила к масонству; в действительности же он участвовал в своего рода придворной игре — «Ложе филалетов», в которую, как сообщала сама Н. Н. Берберова, «принимали всех, кто хотел» (с. 23). Никакого отношения к политике эта «ложа» не имела и не могла иметь.

id="c6_34">

34) Александр Иванович Гучков рассказывает… Воспоминания Председателя Государственной Думы и военного министра Временного правительства. М., 1993, с. 9.

id="c6_35">

35) «Военно-исторический журнал», 1967, № 5, с. 113.

id="c6_36">

36) Командующий Балтийским флотом адмирал А. И. Непенин считал себя продолжателем дела декабристов и готовился к перевороту; по известной логике «за что боролись…» он был уже 4 марта 1917 года убит взбунтовавшимися матросами…

id="c6_37">

37) Старцев В. Я. Русская буржуазия и самодержавие в 1905–1917 гг. Л., 1977, с. 248.

id="c6_38">

38) Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959, с. 118, 169, 233–234.

id="c6_39">

39) Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1933, с. 166.

id="c6_40">

40) Белая Россия. Альбом № 1. Нью-Йорк, 1937 г. Репринт — СПб., 1991, с. 123, 11, 17, 60.

id="c6_41">

41) Назаров М. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992, с. 40.

id="c6_42">

42) «Вопросы истории», 1993, № 10, с. 113–114.

id="c6_43">

43) Леховин Д. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992, с. 22.

id="c6_44">

44) Цит. по кн.: Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983, с. 16.

id="c6_45">

45) См.: Дроков С. В. Александр Васильевич Колчак. «Вопросы истории», 1991, № 1, с. 61.

id="c6_46">

46) Гуль Р. Ледяной поход. Деникин А. И. Поход и смерть генерала Корнилова. Будберг А. Дневник. М., 1990, с. 252.

id="c6_47">

47) Цит. по кн.: Думова H. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917–1920 гг.). М., 1982, с. 337.

id="c6_48">

48) Гриф секретности снят. Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993, с. 54.

id="c6_49">

49) Поскольку в 1918–1922 годах не велась статистика новорожденных, невозможно достоверно выяснить количество умерших детей.

id="c6_50">

50) Кожинов Вадим. Жертвы насилия. Истинные наши потери с 1917 по 1941 год. «Москва», 1994, № 6, с. 126–129.

id="c6_51">

51) Малая Советская Энциклопедия. М., 1929, т. 1, с. 703.

id="c6_52">

52) Шульгин В. В. Что нам в них не нравится… Об антисемитизме в России. СПб., 1992, с. 123.

id="c6_53">

53) Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917–1920 гг. М., 1988, с. 196.

id="c6_54">

54) Источник. Документы русской истории. Приложение к российскому историко-публицистическому журналу «Родина». М., 1993, № 2, с. 27.

id="c6_55">

55) Цит. изд., 1993, № 3, с. 13.

id="c6_56">

56) См.: Кавтарадзе А. Г., цит. соч., с. 174.

id="c6_57">

57) Великий князь Александр Михайлович, цит. соч., с. 256–257.

id="c6_58">

58) Как пишет, основываясь на многолетнем исследовании проблемы, В. И. Старцев, в масонство — разумеется, еще до 1917 года — входили только «двое большевиков — вероятно, в качестве наблюдателей. Это были С. П. Середа из Рязани и И. И. Скворцов-Степанов из Москвы» («Экономика сегодня и завтра», 1993, № 1, с. 28). После же Октября никаких реальных контактов большевиков и масонов не обнаруживается.

id="c6_59">

59) Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым 1920 г. Мемуары и документы (с предисловием А. Г. Кавтарадзе). М., 1990, с. 146, 147.

id="c6_60">

60) Деникин А. И. Поход на Москву…, с. 48.

id="c6_61">

61) Цит. по кн.: История советской литературы. Новый взгляд. М., 1990, ч. 2, с. 28.

id="c6_62">

62) Лакер Уолтер. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994, с. 64.

id="c6_63">

63) См. библиографию в журн.: «Вопросы истории», 1989, № 6, с. 35–38.

id="c6_64">

64) Аврех А. Я. Масонство и революция. М., 1990, с. 18.

>

Примечания к историософскому приложению: О визаитийском и монгольском «наследствах» в судьбе России

id="c7_1">

1) Тихомиров М. И. Русская культура X–XVIII вв. М., 1968, с. 131.

id="c7_2">

2) Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980, с. 250–252.

id="c7_3">

3) Из произведений патриарха Фотия. — В кн.: Материалы по истории СССР. Вып. 1. М., 1985, с. 267–270.

id="c7_4">

4) Гегель. Сочинения. М., 1935, т. VIII, с. 323, 318 (далее — по этому же изданию).

id="c7_5">

5) Гердер Иоганн Готфрид. Идеи к философии истории человечества. М., 1977, с. 499 (далее — по этому же изданию).

id="c7_6">

6) Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991, с. 317 (далее — по этому же изданию).

id="c7_7">

7) Цит. изд., с. 499.

id="c7_8">

8) Петрарка Франческо. Лирика. Автобиографическая проза. М., 1989, с. 322.

id="c7_9">

9) Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности. «Новый мир», 1988, № 7, с. 214.

id="c7_10">

10) Леонтьев Константин. Записки отшельника. М., 1992, с. 29, 32, 33.

id="c7_11">

11) Чаадаев П. Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. М., 1991, т. 1, с. 533 (далее — по этому же изданию).

id="c7_12">

12) Даймонт М. Евреи, Бог и история. М., 1994, с. 392, 398, 443.

id="c7_13">

13) Коленкур Арманд. Поход Наполеона в Россию. М., 1943, с. 220.

id="c7_14">

14) Розанов В. В. О себе и жизни своей. М., 1990, с. 579.

id="c7_15">

15) Маркс Карл. Разоблачение дипломатической истории XVIII века. «Вопросы истории», 1989, № 4, с. 3.

id="c7_16">

16) Там же.

id="c7_17">

17) Гегель, цит. изд., с. 85.

id="c7_18">

18) Там же, с. 110.

id="c7_19">

19) Неру Джавахарлал. Взгляд на всемирную историю. М., 1975, т. 1, с. 314.

id="c7_20">

20) Тойнби, цит. изд., с. 250.

id="c7_21">

21) Феннел Джон. Кризис средневековой Руси. 1200–1304. М, 1989, с. 213.

id="c7_22">

22) Тихонравов Н. С. Древние жития преподобного Сергия Радонежского. М, 1892 с. 137.

id="c7_23">

23) Барбаро и Контарини о России. Л., 1971, с. 226.

id="c7_24">

24) Казанская история. В кн.: Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М, 1985, с. 462. Эти сведения из «Казанской истории» или, иначе, «Казанского летописца», кажутся некоторым исследователям недостоверными, ибо господствует мнение о непримиримой борьбе Руси с остатками Монгольской империи. Так, комментаторы новейшего издания «Казанского летописца» Т. Ф. Волкова и И. А. Евсеева утверждают, что упомянутые царевичи-чингизиды «на самом деле в походе на Казань не участвовали». Они не отрицают, что чингизид Шигалей (Шах-Али) принимал участие в походе, ибо об этом сообщают многие источники. Но об остальных чингизидах сведения есть только в наиболее обстоятельном «Казанском летописце», и потому комментаторы подвергают их сомнению. Между тем этот летописец создавался вскоре после событий (в 1564–1565 гг.), когда большинство участников похода еще были живы, и неосновательно предполагать, что в рассказ о Казанском походе 1552 года вошли заведомо ложные сведения о целом ряде всем известных людей. Такое случалось только в произведениях, создававшихся намного позже описываемых событий. Словом, сомнение комментаторов продиктовано, очевидно, неверным представлением о характере взаимоотношений Руси и сходившей с исторической сцены монгольской власти над Евразией.

id="c7_25">

25) «Вопросы истории», 1994, № 1, с. 182 (перевод видного историка В. Н. Виноградова).

id="c7_26">

26) Цит. по кн.: Нестеров Ф. Связь времен. Опыт исторической публицистики. М., 1980, с. 107–108.

id="c7_27">

27) 27. См.: Ашукин Н. С.,Ашукина М. Г. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. М., 1966, с. 676–677.


К главе второй «Что такое Революция?»

id="c2_1">

1) Розанов В. В. Из воспоминаний и мыслей об А. С. Суворине. М., 1992, с. 18.



2) Тэри Э. Россия в 1914 г. Экономический обзор. Paris, 1986, с. 1.



3) Назаров А. И. Книга в советском обществе. М., 1964, с. 28.



4) «Вопросы философии», 1990, № 8, с. 133, 134–135, 136.



5) Федотов Г. П. Империя и свобода. Нью-Йорк, 1989, с. 99–100.



6) Там же, с. 91.



7) Бердяев H. Душа России. М., 1990, с. 12, 14.



8) Токвиль. Старый порядок и Революция. М., 1905, с. 196–197.



9) См.: Миронов Б. H. История в цифрах. Л., 1992, с. 136.



10) Там же, с. 82, 83.



11) «Вопросы истории», 1992, № 2–3, с. 82.



12) Родионов И. А. Два доклада. СПб., 1912, с. 79, 77, 71.



13) Цит. по кн.: Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. Мюнхен, 1949, т. II, с. 256, 257.



14) Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым 1920 г. М., 1990, с. 40.



15) Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. М., 1988, с. 30.



16) Деникин А. И. Поход на Москву. М., 1989, с. 75, 76.



17) Разгром Колчака. Воспоминания. М., 1969, с. 242.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх