ГЛАВА 9

МИССИЯ В ТОКИО

Пока Рихард Зорге не спеша добирался до Токио, 4-е Управление и Коминтерн мобилизовали его помощников. Ходзуми Одзаки, который должен был стать вторым человеком в организации после Зорге, уже находился в Японии. Его знание Китая принесло ему широкую известность. Многие его друзья и однокашники достигли высоких постов в правительственных кругах, а сам Ходзаки считался блестящим молодым человеком с не менее блестящим будущим. Он продолжал поддерживать тайную связь с Агнес Смедли, но, по иронии судьбы, ни он, ни Зорге пока не знали, что их пути опять пересекутся и они вновь будут сотрудничать в конспиративной работе.

Однако, когда Зорге прибыл в Японию, там уже находился еще один человек, которому суждено было сыграть одну из ключевых ролей в организации. Этим человеком был Бранко Вукелич, высокий, плотного сложения югослав. Хотя его обращение в коммунизм было совсем недавним – урожая 1932 года, но флиртовал он с марксистской доктриной уже давно, еще со студенческих лет, проведенных им в Загребе. Он также активно участвовал в хорватском движении за независимость в середине 1920-х годов. Вскоре после вступления в коммунистическую партию, он был представлен в Париже таинственной «прибалтке Ольге». Вукелич так никогда и не узнал, а, возможно, просто не хотел говорить, кем была эта «Ольга». Но достаточно очевидно, что ею была мадам Лидия Чекалов Сталь, советский агент, контактировавшая со всеми сколько-нибудь значительными членами международной шпионской организации. Ее область деятельности простиралась от Франции до Финляндии, Соединенных Штатов, Китая, Германии, захватывая и зону Панамского канала.

«Ольга» завербовала Вукелича, когда он работал в компании «Generale d’Electricite» в Париже. Его работа, похоже, вряд ли могла бы вызвать к нему интерес, как к возможному советскому агенту, но 4-е Управление знало, как выбирать своих людей. Вскоре после этого другой советский агент, тоже неизвестный Вукеличу, но скорее всего Вальтер Кривицкий, сообщил югославу, что он мог бы получить задание в Румынии или Японии. При этом ему было бы позволено взять с собой жену Эдит.

В октябре 1932 года Вукелич получил приказ от шпионского подполья переехать в Японию. Через связных из французской компартии этот бывший юрист и бывший студент-искусствовед, работавший в электрической компании, сумел получить аккредитацию в качестве корреспондента французского киножурнала «La Vue». Подобное назначение для человека, не имевшего ни малейшего журналистского опыта, было устроено не без помощи югославской ежедневной газеты «Политика». Миновав Красное море, через Сингапур, Шанхай и Иокогаму, Вукелич с женой и маленьким сыном прибыл в Токио в феврале 1933 года. 4-е Управление достаточно неплохо их финансировало, так что Вукелич мог позволить себе поселиться в лучшем токийском районе Бунка, где снял роскошный особняк, в котором, не теряя времени, немедленно оборудовал тщательно затемненную комнату под фотолабораторию.

Радист группы «Бернгард» (псевдоним «Бруно Вендт») тоже всегда был под рукой, чтобы в любой момент выйти на связь с центром. Но оба решили пока потянуть время до прибытия Зорге.

В это же время в Соединенных Штатах коммунист Мияги Итоку, японец, уроженец острова Окинава, также получал последние инструкции. Мияги прибыл в США в 1919 году в разгар антияпонской пропаганды, такой зловредной, что она оставила глубокий незаживающий шрам в его душе. Он перебрался в Сан-Франциско, где открыл ресторан, чтобы выжить, и занялся живописью, чтобы жить. В 1926 году вместе со своими партнерами по ресторану он вступил в группу по изучению марксизма. А когда женился, они с женой столовались у фермера-японца, жене которого, миссис Китабаяси Йосисабуро, суждено было оказаться тем слабым звеном в цепи Зорге, которое и станет причиной его провала и ареста.

Будучи художником с радикальными взглядами, Мияги вскоре вступил в общество пролетарского искусства – одну из многочисленных групп коммунистического фронта, организованных компартией для японцев Западного побережья. И когда после серии правительственных облав в 1931 году была воссоздана японская секция американской компартии, Мияги вступил в нее. Его членству не исполнилось и года, когда два коммунистических агента передали ему просьбу поехать поработать на них в Токио. Мияги направили за получением исчерпывающих инструкций в Лос-Анджелес, к другому агенту, «Рою».

Мияги, однако, не очень хотелось оставлять жену или покидать Соединенные Штаты. Как многие уроженцы Окинавы, он не питал добрых чувств к остальным японцам, и потому месяц за месяцем тянул с выполнением порученного задания. Он-де слишком занят рисованием, оправдывался он.

Но в 1933 году Мияги неожиданно вызвали и без лишних слов велели ехать в Японию. Появилось конкретное задание, не терпящее отлагательств. Нерешительному кандидату в шпионы также сказали, что уедет он ненадолго, дали 200 долларов на расходы и еще одну долларовую купюру. В Токио, проинструктировали Мияги, он должен следить за определенными рекламными объявлениями в «Japan Advertiser», чтобы потом встретиться с человеком, который поместит там объявление. Этот «связник» покажет ему американский доллар, полностью идентичный тому, что дали Мияги. Распрощавшись с женой, Мияги направил свои стопы на Восток. Нет сомнения, что именно прибытие в Токио Рихарда Зорге и сделало поездку Мияги безотлагательной.

В декабре 1933 года, показывал Зорге в суде, «я позвонил в офис «Japan Advertiser» и, как меня проинструктировал американский связной, попросил дать объявление в «Japan Advertiser» и «Pan Pacific», его еженедельном приложении, о том, что я собираю укийю[13] и книги по искусству и хотел бы получить ответ от заинтересованных людей». Зорге помещал это объявление с 14 по 18 декабря под заголовком «Нужно: купить укийу». Он велел Бранко де Вукеличу «организовать встречу с нашим человеком». Двое встретились у рекламного агентства «Issue Sha» и сравнили долларовые купюры. После чего Вукелич представил Мияги и Зорге друг другу в картинной галерее Вено.

На первой встрече беседа магистра шпионажа и новобранца была ограничена немногими основными темами, но уже к пятой встрече, где-то в январе 1934 года, Зорге ясно дал понять, что задание Мияги – не коммунистическая пропаганда, а шпионаж.

«Прошло время, прежде чем я принял решение, присоединяться ли мне к организации Зорге или нет, – признавался Мияги после ареста. – Будь я в Соединенных Штатах, моя позиция была бы иной, но какую позицию должен занять японец, работая в Японии? И особенно, не противоречил ли я самому себе, если учесть, что я был заинтересован в расовой эмансипации?» Аргумент, с помощью которого удалось уговорить Мияги, был тот же, которым коммунисты успешно пользуются до сих пор. «Я принял решение участвовать… когда осознал историческую важность нашей миссии – ведь мы помогали избежать войны между Японией и Россией». Мияги согласился сотрудничать, «хотя я хорошо знал, что то, чем я занимался, было противозаконно и что в военное время я был бы повешен». Ну а когда война, наконец, разразилась, японцы-члены организации Зорге, принялись утешать себя тем, что их страна не воюют с Советским Союзом. И кроме того, рассуждали они, победа Советов послужила бы истинным интересам народа Японии. Это был своего рода косоглазый, однобокий силлогизм, которым почти в то же самое время пользовались и Элджер Хисс, и Генри Уодли, и другие советские агенты в Америке.

Мияги получил должность главного японского агента в организации Зорге, но едва ли подходил для столь высокого поста. Его связи в Японии были недавними и низкого уровня, и большую часть информации он черпал из «Official Gazzette» (Kampo), из газет и журналов, а то и просто из слухов. Военную информацию он брал из «Corporal Koshiro Yoshinobu». Зорге, правда, неплохо использовал Мияги в первые дни своего пребывания в Токио, когда ему необходим был человек, говоривший по-японски. Мияги был также полезен и в качестве связного для вербовки новых членов организации. Однако Зорге не потребовалось много времени, чтобы осознать, что ему нужен другой агент – с друзьями в высших правительственных сферах, в прессе, в деловых и светских кругах. Был лишь один человек, отвечающий этим требованиям – Ходзуми Одзаки.

В начале лета 1934 года незнакомец, назвавшийся «Минами Руичи», позвонил Одзаки в офис «Osaka Asahi» и сообщил, что старый друг Одзаки из Шанхая хотел бы встретиться с ним. Одзаки занервничал и поторопился закончить разговор, поскольку вокруг сидели другие работники редакции, и предложил Минами пообедать в китайском ресторане. И там Одзаки сообщили, что его старый шпионский начальник «Джонсон» прибыл в Японию и что встреча «Джонсона» (Зорге) и Одзаки назначена на следующее воскресенье в Оленьем парке.

Отойдя подальше от подслушивающих ушей, Зорге тепло приветствовал своего прежнего сотрудника и попросил его о помощи. Он объяснил, почему его направили в Токио, почему Советский Союз считает Японию страной первостепенной важности для себя и что вообще необходимо сделать. Одзаки без колебаний согласился вернуться в организацию.

Такова была организация Зорге в Токио – и сердцевина ее осталась неизменной даже после того, как в 1935 году Зорге побывал в Москве и получил новые инструкции. Команда Зорге – Одзаки была и остается одной из самых необычных комбинаций в истории шпионажа. У нее был двойник лишь в лице связки Уайтон Чамберс – Элджер Хисс, и между ними можно было бы провести прямую параллель. Хисс был чистокровный американец, как и Одзаки был чистокровным японцем. Оба – выходцы из хороших семей и являли собой образцы респектабельного среднего класса – того самого класса, который поставлял стране хороших государственных служащих и карьерных дипломатов. Зорге и Чамберс также происходили из хороших семей, но рано окунулись в гущу коммунистического движения, прошли все его грязные и богемные этапы, были активистами, равно как и теоретиками. И оба были жадными до книг и учения. И если бы эти две команды перетасовать, они могли бы удачнее разделиться на пары. Подобно Хиссу, Зорге так и остался убежденным и нераскаявшимся ленинистом в период ареста, следствия и суда. Тогда как Одзаки, подобно Чамберсу, начал, похоже, осознавать зло, которое он причинил. На пороге смерти он обрел свою душу. Но произошел ли этот перелом по его собственной воле – вопрос открытый, об этом можно только догадываться. Он был, конечно, более чувствительным, более тонким и впечатлительным, более искренним человеком в связке Зорге – Одзаки…

В период между 1932 и 1934 годами, когда Одзаки покинул Шанхай и вернулся в Токио и до его новой встречи с Зорге и вступлением в его организацию, он успел стать широко известным как талантливый журналист и специалист по китайским делам. Его статьи в «Chuo Koron» (Central Review) всеми воспринимались как «авторитетные». Втайне, под своим шанхайским псевдонимом «Сирокава Жиро» он переводил книгу Агнес Смедли «Дочь земли» на японский – мисс Смедли предоставила ему права на японские издания всех ее книг – и в конечном итоге опубликовал ее за свой счет. Под его собственным именем вышло пять книг о Китае. Последняя, опубликованная в 1941 году, называлась «Противостояние великих держав в Китае». Хотя Одзаки был страстно предан делу коммунизма, он умело скрывал свои истинные убеждения и так хорошо вел дела, что проницательная и дотошная японская полиция ни разу не заподозрила его.

Зорге захватил с собой в Японию не только свою опытность в методологии шпионажа, но и глубокий интерес к стране и ясное понимание, что лучший шпион не тот, кто самый хитрый, но тот, кто самый трудолюбивый. В период между 1932 и 1935 годами его миссия состояла не столько в том, чтобы добыть как можно больше секретной информации, сколько в том, чтобы узнать как можно больше о стране. И возможно, самые необычные страницы в его признании это те, где он описывает свои ранние занятия в Токио.

«В момент моего ареста полиция обнаружила у меня в доме около 800 – 1000 книг, что привело полицейских в сильное раздражение. Большая часть этих книг была на японском языке. Собирая свою библиотеку, я приобретал любые изданные на иностранных языках оригинальные японские работы, какие только мог достать, а также лучшие из написанных иностранцами книг о Японии и лучшие переводы основных японских работ. И все эти научные труды были систематически проштудированы.

Это была отправная точка для ответа на простой вопрос: как постичь современные японские экономические и политические проблемы. Я очень внимательно изучал аграрные вопросы, потом перешел к малой индустрии, крупной промышленности и, наконец, к тяжелой индустрии… После такого штудирования случайная политическая сцена может сказать сведущему в японской истории человеку намного больше, чем обычному чужестранцу… Кроме книг из моей домашней библиотеки я пользовался библиотекой германского посольства и личной библиотекой германского посла…

Но мое изучение Японии не ограничивалось лишь тем, что можно было почерпнуть из книг и журналов. Здесь, во-первых, я должен упомянуть о своих встречах с Одзаки и Мияги, на которых мы не ограничивались лишь обменом и простым обсуждением информации. Зачастую какие-то настоящие и безотлагательные проблемы заставляли обращаться к подобным феноменам в другой стране… или углубляться в японскую историю. И в этом отношении мои встречи с Одзаки не имели цены из-за его необычайно широких познаний в области японской и зарубежной истории и политики… Я приобрел ясное понимание исключительного положения японской армии в государстве, так же как и природы императорских советников или Генро[14], которые занимались толкованием законов… Более того, я никогда не сумел бы понять японское искусство без помощи Мияги. Наши встречи часто происходили на выставках и в музеях, и не было ничего необычного, если мы от интеллектуальных и политических обсуждений, под воздействием окружающей обстановки переходили к беседам о японском или китайском искусстве».

Этот Зорге мог написать, что «моим личным желанием и радостью было узнавать что-то новое о тех местах, где я оказывался … Я никогда не рассматривал такое изучение чисто как средство для работы. Живи я в мирных условиях и в условиях мирного политического развития, я, вероятно, стал бы ученым, но уж конечно же не шпионом…» Шпион, который пил и менял женщин, и бражничал со своими нацистскими «коллегами» в Токио, который со всей тщательностью и скрупулезностью своего германского и марксистского происхождения относился к задаче сбора информации для России, писал с почти ощутимым восторгом о своих научных занятиях. Он хотел прояснить для читателей, что был не просто «почтовым ящиком» или шифровальщиком в шпионской организации.

Страницы, которые больше связаны с его самообразованием, с его оценкой глубинных политических течений, чем с деталями шпионажа, самые живые в «Признании». Они показывают того Зорге, каким он мог бы стать, не порази его вирус коммунизма.

Он почти по-мальчишески гордится своей репутацией первоклассного журналиста-международника и не скрывает этого:

«Мои исследования были также важны для меня как журналиста, поскольку без них мне было бы трудно подняться над уровнем заурядных немецких репортеров новостей, который был не особенно высок. Это дало мне возможность приобрести в Германии репутацию лучшего репортера в Японии. «Франкфуртер цайтунг», на которую я работал, часто хвалила меня на том основании, что мои статьи повышают ее международный престиж… Моя журналистская слава принесла мне бесчисленные просьбы о статьях со стороны различных германских периодических изданий, а «Франкфуртер цайтунг» и «Геополитика» (для которой Зорге иногда писал), настойчиво добивались от меня книги о Японии, которую они желали бы получить в самое ближайшее время».

Зорге так никогда и не закончил этой книги. Он успел написать 300 страниц рукописи, когда японская полиция постучала к нему в дверь.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх