• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В 1754 году в роскошном деревянном Летнем дворце, построенном Растрелли для Елизаветы Петровны на левом берегу Мойки, родился Павел I, или «русский Гамлет», как его называли впоследствии. Здесь он провел свои младенческие годы. Отсюда начинался его мучительно долгий, сорокалетний путь к престолу. Став, наконец, императором и остерегаясь жить в Зимнем дворце, где ему постоянно мерещились заговоры, склонный к болезненному мистицизму Павел, согласно преданию, заявил однажды: «Хочу умереть там, где родился». В 1797 году деревянный Летний дворец по его приказу разобрали и на его месте начали строительство замка, названного Михайловским в честь архангела Михаила.

Рождение Павла Петровича окутано плотным покровом тайны, сквозь который мы уже попытались однажды проникнуть. Имя Сергея Салтыкова нам уже знакомо. Поговаривали, будто бы он и был отцом Павла I. Но сохранилось также предание, что ребенок родился мертвым и в тот же день по приказу императрицы Елизаветы Петровны в деревне Котлы, вблизи Ораниенбаума, был найден подходящий чухонский ребенок, которым и заменили новорожденного. Все семейство этого ребенка со всеми крестьянами Котлов и пастором с семьей на другой день сослали на Камчатку, а саму деревню снесли и землю распахали.

По другой легенде, Павел был сыном императрицы Елизаветы Петровны. Будто бы, по невероятному стечению обстоятельств, и она в тот необыкновенный день родила сына и подменила им сына Екатерины. По свидетельству современников, основания для такого мифа вроде бы были: едва ребенок Екатерины появился на свет, императрица приказала его унести от родильницы. Екатерина снова увидела своего сына только через шесть недель.

Так или иначе, но по стране поползли слухи о том, что Петр Федорович собирается отказаться от своего отцовства и лишить Павла права на наследование престола. Но и мать не жаловала своего сына. А после появления внука Александра по городу поползли слухи, что она стала подумывать о передаче престола ему. Существует устное предание, будто было подготовлено даже завещание императрицы на этот счет. Согласно другому преданию, по вступлении на престол Павел I вместе с секретарем Екатерины князем Безбородко разбирал бумаги в кабинете умершей матери. В руках Безбородко оказался таинственный пакет, перевитый черной лентой с надписью: «Вскрыть после моей смерти в Сенате». Павел, предчувствуя, что в пакете находится акт об отстранении его от престола, написанный рукой Безбородко и потому кроме него и Екатерины никому не известный, вопросительно взглянул на Безбородко. Тот, нимало не смутившись, молча указал на топившийся камин. Так, согласно преданию, князь Безбородко «одним движением руки отстранил от Павла тайну, которая сблизила их окончательно». Действительно, с 1797 года князь Александр Андреевич Безбородко становится канцлером первого правительства Павла.

Еще по одной легенде, преданный императрице и любимый ею Безбородко, узнав о ее безнадежном состоянии, «сию же минуту поехал в Гатчину, где и подал запечатанный пакет Павлу». Этот секретный документ об отстранении Павла от престола подписали якобы крупнейшие государственные деятели, в том числе граф А. В. Суворов. Будто бы именно поэтому великий полководец и попал в немилость к императору.

Понятно, «безнадежное состояние» – это еще не кончина. Весь день Павел не мог оправиться после встречи с Безбородко. Едва дождался отхода ко сну. Но и ночью тревожное состояние не покидало наследника. Ему снился сон. Несколько раз один и тот же. Во сне он явственно видел, как некая незримая сила возносит его кверху. Каждый раз именно на этом месте он в смятении просыпался. Павел рассказал о сновидении Марии Федоровне. Та призналась супругу, что видела такой же сон. Боясь истолковать этот странный сон, Павел рассказал о нем некоторым особенно близким людям, но и те отмалчивались. Впрочем, может быть, опасаясь непредсказуемого и взрывного характера Павла Петровича. Все разъяснилось только к концу дня. Из Петербурга сообщили, что с Екатериной «случился апоплексический удар».

Так, с мистического сна началось царствование самого мистического императора России. Знамения и предчувствия, однажды овладев его смятенной душой, уже не отпускали его. На следующий день после воцарения в дворцовой церкви был отслужен благодарственный молебен. Согласно фольклору, протодиакон, к ужасу всех присутствовавших, провозгласил: «Благочестивейшему, самодержавнейшему, великому государю нашему императору Александру Павловичу…» Голос его резко оборвался. Он понял, что совершил непоправимую ошибку. Все затаились, ожидая развязки. Павел собрал всю свою волю в кулак и спокойно проговорил, по-солдатски чеканя каждое слово: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до того времени, когда на ектинии будет поминаться император Александр». И был прав. С монахом в тот же день случился удар, от которого он умер.

Одна из самых мучительных загадок, которую пытался разгадать Павел в первые дни царствования, – таинственная гибель отца. Пушкин по этому поводу записывает: «Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, будто государь жив и находится в заключении. Сам великий князь Павел Петрович долго верил или желал верить сему слуху. По восшествии на престол первый вопрос графу Гудовичу: „Жив ли мой отец?“».

Еще бы! Вся просвещенная Европа не верила в естественную смерть Петра III. Уже после воцарения на престол, когда пересуды о событиях 1762 года стали потихоньку стихать, Екатерина рискнула пригласить в Петербург в качестве воспитателя своего сына французского философа-просветителя Д'Аламбера. Но тот, прочитав манифест о смерти Петра III от геморроидальных колик, согласно легенде, отказался от заманчивого предложения, сославшись на то, что он тоже страдает этой болезнью. Интересно, что его примеру будто бы последовал и Дидро, к которому Екатерина обратилась с тем же предложением.

Но вопрос: «Жив ли мой отец?» был далеко не единственным, над которыми мучился Павел Петрович. Не менее важным был и другой вопрос: «Кто мой отец?» Мы уже упоминали о встрече Павла I с Кондратием Селивановым. Встреча проходила, что называется, за закрытыми дверями, и потому окружена легендами. Согласно одной из них, Павел напрямую спросил Селиванова: «Ты мой отец?» Известно, что Кондратий Селиванов выдавал себя одновременно и за Иисуса Христа, и поэтому ответил витиевато: «Греху я не отец. Прими мое дело, оскопись, и я признаю тебя своим сыном».

Так, под знаком интригующих легенд и невероятных мифов, началось короткое царствование Павла I, который имел несчастное свойство превращать в анекдот все, чего касался, и по смерти которого, как об этом вспоминают многие современники, на улицах открыто, не стесняясь радостных слез, словно во время Пасхи, целовались и поздравляли друг друга совершенно незнакомые люди.

Среди легендарных курьезов павловского Петербурга наиболее известна история с Преображенским полком, который однажды во время парада гвардии на Марсовом поле имел несчастье вызвать неудовольствие императора. Разгневанный Павел закричал: «Направо… кругом… марш… в Сибирь!» По преданию, полк в полном составе строем прошел от Царицына луга по улицам Петербурга до Московской заставы и направился дальше по знаменитому Сибирскому тракту. В полной парадной форме он дошел почти до Новгорода и только там посланец от государя догнал полк, «объявляя ему прощение и позволение вернуться в столицу».

Менее известна другая, еще более невероятная история. Переписывая набело один из ежедневных приказов по военному ведомству, штабной писарь в выражении «ПРАПОРЩИКИ Ж ТАКИЕ-ТО В ПОДПОРУЧИКИ», по рассеянности, написал «ПРАПОРЩИ», а затем перенес на другую строчку «КИЖ». Мало того, что он соединил «КИ» с «Ж», так еще малопонятное «КИЖ» украсил размашистой прописной буквой «К». Приказ подали на подпись императору. Павел наспех пробежал глазами страницу, задержал взгляд на слове «Киж», принял его за фамилию и написал резолюцию: «Подпоручик Киж в поручики».

И тут произошло то, что часто бывало с Павлом Петровичем. Он увидел замешательство на лицах своих адъютантов, заподозрил, что сделал что-то не так, но, поскольку они не решились указать ему на ошибку, а он сам ее так и не заметил, решил продолжить игру. На следующий день подпоручик Киж был произведен в штабс-капитаны. Еще через день – в полковники. С отметкой на приказе: «Вызвать сейчас же ко мне». Теперь уже все высшее военное начальство было в смятении. Лучшие офицерские силы были брошены на поиски несуществующего Кижа. И нашли-таки человека с такой фамилией в каком-то заброшенном полку на Дону. Но было уже поздно. Павел начинал терять терпение. Все знали, чем это могло кончиться, и тогда решили доложить, что «полковник Киж внезапно скончался». «Жаль, – ответил задумчиво государь, – он был хороший офицер».

Чего только не рассказывали о новом императоре. Будто бы однажды он приказал генерал-губернатору Петербурга подготовить приказ, определяющий количество блюд за обедом и ужином каждого российского подданного в зависимости от его чина и класса службы. Так, например, майор мог иметь за столом только три кушанья. Этот курьез стал темой бесчисленных анекдотов. Согласно одному из них, Павел как-то встретил майора Якова Кулькова, впоследствии прославленного генерала. «Господин майор, сколько у вас за столом подают кушаньев?» – спросил его император. «Три, ваше императорское величество». – «А позвольте узнать, господин майор, какие?» – «Курица плашмя, курица ребром и курица боком», – ответил находчивый майор.

Гастрономическая тема в павловское время стала одной из излюбленных в городском фольклоре. Рассказывали, как однажды после своего собственного обеда Павел вышел на балкон Зимнего дворца и, к своему удивлению, услышал звуки колокола, возвещавшего о начале обеда в соседнем доме. Павел был взбешен. К соседу был немедленно послан полицейский с приказанием «обедать двумя часами раньше».

Любезность императора Павла по отношению к дамам в значительной степени определялась его настроением. В недобрый час попасться ему на глаза было несчастьем. Говорили, что одна польская графиня имела неосторожность встретиться с ним на улице в такой момент. Она приветствовала императора самым почтительным реверансом, но и это не помогло. На беду она была дурна собой. Павел вспылил и приказал убрать «это уродство». В тот же день злополучная графиня была выслана из Петербурга.

Но и самоиронии император Павел Петрович лишен не был. Одной просительнице, столь же некрасивой, как и он сам, император будто бы любезно ответил: «Я ни в чем не могу отказать своему портрету».

Как рассказывают очевидцы, само появление Павла на улицах Петербурга могло вызвать серьезную панику. Встреч с непредсказуемым императором старались избегать. В воспоминаниях встречаются совершенно анекдотические случаи. Так, один современник вспоминает, как при появлении Павла он забежал за ограду какого-то строения и неожиданно рядом услышал: «Вот наш Пугачев!» – имя, которое в то время было еще у всех на устах, а его этимология от слова «пугать» была всем хорошо понятна.

По утверждению современников, гнева императора боялся даже наследник престола великий князь Александр Павлович, хотя его популярность в народе росла «пропорционально ненависти, предметом которой становился его отец». Слишком часто, когда наследник, становясь на колени, пытался просить за кого-то, Павел «отвергал его просьбу, толкая ногой в лицо». Тем не менее Александру удавалось иногда заступаться за жертв отцовского произвола. Ходили легенды о том, что он частенько вставал у окна своей комнаты с подзорной трубой и караулил, кого на этот раз прямо с Марсова поля отправят в Сибирь. При малейших на то признаках «доверенный слуга скакал к городской заставе, чтобы нагнать телегу и передать пособие сосланному».

Граница между анекдотом и легендой о Павле I порою становилась столь призрачной, что определение жанра оставалось на совести рассказчика. Приводим несколько таких историй.

Павлом был издан указ о том, чтобы обыватели столицы извещали полицию не менее чем за три дня об имеющем быть у них пожаре.

В царствование императора Павла I в Петербурге было только семь магазинов французской моды. Он не позволял больше открывать, говоря, что «терпит их по числу семи смертных грехов».

Сын одного арестованного обратился к Павлу с просьбой разрешить ему разделить участь отца. Павел разрешил, но приказал посадить сына не с отцом, а в отдельную камеру.

«Разводы на мостах плохие», – раздраженно бросил Павел встречавшему его с прогулки фон Палену. Наутро все мосты в Гатчине были расписаны свежими разводами.

После неудачного спуска на воду корабля «Благодать» Павел нашел в ботфорте листок со стихами:

«Все противится уроду,
И „Благодать“ не лезет в воду».

Ворвавшихся в его спальню убийц Павел просит повременить, ибо хочет выработать церемониал собственных похорон.

Вот история, со временем ставшая не то анекдотом, не то легендой. Одна девочка, гуляя со своей собачкой, проходила мимо памятника Петру I. Вдруг Моська отбежала от хозяйки, и девочка начала ее звать: «Моська, Моська!» Громкий оклик сторожа заставил вздрогнуть гуляющих. «Какое слово ты сказала?» – «Я ничего-с, – ответила девочка, – зову к себе мою Моську». – «Как ты смеешь! Моську! Знаешь ли, кто у нас Моська?» И сторож, схватив бедную девочку за руку, повел ее в полицию.

Для своей фаворитки Павел построил роскошный дом на набережной Невы. По его распоряжению воспитанники Кадетского корпуса, проходя мимо этого дома, должны были целомудренно отворачиваться.

Влиятельные сановники и даже близкие родственники, вынужденные постоянно общаться с императором, самым серьезным образом изучали причины его плохого настроения. Так, было замечено, что «при южном ветре, несущем в Петербург сырость», настроение Павла менялось в худшую сторону. Он становился раздражительным и злым. Ходили слухи, что сам наследник престола великий князь Александр Павлович «нередко хаживал поглядеть на флюгер в четыре часа утра».

В Петербурге известно было предание о маленьком худеньком старичке, учителе французского языка, который зимой и летом торопливо, почти бегом, шагал по тротуарам с непокрытой головой. В шляпе его никогда не видели. Говорили, что впервые он приехал в Петербург в суровые времена Павла I и однажды, тепло одетый и в шляпе, проходил мимо Михайловского замка, где в то время находился император. Возле замка его задержали, грубо сбили с головы шляпу, а самого отвели в Петропавловскую крепость. Когда выяснилось, что он иностранец и не знает здешних порядков, его выпустили. Но случай этот на него так подействовал, что он будто бы на этом помешался и уже никогда не надевал головного убора.

Рассказывали, что на третий день царствования Павел I после обеда поехал прокатиться верхом по городу. На Царицыном лугу стоял в то время большой деревянный «Оперный дом», в котором выступала итальянская труппа. Павел трижды объехал вокруг театра и остановился перед входом. «Николай Петрович, – крикнул он сопровождавшему его военному губернатору Архарову, – чтоб его, сударь, не было!» И ткнул рукой в сторону театра. Через три часа, рассказывает легенда, Оперного дома будто никогда и не бывало. Более пятисот рабочих при свете фонарей равняли место, где он стоял еще днем.

Один из современников рассказывает, как однажды Павел заметил, что офицер, стоявший на часах у Адмиралтейства, пьян. Павел приказал его арестовать, но тот напомнил: «Прежде чем арестовать, вы должны сменить меня». И царь тут же велел присвоить офицеру очередное звание, сказав: «Он, пьяный, лучше нас, трезвых, свое дело знает».

Вестником царской немилости был в павловское время военный губернатор Петербурга граф фон Пален. Рассказывали, что для опальных из высшего общества граф придумал некую особенную формулу объявления ссылки. Все знали, что если граф приглашает «на стаканчик отличного лафита», то можно не медля собираться в дальний путь.

В апреле 1799 года в собственном доме возле Почтамта скончался канцлер Безбородко. Известие это, согласно преданию, застало императора в Михайловском замке, где он демонстрировал одному из иностранных послов лепные украшения.

«Россия лишилась Безбородки!» – торжественно-печальным голосом провозгласил адъютант. «У меня все Безбородки!» – с досадой отозвался Павел на такую весть.

Иногда создавалось впечатление, что император и сам понимает, что многие его поступки вызывают удивление. А часто казалось, что он просто подыгрывал окружающим, наслаждаясь собственным поведением. Однажды он продиктовал указ о награждении некоего капитан-лейтенанта Белли, совершившего неожиданный марш-бросок по Италии и захватившего Неаполь, орденом Святой Анны 1-й степени, предназначенным исключительно для генералов. Подписав указ и отвечая на недоуменные взгляды адъютантов, Павел добавил: «Белли думал меня удивить, так и я удивлю его».

Если приведенные образцы фольклора дают нам возможность почувствовать суровость и непредсказуемость того времени, то остается только удивляться, что и тогда находились люди, способные на чудачества и мистификации. Но в отличие от петербургской мифологии иных времен, мифология павловского царствования сохранила, кажется, всего одну такую легенду. Некий семнадцатилетний «отставной канцелярист» Александр Андреев сочинил фальшивый приказ, согласно которому он, «комиссар Летнего сада Зверев», обязан смотреть за садом и «наблюдать, чтобы купцы, мещане и крестьяне не входили в сей сад в кушаке и шляпе, а ежели кто будет усмотрен, то с таковыми поступать по силе наказания: высечь плетьми и отдать в смирительный дом». С копией этого приказа «комиссар» ходил по Летнему саду, задерживал людей в кушаках и шляпах и делал вид, что собирается передать их на гауптвахту. Но в конце концов, по просьбе испуганных нарушителей, брал с них штраф «по пятьдесят копеек, по рублю и более» и отпускал.

Одним из наиболее значительных событий павловского Петербурга стали всенародные похороны опального Александра Васильевича Суворова. Он скончался в доме своего родственника, известного графомана Хвостова, на набережной Крюкова канала в Коломне. Рассказывали, что гроб Суворова никак не мог пройти в узкие двери старинного подъезда, и после неоднократных неудачных попыток его спустили с балкона. Казалось, весь город вышел проводить генералиссимуса в последний путь. Говорили, что даже император Павел «нетерпеливо ожидал появления тела полководца, но, так и не дождавшись, уехал и уже потом встретил останки Суворова на углу Малой Садовой и Невского». Говорили, что когда катафалк с телом полководца проехал мимо, Павел будто бы сказал по-латыни: «Sic transit gloria mundi» – так проходит слава мира сего, и добавил, повторив несколько раз по-русски: «Жаль».

Мы помним, что Суворов был якобы одним из подписавших екатерининский манифест об отстранении Павла Петровича от наследования престола в пользу его сына Александра. Этот легендарный факт и лег в основу отношения императора к великому полководцу. Однако есть свидетельства, что Павел не был абсолютно уверен в своей правоте. Несколько раз он делал неуклюжие попытки примириться с Суворовым. Однажды, как об этом рассказывают легенды, послал к Суворову графа Кутайсова. Но когда бывший цирюльник прибыл к Суворову, тот сначала сделал вид, что не узнал его, а затем позвал своего вечно пьяного лакея и начал ему выговаривать: «Посмотри, Прошка! Я тебе каждый день повторяю: перестань пить! Перестань воровать! Но ты меня не слушаешь. Посмотри на этого человека: он был таким же, как ты, но никогда не пил, не воровал, а теперь граф и кавалер всех орденов…» И так далее, в том же духе. Говорят, именно из-за этого примирение и в этот раз не состоялось.

Предание гласит, что когда катафалк с гробом «героя всех веков» остановился у арки Надвратной церкви Александро-Невской лавры, то многие засомневались, пройдет ли высокий балдахин под аркой. В это время, продолжает предание, раздался уверенный голос одного из ветеранов суворовских походов: «Не бойтесь, пройдет! Он везде проходил».

Эта легенда сохранилась в нескольких вариантах. По воспоминаниям одной из современниц, после отпевания гроб следовало отнести в верхние комнаты, однако лестница, ведущая туда, оказалась узкой. Тогда гренадеры, служившие под началом Суворова, взяли гроб, поставили себе на головы и, будто бы воскликнув: «Суворов везде пройдет», отнесли его в назначенное место. Эту же легенду с незначительными нюансами передает Пыляев.

Погребен Суворов в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. На могиле полководца традиционная мраморная плита. В изголовье, на высоком цилиндрическом постаменте – бюст генералиссимуса, выполненный скульптором В. И. Демут-Малиновским. На плите надпись, по преданию, сочиненная самим Суворовым. Это предание восходит к запискам секретаря полководца Е. Фукса. В них он рассказывает, как однажды в городе Нейтитчене у гробницы Лаудона князь Италийский, рассуждая о смерти и эпитафиях, завещал будто бы на своей могиле сделать лаконичную надпись: «Здесь лежит Суворов».

Но есть и другое предание. Перед смертью, утверждает оно, Суворов пожелал видеть поэта Державина. Смеясь, он спросил его: «Ну, какую же ты мне напишешь эпитафию?» – «По-моему, – отвечал поэт, – слов много не нужно: „Тут лежит Суворов!“» – «Помилуй Бог, как хорошо», – в восторге ответил Александр Васильевич.

Похоже, именно в те траурные дни родилось и зажило в народе поверье, что только тогда, когда на родину придет беда, а «пролитая кровь станет по щиколотку боевому коню», появится на Руси новый полководец, равный по духу Суворову, который «освободит отечество от любой невзгоды».

Кроме старинного дома на Крюковом канале, фасад которого отмечен памятной доской, и Благовещенской церкви с могилой полководца, в Петербурге есть храм, который молва связала с именем Суворова. В 1785 году при Охтинских пороховых заводах, предположительно по проекту И. Е. Старова, взамен обветшавшей деревянной была выстроена каменная церковь во имя пророка Ильи, известная как церковь Ильи-Пророка на Пороховых. В народе ее называют Суворовской. Согласно приходской легенде, в ней Александр Васильевич Суворов венчался.

В 1801 году в дальнем углу Марсова поля, на берегу Мойки был установлен памятник Суворову. Его отлили из бронзы по модели скульптора М. И. Козловского. Памятник представлял собой аллегорию воинской доблести и славы в образе античного бога войны Марса. В 1818 году, по предложению Карла Росси, его перенесли в центр вновь созданной на берегу Невы небольшой площади. В недавние времена далеко от Петербурга, на Урале, родилась легенда. Она гласит, что когда в Петербурге солдат ведут мимо памятника полководцу, они всегда отдают ему честь.

Большой цикл легенд Михайловского замка – как правило, романтических – начинается с видения часового, стоявшего в карауле у старого Летнего дворца Елизаветы Петровны. Ему явился в сиянии юноша, назвавшийся архангелом Михаилом, и велел тотчас же идти к императору и сказать, что старый Летний дворец должен быть разрушен, а на его месте построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат сделал так, как велел святой, на что Павел будто бы ответил: «Воля его будет исполнена». В тот же день он распорядился о постройке нового дворца и при нем церкви во имя архистратига. Эта, казалось бы, малая неточность, по утверждению фольклора, и сгубила несчастного императора. Не церковь при дворце, а храм во имя архистратига было предложено строить Павлу. «А пошто, государь, повеление архистратига Михаила не исполнил в точности? – спросил его однажды монах Авель. – Ни цари, ни народы не могут менять волю Божию. Зрю в том замке гробницу твою, благоверный государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет».

По другой легенде накануне явления архангела часовому, когда императрица готовилась стать матерью десятого ребенка, Павел заметил у дверей своего кабинета неизвестного старика в монашеской рясе. У старика было красивое лицо, изборожденное морщинами, длинная седая борода и приветливый взгляд. «Супруга твоя, – заговорил незнакомец, – родит тебе сына, которого ты, государь, наречешь Михаилом. Этим же именем святого архангела ты назовешь дворец, который построишь на месте своего рождения. И помни слова мои: „Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней“». Таинственный гость исчез. Через несколько дней императрица действительно родила сына, которому по желанию Павла I «при молитве дано было имя Михаил». Вот почему в некоторых вариантах легенды о видении, явившемуся солдату на посту у Летнего дворца, в ответ на рассказ часового, Павел ответил: «Да, я знаю. И это уже мною исполнено».

На другой день, продолжает легенда, Павел I пригласил к себе архитектора Бренну. «На фронтоне главного фасада дворца, – приказал он, – сделай эту надпись». И подал ему лист бумаги, на котором было написано: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней».

Новый царский дворец был построен в стиле средневекового замка и его облик соответствовал суеверно-мистическому состоянию души императора. С четырех сторон замок был окружен водами Мойки, Фонтанки и двух специально прорытых каналов: Церковного – вдоль фасада, выходящего на сегодняшнюю Садовую улицу, и Воскресенского – против главного входа. С внешним миром замок соединялся при помощи цепного моста, поднимаемого на ночь. Вооруженная охрана круглосуточно дежурила у входа в мрачный колодец восьмиугольного двора. Изолированная от города, резиденция императора внушала одновременно и почтительный трепет, и панический страх.

Когда строительство замка, рассказывает одно предание, приближалось к завершению, на дворцовом балу во время танцев будущая фаворитка императора Анна Лопухина вдруг обронила перчатку. Оказавшийся рядом Павел, демонстрируя рыцарскую любезность, поднял ее и собрался было вернуть владелице, но обратил внимание на необычный красновато-кирпичный цвет перчатки. На мгновение задумавшись, император тут же отправил перчатку архитектору Бренне, под руководством которого велось строительство, в качестве образца для составления колера. Так петербургский городской фольклор пытается объяснить необычный цвет Михайловского замка.

Однако это легенда. И вряд ли на самом деле перед Павлом всерьез стояла проблема выбора цвета стен дворца, тем более вряд ли в этом выборе решающую роль сыграла Анна Лопухина. Скорее всего архитектура Михайловского замка, сама по себе необычная для северной столицы, исключала применение традиционных классицистических тонов петербургских зданий. Так или иначе, загадочный цвет замка оказался настолько удачным, что другим этот «памятник тирана» невозможно и представить.

Кстати сказать, многие сановные верноподданные царедворцы, чтобы польстить императору, начали спешно перекрашивать фасады своих особняков в мрачноватый цвет царской резиденции. И ничего не вышло. Цвет не прижился. Иной архитектурой он был со временем отторгнут.

Столь же загадочным, как архитектура Михайловского замка, представляется авторство этого шедевра петербургского зодчества. На протяжении двух столетий историки не могут решить, кому из двух крупнейших архитекторов павловского Петербурга – Баженову или Бренне – отдать предпочтение. На этот счет даже сложилась легенда. Она утверждает, что в «стенах Михайловского замка оставил свой автограф Винченцо Бренна. Но лицо архитектора, действительно изображенное на панно над главной лестницей замка, столь идеализировано, что может быть одинаково отнесено и к Бренне, и к Баженову». Дело в том, добавляет рассказчик, что и одного, и другого архитектора называют авторами замка.

Вот только некоторые примеры. В 1971 году во втором издании справочника «Памятники архитектуры Ленинграда» автором проекта Михайловского замка назван «великий русский зодчий В. И. Баженов», а руководителем строительства В. Бренна, правда, «внесший долю своего творческого участия главным образом в оформление интерьеров». Официальный справочник «Памятники истории и культуры Ленинграда, состоящие под государственной охраной», в 1985 году без всяких оговорок называет авторами Михайловского замка В. И. Баженова и В. Ф. Бренну. Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург – Петроград – Ленинград», изданный научным издательством «Большая Российская Энциклопедия» в 1992 году, в статье «Инженерный замок» имя Баженова вообще не упоминает. Авторство приписывается одному Бренне. И, наконец, в вышедшем в 1995 году втором сборнике «Невский архив», на странице 222 читаем: «Недавно опубликованные в журнале „Петербургская панорама“ чертежи В. И. Баженова свидетельствуют, что именно он был автором основной идеи Михайловского замка. Однако при реализации замысла Баженова Бренна переработал некоторые части, в том числе возвел аттик над северным фасадом».

Этот короткий экскурс в историю установления авторства Михайловского замка преследовал только одну цель – еще раз подчеркнуть фантастическую ирреальность всего, что происходило и происходит вокруг этого самого таинственного сооружения Петербурга.

И какой простор для мифотворчества.

Оба архитектора – и Викентий Францевич Бренна, как его называли в России, и Василий Иванович Баженов – были любимцами императора и его придворными архитекторами. О жизни Бренны сохранилось одно мрачное предание, рассказанное со ссылкой на В. В. Стасова В. Ф. Левинсоном-Лессингом в книге «История картинной галереи Эрмитажа». Это предание бытовало среди работников Эрмитажа. Одно время Бренна был хранителем эрмитажной коллекции рисунков и эстампов. Так вот, он будто бы их систематически похищал, вывозил за границу и распродавал в каких-то парижских лавках.

Яркой личностью с необыкновенной драматической судьбой был блестящий выпускник Парижской Академии, член Римской и Флорентийской Академий архитектор Василий Иванович Баженов, который оказал колоссальное влияние на все дальнейшее развитие русской, и в частности петербургской, архитектуры. По авторитетному мнению В. Я. Курбатова, грандиозные проекты Баженова «влили смелость» в последующие поколения зодчих, проектировавших в Петербурге величественные, поражавшие умы современников ансамбли. И в то же время ни один из его собственных гигантских замыслов не был осуществлен. В Петербурге нет ни одной постройки, которую можно с достоверностью приписать великому мастеру. Предположительно его участие в создании Каменноостровского дворца. Предположительна его причастность к возведению загородной усадьбы Безбородко на правом берегу Невы. Ему приписывают авторство знаменитой колокольни Никольского собора на Крюковом канале, но считается, что это легенда. И, наконец, предположительно им спроектирован Михайловский замок.

Павел поддерживал с Баженовым дружеские отношения еще будучи наследником престола. Убежденный масон, Баженов «ухитрился втянуть в масонство» и великого князя. Это будто бы послужило причиной отстранения архитектора от построек в Царицыне. Правда, есть легенда, что Павел Петрович был «келийно принят в масоны» после визита в Петербург короля Швеции Густава III, который произвел сильное впечатление на Павла Петровича, тогда еще наследника престола. И к этому таинственному акту Баженов вряд ли имел какое-то отношение. Впрочем, с определенностью сказать, куда ведут масонские следы императора, трудно. Но вот что интересно. В ближайшем окружении Павла I оказалось много масонов, и все они были масонами так называемого шведского обряда.

В то время Баженов жил в Москве. Только вступив на престол, Павел вызвал его в Петербург. Этому предшествовало, согласно легенде, следующее обстоятельство. Какой-то французский архитектор, беседуя однажды с Павлом Петровичем об известных зодчих, сказал ему: «Вы забываете об одном великом русском архитекторе, я видел его чертежи и дивился им, но не вспомню его имени». – «Верно, вы говорите о Баженове?» – «Точно. Где он и что он делает? Я ничего о нем не слышу». На что Павел Петрович доверительно ответил: «А разве вы не знаете, что нет пророка в своем отечестве?»

В Петербурге Баженов поселился на Екатерингофском проспекте в собственном доме, будто бы пожалованном ему Павлом I. Однако вскоре жизнь его внезапно оборвалась. Есть предание, что Баженов имел большое влияние на императора и потому был якобы отравлен завистниками.

Но был, если конечно верить петербургскому фольклору, и третий человек, так или иначе причастный к проектированию и строительству Михайловского замка. Это сам император Павел I. И снова мы вынуждены сослаться на литературные источники. В одном из них – путеводителе по Петербургу конца XIX века – говорится буквально следующее: «Архитектура Михайловского замка и его украшений принадлежали самому императору Павлу I, постройка же его была поручена архитектору Бренне». Это подтверждается находкой в архивах Академии художеств таинственной папки, на которой было написано: «Чертежи Михайловского замка, сделанные его величеством Павлом I». Все бы ничего, но папка оказалась пустой.

Между тем в том, что замок в глазах многих представлял собой «ужасное, грубое несоответствие форм и тонов, странную смесь роскоши и крайней простоты, и полнейшее отсутствие гармонии и артистического вкуса», современники видели результат прямого вмешательства в проектирование импульсивного императора. Во всяком случае, по преданию, он требовал, чтобы эмблемы императорской власти «фигурировали в самом нелепом изобилии во всех орнаментах». А однажды, как рассказывается в легенде, император при всех расцеловал какую-то знатную даму, которая, поднимаясь по чудовищно крутым ступеням Михайловского замка, решила польстить императору: «Какая удобная лестница!»

Павел торопил со строительством замка. Остро ощущая недостаток в строительных материалах и рабочих, он прервал работы по возведению многих культовых и светских зданий в столице. Вопреки логике, здравому смыслу и строительной практике рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой. Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не было времени на просушку. 1 февраля 1801 года нетерпеливый и категоричный в своем нетерпении Павел вместе с многочисленным семейством въехал в новую резиденцию.

К первому обеду в Михайловском замке Марией Федоровной был специально заказан сервиз с видом замка. По преданию, Павел I целовал предметы с изображением его любимого детища.

Как и история Михайловского замка, жизнь его владельца насквозь пронизана мрачными тайнами и мистическими предзнаменованиями. В 1799 году к Павлу будто бы приходила какая-то цыганка и гадала ему на кофейной гуще. По преданию, она объявила императору, что «ему только три года быть на царстве, так как по истечении трех лет он окончит свою жизнь».

Рассказывали, что в стенах Михайловского замка слышали голос Петра Великого, и сам император Павел видел однажды тень своего великого прадеда. Будто бы Петр покинул могилу, чтобы предупредить своего правнука, что «дни его малы и конец их близок». Это удивительным образом совпадает с одним из вариантов легенды о встрече наследника престола Павла Петровича с тенью своего знаменитого прадеда во время прогулки по Сенатской площади. О ней мы еще будем говорить. Здесь же важно отметить, что в ту ночь призрак Петра Великого не только указал будто бы Павлу место установки собственного памятника, но и добавил при этом: «Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, ибо ты не останешься в нем долго».

Накануне нового, 1801, года на Смоленском кладбище, что на Васильевском острове, появилась юродивая, которая прорицала Павлу Петровичу скорую смерть. Количество лет жизни императора, пророчила она, будет равно количеству букв в тексте изречения над главными воротами Михайловского замка.

Из уст в уста передавалось это жуткое предсказание. С суеверным страхом вчитывались обыватели в библейский текст: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». Букв было 47. С ужасом ожидали наступления 1801 года, в котором императору должно было исполниться столько же лет.

В 1901 году этот текст еще существовал. О нем упоминает В. И. Суходрев в очерках, изданных к 200-летнему юбилею Петербурга. То же самое повторяет В. Я. Курбатов в 1913 году. В дальнейшем упоминания о нем, похоже, исчезают. Исчезает и сама надпись, от которой осталась таинственная петербургская легенда, да темные точки на чистом поле фриза над Воскресенскими воротами замка – давние меты крепления мистических знаков.

Последние дни Павла Петровича были насквозь пронизаны предощущением катастрофы. Во всем виделись жуткие предзнаменования. Однажды Павел зашел в комнату своего сына Александра и обнаружил у него на столе томик Вольтера. Книга была раскрыта на трагедии «Брут», и Павлу бросились в глаза строчки: «Рим свободен! Довольно, возблагодарим богов». Это показалось столь подозрительным, что Павел не мог не отреагировать. Согласно легенде, он поручил Кутайсову отнести сыну «Историю Петра Великого», раскрытую на странице, где рассказывается о смерти царевича Алексея. Обратил ли внимание на это Александр, нам неизвестно.

Были и другие знаки, разгадывать которые стали уже после смерти императора. Так, вспомнили о бездомной собачке. Некогда привязавшаяся к императору и не отходившая от него ни на шаг, собачка даже дотрагиваться до себя никому не давала. Этой привилегией пользовался исключительно один только Павел. В день гибели императора «она вдруг пропала, и никто не знает, куда девалась».

Ощущение «животного страха» не покидало Павла все последние дни. Однажды он признался, что часто «видит кровь, проступающую на белых стенах спальни». А очевидцы рассказывали, что как-то на балу Павел внезапно потерял сознание, а когда очнулся, то обвел всех отсутствующим взглядом и произнес: «Неужели меня задушат?»

Накануне Павел спал плохо. Он видел сон, в котором на него надевали слишком узкую одежду.

Последний ужин был особенно драматичен. Павел, как всегда, сидел в окружении своей семьи. Все напряженно молчали. Вдруг его старший сын неожиданно чихнул. Павел повернулся к нему и печально произнес: «Я желаю, ваше высочество, чтобы желания ваши исполнились». Затем встал, подошел к зеркалу и горько улыбнулся. Он и раньше знал, что это зеркало искажает отражение, отчего лица кажутся кривыми, но только сегодня обратил на это внимание семьи: «Посмотрите, какое смешное зеркало. Я вижу себя в нем с шеей на сторону», – будто бы сказал он. Еще раз улыбнулся и направился к себе, сказав на прощание: «Чему быть, того не миновать».

В ночь с 11 на 12 марта 1801 года на 47-м году жизни император Павел был убит. Не сразу, утверждает петербургский городской фольклор. По легенде, к приходу врачей, призванных «прибрать труп», Павел был еще жив. Тут же было проведено короткое деловое совещание, на котором «после хладнокровного обсуждения было будто бы решено его прикончить».

По легенде, заговорщики приняли окончательное решение об убийстве императора в деревянном доме графа Зубова, стоявшем на территории нынешнего Измайловского сада. Вопреки распространенному в исторической литературе утверждению, что заговорщики вошли в Михайловский замок по главной лестнице и чуть ли не стройными колоннами, в народе сохранилась легенда, что убийцы Павла воспользовались подземным ходом, якобы существовавшим между Зимним дворцом и новой резиденцией императора.

Среди многочисленных легенд Михайловского замка есть легенда еще об одном подземном ходе, в который можно было попасть прямо из императорской спальни, – он вел в секретное помещение под памятником Петру I перед замком. Застигнутый вероломными убийцами врасплох, Павел, как утверждает эта легенда, не успел им воспользоваться и погиб, навсегда унеся с собой его тайну. Сохранилось и другое предание о возможности спасения императора. Оно утверждает, что, едва почувствовав смертельную опасность, Павел тут же послал гонца за Аракчеевым. Но того будто бы уже на городской заставе перехватил петербургский военный губернатор граф Пален, один из главных участников заговора против Павла. Было ли это на самом деле, никто в точности не знает, но фольклор не сомневается, что подоспей Аракчеев вовремя – Павел был бы спасен.

Уже после смерти Павла Петровича в его мистическую биографию решили внести свой вклад петербургские нумерологи. Оказалось, что Павел I царствовал четыре года, четыре месяца и четыре дня. Из трех четверок сложилось роковое число двенадцать – дата его смерти 12 марта. И это еще не все. Вспомним количество букв в надписи на фронтоне Михайловского замка. Их было ровно 47. Столько же лет прожил Павел Петрович. И ровно столько же дней – 47 – можно насчитать от дня его рождения 20 сентября до вступления на престол – 6 ноября. Во всех этих числах присутствует роковая четверка – мистическая для Павла I цифра.

Вопреки сложившейся российской традиции, убийство Павла I не вызвало к жизни сколько-нибудь значительных авантюр или мошенничества. По свидетельству декабриста Г. С. Батенькова, заключенного в Шлиссельбургскую крепость, караульные солдаты спрашивали, не он ли Павел Петрович, ибо в народе говорили, что свергнутый император был заточен там же. И в Восточной Сибири однажды объявился ссыльный бродяга, некий Афанасий Петрович, который добывал себе пропитание, называясь государем Павлом Петровичем. Вот и все. В смерти императора никто не сомневался. Более того, распространилась молва, что «императора Павла удавили генералы да господа за его справедливость и сочувствие простому народу, что он – мученик, святой; молитва на его могиле спасительна: она помогает при неудачах по службе, в судебных делах, помогая каждому добиться правды в судах, в неудачной любви и несчастливой семейной жизни».

Не случайно на могиле Павла в Петропавловском соборе всегда горят свечи, приносимые петербуржцами. Так же как могила Ксении Блаженной на Смоленском кладбище и фигура Христа на Новодевичьем кладбище, надгробие Павла обладает некими эзотерическими, тайными свойствами. Оно стало одним из чудодейственных мест современного Петербурга. Но опять же, как все, что касается несчастного императора, рассказы об этом постепенно теряют свойства героического мифа, приобретая черты забавного анекдота. Согласно городскому поверью, прикосновенье щекой к крышке саркофага Павла I излечивает от зубной боли.

С 1801 года в Михайловском замке поселился призрак убитого императора. Кадеты Инженерного училища, которому одно время принадлежал замок, уверяли, что каждую ночь, ровно в 12 часов, в окнах первого этажа появлялась тень Павла с горящей свечой в руках. Правда, однажды выяснилось, что этой тенью оказался проказник-кадет, который, завернувшись в казенную белую простыню, изображал умершего императора. Но вот строители, ремонтировавшие Михайловский замок накануне передачи его Инженерному училищу, если верить легендам, «неоднократно сталкивались с невысоким человеком в треуголке и ботфортах, который появлялся ниоткуда, словно просочившись сквозь стены, важно расхаживал по коридорам взад и вперед и грозил работникам кулаком». Не правда ли, это очень похоже на Павла Петровича?

Многие обитатели замка до сих пор утверждают, что видели призрак императора, играющего на флажолете – старинном музыкальном инструменте наподобие флейты. До сих пор в гулких помещениях таинственно поскрипывает паркет, неожиданно и необъяснимо стучат двери и при полном отсутствии ветра распахиваются форточки. Обитатели замка, как завороженные, отрываются от дел и произносят: «Добрый день, Ваше величество».

Как мы видим, эпоха Павла I не позволяет о себе забыть. Проявляется это по-разному. В 1950-х годах в Гатчине, любимой резиденции Павла Петровича, вдруг исчез памятник Ленину. Местный фольклор уверяет, что он «провалился в один из подземных ходов», устроенных под городом еще во времена Павла Петровича.

Как свидетельствуют петербургские предания, в час гибели императора с крыши Михайловского замка взметнулась огромная стая ворон. С тех пор, говорят раз в год, в марте месяце это регулярно повторяется. Помните «Хождение по мукам» Алексея Толстого: «Из мглы Летнего сада, с темных голых ветвей поднялись взъерошенные вороны, испугавшие некогда убийц императора Павла».