ЖЕСТОКОЕ МОРЕ

Январь 1942 года. На Средиземном море идут яростные сражения. Британские авианосцы и военные суда тонут как в открытом море, так и в порту Александрии. Франция после заключения перемирия 1940 года остается юридически вне конфликта, но тем не менее испытывает ограничения, связанные с немецкой оккупацией и английской блокадой. Перестают поступать арахисовые орехи из Дакара, сахар с Антильских островов, рис, маис, сахар и маниок с Мадагаскара, фрукты из Северной Африки. В 1942 году Франция получила продуктов питания на три с половиной миллиона тонн меньше, чем обычно. Французские торговые суда, пытающиеся прорвать блокаду, обстреливаются и захватываются. Через сеть патрулей проходят лишь отдельные корабли. Пассажирские суда пропускаются почти беспрепятственно.

6 января 1942 года в шестнадцать часов из Алжира в Марсель отплывает судно «Ламорисьер» (капитан Мийассо). На судне водоизмещением 4712 тонн и длиной 112 метров, спущенном на воду в 1920 году, было помимо экипажа 88 военных и 176 гражданских пассажиров, а также 492 тонны груза.

Погода портилась уже в момент отплытия. По белесоватому небу неслись черные тучи, из которых наискось сыпал ледяной дождь. Едва корабль миновал мол, как белый Алжир исчез за сплошной завесой дождя. Каюты и салоны еле отапливались, но французы знали, что дела идут плохо повсюду. Они разучились требовать.

Семнадцать часов. Дважды ревет сирена, и матросы разбегаются по коридорам, стуча в двери кают: «Учебная тревога, все на палубу первого класса!» В каждой каюте есть надпись, указывающая место сбора пассажиров. Туда надо явиться в спасательном жилете. В мирное время учебные тревоги – повод для шуток. В 1942 году людям не до развлечений.

В ночь с 6-го на 7-е барометр падает, а к утру море разыгрывается не на шутку. Количество людей в ресторане уменьшается с каждым разом. «Ламорисьер» не может развить полной скорости из-за волнения на море и отвратительного качества угля.

Хороший уголь реквизирован немцами.

7 января, девятнадцать часов. От стекол мостика несет холодом из-за пронзительного ветра. Вахтенный офицер записывает в бортовом журнале: «Ветер 9 баллов. Жестокое волнение». 9 баллов по шкале Бофорта соответствуют скорости ветра 66-77 километров в час, и если моряк говорит: «жестокое волнение», погода стоит действительно плохая. Пассажиры «Ламорисьера» слышат мощные удары волн о борта старенького судна; тем, кто рискует выйти из каюты, приходится намертво вцепляться в поручни. На обед 7 января является лишь двадцать пассажиров.

Двадцать три часа двадцать минут. Пока пассажиры спят или страдают от приступов морской болезни в своих каютах, капитан Мийассо получает радиограмму от карго «Жюмьеж» (капитан Матаге): «SOS»! Серьезная авария, продолжать плавание не могу, трюмы залиты водой. Местоположение 40°25'N, 4°25'Е». На борту «Жюмьежа» 1200 тонн угля, 249 тонн цемента и 53 тонны разных грузов. Он отплыл из Тулона в Бизерту в тот же день и час, что «Ламорисьер» из Алжира: 6 января в 16.00. В момент отправки сигнала бедствия судно находится в 40 морских милях к северо-северо-востоку от Менорки.

Морские законы неумолимы, и любой корабль, получивший «SOS», спешит на помощь терпящему бедствие, если только ему самому не угрожает опасность. Капитан Мийассо изменил курс слегка к востоку и приказал ускорить ход. Но плохой уголь засорил колосники котлов. Скорость увеличить не удается.

8 три часа утра «SOS» от карго «Меканисьен Мутт», потерявшего управление из-за аварии руля. Это судно ближе к «Ламорисьеру», чем «Жюмьеж», и капитан Мийассо снова меняет курс, чтобы помочь ему. В восемь часов тридцать минут он вынужден отказаться от своего намерения: «Средиземное море разбушевалось в полную силу (свидетельство тому два «SOS»), а главный механик «Ламорисьера» сообщает на мостик, что в котельную номер один через люки трюма по левому борту и кормовой угольный отсек левого борта поступает морская вода. Капитан Мийассо снова берет курс на Марсель.

Десять часов. Новое сообщение из машинного отделения на мостик: угольная пыль и мелочь забила фильтры трюмных насосов. Вода в котельной поднялась, и пришлось остановить первый и второй котлы. Скорость падает. Большинство пассажиров в изнеможении лежит в каютах. На завтрак в 12.30 явилось тринадцать человек. Один из них роняет:

– Несчастливое число.

Точнее не скажешь. Через четверть часа шум машин – глухая успокоительная пульсация – замедляется, а затем и вовсе стихает. Слышны лишь удары волн о корпус судна.

– Мы остановились? Почему?

На борту судна, как и в самолете, команда должна всегда успокаивать пассажиров:

– Скоро двинемся дальше. Пустяки.

Увы, не пустяки. Машины остановлены, чтобы обеспечить давление пара на динамо-машины и трюмные насосы. Судно превращается в инертную игрушку моря. Его разворачивает бортом к волне, и оно начинает опасно крениться на левый борт. Тринадцать пассажиров вынуждены покинуть обеденный зал. Моряки приглашают всех здоровых мужчин, и гражданских и военных, присоединиться к команде, которая выстроилась в цепочку и вычерпывает воду из трюмов. Это означает, что насосы не справляются с работой и вода все прибывает.

Пассажиры лежат в каютах в полной темноте – иллюминаторы задраили накануне из-за шторма. Они с опасением прислушиваются к ударам волн о судно и прочим шумам на борту. Машины стоят, но по пароходу разносится плеск воды и позвякивание ведер, передаваемых по цепочке стоящими в коридорах людьми. Из-за качки ведра ударяются о переборки. Кроме громовых ударов волн о судно слышен рев воды, стекающей с накренившейся палубы судна. Вода над головой, вода под ногами в нижних отсеках.

А «Жюмьеж»? Он давно уже затонул, вместе с грузом и людьми...

Четырнадцать часов сорок минут. Капитан Мийассо передает по радио, что судно в тяжелом положении и пытается достичь Менорки – необходимо привести в порядок котельные.

Но, чтобы судно двинулось в путь, надо поднять давление. Кочегарки судов, ходивших на угле, всегда были мрачным местом, а сейчас на «Ламорисьере» это настоящий ад. В тусклом свете едва горящих лампочек полуобнаженные, залитые потом кочегары по колено в воде пытаются очистить колосники, шуруя длинными и тяжелыми железными ломами; скверный уголь превратился в липкую асфальтоподобную массу, которая мешает тяге.

16.50. Новое радиосообщение капитана Мийассо: «Двигаться не могу, потерял возможность маневра. Прошу срочной помощи для буксировки судна. Положение 40°38'N, 4°38'Е». Почти то же самое место, с которого давал «SOS» «Жюмьеж» накануне вечером в 23.20.

Пытаясь развернуть «Ламорисьер» по волне, капитан Мийассо ставит плавучий якорь – громадный брезентовый мешок конической формы, удерживаемый в раскрытом состоянии стальным обручем и соединенный с судном снастью с разветвляющимися концами и тросом. Обычно плавучий якорь удерживает судно по ветру. Но «Ламорисьер» отяжелел от воды и накренился. Плавучий якорь почти не помогает.

В девятнадцать часов на «Ламорисьере» остается лишь один действующий котел. Команда продолжает работу. Горничные разносят по каютам куски хлеба. Каждому положен один ломоть. Так как нормальное время перехода истекло, на борту вводятся пайки. К счастью, многие пассажиры везут в багаже еду. В крайнем случае капитан может купить и раздавать ее. Вычерпывание воды продолжается, но люди вымотаны до предела, и ведра совершают свой путь все медленнее.

Двадцать часов. Гаснет свет. Давление упало еще ниже, и электроэнергии хватает только для мостика и радиопередатчика. Вычерпывание воды прекращается. Внезапная темнота в коридорах, каютах и салонах паники не вызывает: дело в том, что каждый третий пассажир на судне – военный, а гражданские лица слишком измотаны.

Опять шаги на палубе. Один из пассажиров с электрическим фонариком отправляется узнать, что происходит. Вскоре он возвращается.

– Команда переносит ящики с фруктами и овощами из левого трюма на верхнюю палубу, чтобы выровнять судно. Если оно примет горизонтальное положение, может быть, удастся разжечь котлы.

Трогательное невежество. Чтобы выровнять судно и создать противовес поднимающейся в трюме воде и увеличивающемуся от этого крену, нужно перенести сотни тонн ящиков с овощами. Грузы перемещают с борта на борт, чтобы хоть немного отсрочить гибель судна. «Ламорисьер» по-прежнему находится в положении смертельно раненного морского животного.

Двадцать три часа. Капитан Мийассо передает по радио: «Вода поднялась до уровня последнего действующего котла. Его пришлось остановить. Прошу немедленной помощи». Два пассажирских судна «Гувернер-женераль-де-Гейдон» и «Гувернер-женераль-Шанзи» принимают сообщение и направляются на помощь «Ламорисьеру».

Миновала вторая ночь.

Одна из пассажирок, спасенных с «Ламорисьера», мадам Мэг Дюмон, в 1943 году опубликовала свои воспоминания под названием «Потерпевшая кораблекрушение». Я нашел там множество интересных деталей, подтверждающих мой личный опыт, с той только разницей, что на нашем судне в момент кораблекрушения не было ни женщин, ни детей. Мадам Дюмон не указала, сколько их было на «Ламорисьере», и я не нашел никаких сведений в архивных документах. Другие участники драмы говорили мне, что детей было много, и большая часть их погибла. В этом нет ничего удивительного: нужны сила и невероятное самообладание, чтобы спастись во время кораблекрушения.

Утром 9 января сила ветра по-прежнему достигает девяти баллов, но дождь кончился, тучи рассеялись, и на синем небе засияло солнце. Зрелище, которое открывается с верхней палубы «Ламорисьера», и прекрасно и ужасно одновременно.

Судно накренилось на левый борт так, что спасательные шлюпки почти черпают воду при качке. С другого борта море видно с восьмиметровой и даже большей высоты, когда волны приподнимают корабль на гребне. По склонам водяных гор стекают пенистые струи, играющие в лучах солнца. Впереди, по правому борту, темнеют Балеарские острова.

В восемь часов утра капитан приказал пассажирам собраться на верхней палубе и быть готовыми к посадке в спасательные шлюпки, как только подойдут спешащие на помощь суда.

Для многих путь на палубу мучителен. Жестоко измотанные морской болезнью, ослабевшие от вынужденного поста пассажиры могут передвигаться лишь с помощью матросов и военных.

На палубе собираются бледные, растерянно моргающие, полуослепшие люди: их глаза не видели дневного света уже шестьдесят часов, а с момента отключения электричества, то есть уже тринадцать часов, они находились в полной темноте.

Мужчин отправляют в бар первого класса, а женщин и детей – в салоны первого класса: их постараются эвакуировать первыми. Женщины и дети тут же валятся на пол, падая друг на друга. Дети кричат и плачут. Стюарды приносят из кают одеяла и укрывают ослабевших и иззябших детей и женщин, сбившихся в кучу.

Как это всегда бывает в минуты несчастья, несколько отважных сердец продолжают борьбу. Две медсестры французского Красного Креста (Жоржетт Рене и Одиль Орет) утешают и успокаивают детишек, которых им поручено сопровождать. Они начинают читать с ними молитвы.

В девять часов десять минут «Гейдон» посылает на «Ламорисьер» радиограмму: «Вас вижу», и почти тут же на горизонте, с севера, появляется высокий узкий силуэт корабля, идущего прямо на гибнущее судно. Его кочегары работают вовсю – из труб валит черный дым.

При виде его к пассажирам возвращается надежда.

Десять часов. «Гейдон» всего в четырехстах метрах. Пассажиры, вцепившиеся в поручни, чтобы выстоять под ветром, видят, как его качает на громадных волнах.

– Как же он поможет нам?

«Ламорисьер» продолжает тяжелеть от проникающей в корабль воды и становится все более беспомощным. Водяные валы обрушиваются на борт судна, и оно выпрямляется со все большим трудом. Чтобы не мешать маневру спасательного судна, капитан Мийассо дает приказ обрубить трос плавучего якоря.

Вначале капитан «Гейдона» пытается передать на борт «Ламорисьера» буксировочный трос. Он ставит два плавучих якоря, чтобы удержаться с наветренной стороны тонущего судна, и сбрасывает в море линь с поплавком на конце. Морякам «Ламорисьера» надо выловить его и прикрепить к нему трос.

Время идет, а поплавок не приближается. Ветром его относит в сторону. Нужен другой маневр.

В салоне «Ламорисьера» рыдают женщины. Одна из них, одетая в траур, без конца повторяет, что в трюме судна находится гроб с телом ее мужа, пилота, погибшего несколько дней назад.

– Женщины и дети – в шлюпки!

Этой команды ждут давно. «Гейдон» дает задний ход, чтобы оказаться с подветренной стороны. Тогда шлюпки отнесет к спасателю. По крайней мере на это надеются. Уже около одиннадцати часов.

Спустить на воду спасательные шлюпки просто, если судно уходит под воду медленно, в тихую погоду, без крена (кроме того, может заесть тросы талей, с помощью которых шлюпки подвешены к шлюпбалкам), но все эти условия редко встречаются вместе. Редкий корабль тонет без крена, и потому половину спасательных лодок – на борту, задравшемся кверху, – использовать невозможно, а ведь предполагается, что они все идут в дело.

Ален Бомбар давно осудил подобную судостроительную глупость, от которой никак не хотят отказаться с самого начала использования пара в мореходном деле. Бомбар не раз говорил, что наилучшим средством спасения являются резиновые надувные лодки, которые просто сбрасываются в море. Во время второй мировой войны эти лодки спасли жизнь тысячам людей. Вы надеваете спасательный жилет, прыгаете в море и плывете к надувной лодке (лодки надуваются автоматически, и их можно выбросить в море в большом количестве). Суровое испытание, но оно дает максимум шансов на спасение.

«Комфортабельная» посадка на борт традиционных шлюпок – иллюзия, которую поддерживают из бюрократических и финансовых соображений. Я испробовал эти разрекламированные «удобства» на собственной шкуре.

Быть может, читатель простит автору эти рассуждения, если мне удастся убедить его на примере «Ламорисьера», что классические спасательные шлюпки малоэффективны.

Женщины и дети с тремя членами экипажа (нужны гребцы) и одним офицером (нужен командир) не без трудностей, но в порядке и спокойствии уселись в одну из шлюпок левого борта. Над их головой трубы судна, они выглядят громадными и угрожающими. Шлюпку спустили без помех – ее защищал от волн корпус судна, – и она коснулась воды дном.

К несчастью, заело задние тали. Качка выпрямляет судно, и лодка, соединенная с шлюпбалкой, косо повисает в воздухе! Женщины и дети в испуге кричат. Матросы в лодке безуспешно пытаются освободить тали.

Качка снова опускает борт судна. Лодка опять опускается на воду, чуть-чуть зачерпнув. Может быть, пассажиры будут спасены, ведь удастся же наконец расстопорить эти проклятые тали или обрезать пеньковый трос! Слишком поздно. Судно кренится все больше и больше, касается шлюпки, оседает на нее и переворачивает. Раздаются приглушенные вопли. «Ламорисьер» выпрямляется. Все кончено...

В официальном отчете записано: «Из-за этой трагической попытки пришлось отказаться от спуска других шлюпок». Не знаю, сколько спасательных шлюпок имелось на «Ламорисьере», но факт остается фактом: они оказались бесполезными.

Команда стала выбрасывать в море все плавающие предметы – спасательные круги, плотики, ящики, весла... На борту есть и большие плоты, но так как их можно спускать только после шлюпок, то времени часто не хватает. Либо матросы не успевают спустить эти хорошо закрепленные плоты, либо те скользят по палубе, раскачиваясь словно гигантские качели. Кормовой плот «Ламорисьера» наносит ранения нескольким пассажирам. «Какой-то человек в темно-синей форме теряет сознание от удара. Он скатывается в море, и его относит в сторону».

Солнце по-прежнему сияет в синем небе, не стихает яростный ветер. Появляется второе судно – «Шанзи». «Ламорисьер» кренится все больше, его корма начинает медленно погружаться в воду. Пассажиры спешат на корму и бросаются в море, чтобы добраться до больших и маленьких плотов, которые плавают вокруг; многие в панике вцепились в поручни по правому борту, лица других, наоборот, странно безразличны, они примирились с судьбой и наблюдают, как переполненные плоты относит к близко стоящему «Гейдону». Эти потерявшие надежду или испуганные люди мешают остальным пробраться на корму. Раздаются резкие слова, вспыхивают стычки. На терпящем бедствие судне атмосфера несколько иная, чем в светском салоне. Когда раздается клич: «Спасайся, кто может!» – жестоких сцен не избежать.

Капитан Мийассо в одиночестве стоит под ветром на открытой части мостика. Его лица не видно под козырьком глубоко надвинутой фуражки. Он уже ничего не может сделать, ему остается только последним покинуть борт судна. Но он его не покинет, он уйдет на дно вместе со своим кораблем и не успевшими спастись пассажирами – в одиннадцать тридцать пять по Гринвичу в точке с координатами 40°N и 4°22'Е...


Вы бросились в море и хлебнули добрый глоток соленой воды. Вы задыхаетесь, но спасательный жилет выносит вас на поверхность и держит на воде. Вы плывете к ближайшему плоту, добираетесь до него, обеими руками хватаетесь за любой выступ, отталкивая в сторону свисающие с плота ноги, – плот отнюдь не пуст, он перегружен. Не думайте, что сидящие на плоту люди протянут вам братскую руку: «Взбирайтесь!»

Плот, до которого удалось добраться Мэг Дюмон, был перегружен и уходил под воду при каждой сильной волне. Мэг Дюмон «не очень хорошо приняли многие из сидящих на плоту». Думаю, что большинство спасшихся смягчают рассказы о тяжелых минутах просто из милосердия, а также потому, что в будущем могут встретиться с товарищами по несчастью. Мой опыт подсказывает, что дела обстоят куда лучше, когда в беде оказываются лишь моряки. Не потому, что они ангелы или герои. Даже наименее мужественные из них, как и самые трусливые пехотинцы, поднимающиеся в атаку, вольно или невольно следуют традиции, своеобразному кодексу чести и солидарности.

Помогли ей или нет, но Мэг Дюмон на плот взобралась. Она оставалась на нем пять часов. Многие из потерпевших кораблекрушение были в таком положении намного дольше, они провели целые дни, вцепившись в кусок плавающего дерева. Но и пятичасового пребывания на плоту вполне достаточно, чтобы по достоинству оценить весь ужас положения.

Залитое солнцем Средиземное море по-прежнему бушует под ледяным ветром. Полуодетые люди страдают больше других, их бьет конвульсивная дрожь (защитная реакция организма), они клацают зубами, пугая соседей. За маленький плотик цепляется женщина в светло-голубой кофточке с короткими рукавами и юбке; силы почти оставили ее, она медленно соскальзывает в воду; люди на большом плоту, проплывающем мимо, видят ее искаженное лицо, она плачет: ее плотик медленно удаляется...

– «Гейдон» уходит! Смотрите, он разворачивается!

Действительно. Уже 14.00. Пять часов «Гейдон» маневрировал почти на месте, борясь с ветром и морем, но запасы горючего не бесконечны. В то время оно отпускалось торговым судам с чрезвычайной скупостью. «Гейдон» подобрал 55 человек. Если он хочет добраться до порта назначения, ему надо уходить. Его капитан решился уйти, только удостоверившись, что подошедший «Шанзи» сменит его.

С мостика «Гейдона» «Шанзи» уже виден, но с плотов на уровне моря ничего различить нельзя. Представьте себе, если вам это удастся, отчаяние людей на плоту, которые наблюдают за удаляющимся «Гейдоном». Лучше не слышать несущихся ему вдогонку проклятий. (К счастью, существует защитная реакция памяти: потерпевшие кораблекрушение впоследствии забывают о нем.) Но вскоре отчаяние сменяется надеждой: дымя трубами, появляется «Шанзи». Он растет на глазах. Потом приостанавливается, как и «Гейдон», он маневрирует, чтобы подобрать людей с дрейфующего в направлении к нему плота. Время тянется невероятно долго!

15.30. Гигантская волна приподнимает плот, на котором находится Мэг Дюмон, и переворачивает его. Пассажиры, удивленные тем, что вода теплее воздуха, мужественно борются с морем. Кажется, всем удалось взобраться на плот. Нет, не всем. Мужчина лет пятидесяти, который уцепился за плот, пытается взобраться на него.

– Нет, нет, нас и так слишком много!

И он остается в море, держась за край плота. Он слишком устал и не смог бы подтянуться на плот, даже если бы захотел. Он в упор смотрит на Мэг Дюмон.

– Вытащите его! – обращается она к соседям.

Никто не шелохнулся. Люди сбились в плотную кучу, пытаясь хотя бы немного согреться. Человек в море бросает на них последний отчаянный взгляд. Его руки разжимаются. Он опускает голову вниз, лицом в море. Спасательный жилет держит его на поверхности и относит все дальше и дальше...

«Шанзи» все еще далеко, не менее чем в километре.

– Когда же он доберется до нас?!

Но «Шанзи» по той же причине, что и «Гейдон» (нехватка горючего), удаляется от места кораблекрушения, подняв на борт двадцать пять человек. Во второй раз оставшиеся в море люди теряют надежду. Что может быть ужаснее? Несчастные, держащиеся за любой плавучий предмет – связку раскладных стульев, связанные весла (после кораблекрушения на поверхности моря плавает множество самых различных вещей) – игрушку волн и разъяренного ветра, не выдерживают нового потрясения и перестают бороться, как и тот пятидесятилетний мужчина...

Шестнадцать часов. Люди на плоту по-прежнему жмутся друг к другу.

Кто-то ест апельсины, выловленные из моря. Уже давно никто не произносит ни слова.

– Глядите! Дым!

Верно, но что это за дым? Люди уже ничему не верят. И все же надежда возрождается в сердцах.

– Это военное судно!

Узкий корпус сторожевого корабля «Эмпетюоз» похож на лезвие ножа, но людям на плоту, мужчинам и женщинам (детей здесь нет) он кажется огромным. Судно как бы недвижно пляшет на громадных волнах, но черный дым и пенные буруны от форштевня свидетельствуют, что оно идет на максимальной скорости. Прямо на плот, ни на градус в сторону. Снова забрезжила надежда.

Сторожевой корабль маневрирует с большей легкостью, чем гражданское судно, а его капитан – истинный мастер своего дела. Он ставит свое судно с наветренной стороны плота и с невероятной точностью подходит вплотную. Сторожевой корабль и плот касаются друг друга. Связки веревок летят на плот, крепкие руки подхватывают почти безжизненные тела. Медицинский пост. Горячий грог, сухая одежда. Спасенные (какое чудесное слово – «спасенный»!) мужчины и женщины переодеты в матросское платье, их собственная одежда сушится.

«Эмпетюоз» подобрал пятнадцать человек. 11 января утром их переправили на крейсер «Жан де Вьен». Крейсер взял курс на Марсель и 12 января в 12.30 прибыл в порт. Итог кораблекрушения – более двухсот жертв.

«Свод огней и сигналов при тумане» издается Центральной Гидрографической службой для штурманов и содержит все необходимые сведения о побережье. Он состоит из десяти томов, и статьи расположены в нем в алфавитном порядке. Маяки и сигналы ливанского побережья с их подробной характеристикой перечислены в томе «Д». Например, там можно прочитать, что маяк мыса Рас-Бейрут, указывающий вход в Бейрутский порт, имеет проблесковый огонь – свет на секунду вспыхивает, гаснет на три секунды, зажигается на секунду и так далее. Это позволяет распознать маяк на большом расстоянии.

«Свод» переиздается каждые три года. Если за этот промежуток времени в строй входит новый маяк, о нем упоминается в «Уведомлении для штурманов». Таким образом, коррективы вносятся во все морские документы.

Инженеры и техники, которые в начале ноября 1952 года заканчивали наладку оптического и электрического оборудования аэропорта Халде, в нескольких километрах к югу от Бейрута, никогда не заглядывали ни в одно из этих периодических изданий. Да и зачем им было интересоваться морскими документами, ведь их маяк предназначался для самолетов. Если бы им сказали, что огонь их маяка виден с моря и что по стечению обстоятельств он работает с таким же ритмом проблесков, как и маяк Рас-Бейрута, – секундная вспышка с трехсекундным интервалом, – они бы ответили, что доводы против их маяка бессмысленны по одной простой причине:

– Между вспышками маяка на Халде три секунды горит зеленый свет. Ошибка невозможна. Разве есть морские маяки с зеленым промежуточным огнем?

Да, таких маяков никогда не существовало. И естественно, никто в то время еще не мог познакомиться с отчетом врача первого класса Риу, опубликованным во втором томе «Журнала морской медицины» за 1955 год (через три года после крушения «Шампольона»). Отчет назывался «Проблемы восприятия цветовых сигналов и дальтонизма на флоте». В частности, там можно было прочитать: «Если по какой-нибудь причине, например из-за тумана, сила света зеленого огня понижается, то с большого расстояния этот огонь кажется синим или вовсе не виден».

Вы несете ночную вахту на мостике, видимость плохая. Корабль постепенно приближается к берегу. Вы повторяете про себя: «В такое-то время я должен заметить такой-то огонь и должен взять такой-то курс, чтобы войти в порт». Вы всматриваетесь в тьму и вдруг видите огонь. Вы считаете вспышки. Все правильно, ваш путь верен.

В четыре часа утра 22 декабря 1952 года было еще довольно темно. Дул юго-восточный ветер силой шесть баллов. Вахтенный офицер, стоявший на мостике «Шампольона», вышедшего накануне утром из Александрии, заметил огонь маяка Рас-Бейрут и, согласно приказу, записанному в корабельном журнале, послал матроса за капитаном Бурде.

Выписка из судового журнала, сделанная капитаном Бурде:

«В четыре часа пять минут меня предупредили, что показался огонь маяка Рас-Бейрут. В четыре часа пятнадцать минут я проверил сам, что огонь, вернее его отсвет, дает белую вспышку каждые три секунды в правильном направлении, то есть чуть-чуть справа».

Судно берет курс на этот огонь.

«В пять часов пятнадцать минут включен радар, но он дает очень неясное изображение, и судя по его показаниям, мы находимся в 9,5 милях от берега. В пять часов тридцать минут судно готово к выполнению маневра».

И вдруг между вспышками появляется зеленый свет. Почти тут же, левее, появляется истинный, легко распознаваемый огонь маяка Рас-Бейрута. Свою трагическую роль сыграл оптический феномен (зеленый огонь был издалека неразличим). Капитан Бурде понимает, что корабль движется вбок от входа в порт. «Снижаю скорость, потом полный назад машинам. Примерно в пять сорок пять в неясном свете утра замечаю буруны спереди по левому борту. Почти тут же ощущается легкий удар, затем несколько толчков подряд по левому борту, сотрясающих все судно».

«Шампольон», лайнер водоизмещением 12500 тонн, построен двадцать восемь лет назад (в 1924 году) и реконструирован в 1933 году. Его максимальная скорость равна 18 узлам. Он вышел из Марселя 15 декабря 1952 года с командой 120 человек и 111 пассажирами, 98 из которых совершают паломничество в Иерусалим. Во время стоянки в Александрии он принял на борт новых пассажиров.

Пассажиры тоже ощутили и услышали толчки, потрясшие корабль. Удары разбудили их, и они застыли в своих постелях, задаваясь множеством вопросов: «Ты слышал? Что это было? Больше ничего не слышно. Может быть, произошло столкновение?» Руки тянутся к выключателю в изголовье. Слава Богу, свет есть. «Машин не слышно. Судно стоит. Может, мы сели на мель? Или ударились о причал в Бейруте? Который час?»

Вскоре мужчины и женщины, накинув на ночное белье пальто, выходят на палубу. «Мы сели на мель! Смотрите, земля рядом, видны дома! Это Бейрут. Да, но ведь это не порт! Взгляните, в окнах зажигается свет».

Странная сцена в предрассветном сумраке. Пассажиры видят на берегу дома, многоэтажные отели новых кварталов. Сквозь полумрак пробивается свет из окон. «Шампольон» недвижной массой застыл на рифах в двухстах метрах от пляжа. Дует холодный ветер. На корабль несутся волны с пенными гребнями и с грохотом разбиваются о правый борт. Слышны стоны женщин и плач детей. Вдруг на корабль обрушивается тишина, а затем доносится испуганный ропот: на борту гаснут все огни.

Капитан Бурде на мостике выслушивает пессимистический доклад старпома и главного механика, которые только что осмотрели нижние помещения судна. «Шампольон» сел на мель, его обшивка пробита в двух местах острыми скалами. Пробоины огромны, машины и динамо-машины залиты, насосы использовать невозможно.

– Судну грозит опасность полностью лечь на борт, – говорит главный механик.

Офицеры успокаивают людей, сгрудившихся на накренившейся палубе.

– Нам скоро помогут, видите, сколько народу собралось на пляже.

Уже рассвело, и толпа на берегу растет. Вскоре весь пляж становится черным от собравшихся людей. Позже становится известно, что президент Ливанской Республики Камилл Шамун с правительством прибыл к месту кораблекрушения и руководит спасательными работами. Какими?

Представьте себе всю сложность ситуации.

Я уже говорил о трудностях спуска спасательных шлюпок с накренившегося судна. Здесь положение еще хуже. Если удастся спустить шлюпку, то в девяноста девяти случаях из ста ее тут же разнесет в щепы о скалы, где кипит море. Что делать?

Классический способ спасения в этом случае – установка «подвесной дороги». Между судном и берегом надо натянуть канат и с помощью люльки по одному перетащить потерпевших кораблекрушение на берег. Операция долгая, но надежная. Канат толст и тяжел. Поэтому вначале нужно перебросить линь, к концу которого потом прикрепят канат.

Бейрутские пожарники устанавливают на берегу гарпунную пушку для переброски линя.

Выстрела крохотной пушки не слышно из-за рева моря и ветра. Линь тонкой змейкой вьется в небе. Он взлетает высоко, слишком высоко, сильный ветер перегибает его и относит в сторону – и линь падает метрах в ста от корабля! Если вы слышали на стадионе стон разочарования, когда нападающий упускает стопроцентную возможность поразить ворота, то добавьте к нему причитания женщин и проклятия – и вы поймете, какой шум поднялся на накренившейся палубе «Шампольона».

– Еще не все потеряно, – говорят офицеры. – Сделаем иначе. Линь на берег доставят в шлюпке.

Но на какой шлюпке? Ведь ее невозможно спустить на воду. Действительно, этого сделать нельзя, если речь идет о шлюпке, полной пассажиров; другое дело, если в нее сядут умелые, мужественные матросы. Капитан Бурде решил сделать попытку:

– Кто пойдет добровольцем?

В палубной команде шестьдесят матросов. И все шестьдесят вызываются добровольцами – в этом нет ничего удивительного. Отбирают семерых холостяков. На воду спускают самую маленькую шлюпку, и – о чудо! – она не разбивается о борт судна и удаляется, словно летя на пенистых волнах над рифами. Остальные сопровождают их сочувствующими взглядами:

– Ветер и волны в корму, они доберутся до берега!

За шлюпкой тянется линь, к которому затем привяжут канат.

Люди на пляже готовятся к встрече.

Солдаты, пожарники и ливанские моряки образовали нечто вроде стрелы, уходящей в море.

– Лодку развернуло боком к волне! Перевернуло! Проклятье!

Нет, ничего страшного не произошло. Шлюпка перевернулась, но матросы не упустили линя, и спасатели с берега подхватили его. Контакт установлен. К концу линя, оставшемуся на «Шампольоне», матросы привязывают канат, и тяжелая стальная змея начинает свой неспешный путь к берегу.

Затем все останавливается. Уже двадцать метров стального троса весят много, а вытянуть вручную двести метров – задача невыполнимая. Нужна лебедка, но на пляже нет лебедки. Неужели затея обречена на неудачу? Нет, у одного из военных возникает спасительная мысль:

– Нужен танк. У танка мощности хватит.

Посылают за танком. Который час? Половина одиннадцатого? Сгрудившись на палубе, по которой гуляет ветер и на которую сыплется дождь мелких брызг, пассажиры с беспокойством наблюдают за этими маневрами, которым, кажется, нет конца. Наконец на пляже появляется танк. Пассажиры недоумевают, офицеры объясняют им ситуацию. Танк будет тянуть линь с канатом. Желтый танк ползет по светло-желтому песку пляжа, он лезет на склон дюны, буксует, снова двигается вперед и тянет линь.

Но слишком много рывков. Танк тянет неравномерно – это не лебедка. Опять в небо взмывает змея – линь лопнул. Проклятье! Но пассажирам не до лопнувшего линя. Раздается скрип, треск рвущегося металла – корабль разломился, вернее, начал разламываться надвое. В палубе появилась трещина – прямая глубокая щель. Но разлом еще не велик – около двух метров. Люди в панике. Среди общего замешательства раздается мощный голос из громкоговорителя:

– Всем уйти с кормы и перебраться на нос! Матросам помочь пассажирам! Соблюдайте порядок, никакой опасности нет!

– Электричества на борту не было, капитан Бурде воспользовался батарейным мегафоном, – рассказывал позже один из офицеров. – Паника не возникла только потому, что команда самоотверженно помогала пассажирам. Двести человек сгрудились в обеденном зале. От голода никто не страдал – стюарды принесли холодную еду, но всех мучила жажда: цистерны с пресной водой оказались пробитыми, а ящики с напитками остались в затопленных отсеках. Полураздетые люди дрожали от холода.

Замерзшие, страдающие от жажды люди с тоской смотрели, как в двухстах метрах от них дымились армейские кухни, подогнанные к пляжу, и из машин Красного Креста выгружались груды одеял. Они испытывали танталовы муки и не знали, чем все это кончится. Радист принес капитану Бурде две радиограммы: на помощь «Шампольону» шли британский крейсер «Кения» и французский пароход «Сирия». Что они смогут сделать? Подойти поближе и тоже сесть на мель?

Капитан Бурде сделал в судовом журнале две записи: «Послал на берег вельбот для доставки линя. Новые попытки в тринадцать и пятнадцать тридцать». Шлюпки разбились о рифы, но матросы в спасательных жилетах с большим трудом вернулись на борт, кроме одного – ему раздробило череп о скалу.

Пассажиры не видели двух последних попыток. Подавленные и угрюмые люди молча сидят в обеденном зале. У женщин нет больше сил утешать плачущих детей. На «Шампольоне» едет карлик, клоун цирка, и он принимается развлекать и успокаивать детишек. Нелепое кораблекрушение. И беспомощные спасатели на расстоянии двухсот метров.

Начинает темнеть.

Почему не пошлют шлюпки с берега?

По той же причине, по которой их не посылают с «Шампольона»: рифы. Пассажиры начинают понимать, что судно, терпящее бедствие в открытом море, имеет больше шансов получить помощь, нежели раненый лайнер, лежащий на скалах у берега. «Шампольон» попал в ловушку. Падает ночь, и ледяной ливень разгоняет спасателей с пляжа.

При каждом кораблекрушении люди молятся. На борту «Шампольона» находится священник, отец Леша, сопровождающий пятьдесят паломников в Святую землю. Эти мужчины и женщины проводят часть ночи в молитвах, потом к ним присоединяются другие пассажиры. К утру все засыпают.


Волны вымывают песок из-под корпуса судна, увеличивая опасность полного разлома и опрокидывания «Шампольона». На заре 23 декабря крен корабля достигает пятидесяти градусов. Нарисуйте квадрат, проведите диагональ – ее наклон составляет всего 45 градусов. «Шампольон» не тонет, но его пассажиры находятся в крайне неудобном положении. Не будь опасности, оно стало бы поводом для шуток. В нескольких сотнях метров, в море, виднеются силуэты британского крейсера «Кения» и итальянского буксира. Рифы мешают им подойти ближе. С наступлением дня на пляже снова собирается народ, но что могут предпринять спасатели? Вчера испробовали все, что возможно. На море сильное волнение, ветер крепчает.

– Капитан, пассажиры больше не в силах терпеть, их нервы на пределе. Те, кто умеет плавать, хотят попытать счастья.

С такими словами к капитану обращается отец Леша, пастырь иерусалимских паломников.

– Безумие! – отвечает капитан Бурде. – Волны пятиметровой высоты! Вы когда-нибудь слыхали, чтобы кто-нибудь плавал в такой шторм?

– Со спасательными жилетами.

– Даже с жилетами! А потом взгляните туда, в направлении берега. Видите темное пятно? Это мазут. Я приказал сбросить его в море, чтобы уменьшить опасность пожара. Пловец задохнется там. Вы читали когда-нибудь военные мемуары?

– Две мои племянницы хотят попытать счастья. Они чемпионки по плаванию.

Решительные девушки уже готовы – близнецы Франсуаза и Дениза Ланде. Им по двадцати одному году.

– Капитан, вы не можете нам помешать.

Капитан Бурде пожимает плечами, отдает приказ. Матросы спускают трап, сестры-близнецы скользят вниз и ныряют в бушующее море. Они действительно великолепные пловчихи. Все смотрят, как они плывут, поднимаясь и опускаясь на волнах. Каждый раз, когда они начинают взбираться по склону водяного холма, кажется, что они вот-вот заскользят назад, но нет – сестры переваливают через гребень на другую сторону волны.

– Они достигли пляжа!

– Двести метров за двадцать минут!

Это далеко не олимпийское время, но ведь девушки плыли среди пятиметровых волн! Пример близнецов Ланде заразителен. Но он таит в себе опасность.

– Вы видите, доплыть можно! Я плыву.

За час в море бросилось семьдесят человек – они хотели доплыть до берега. В итоге пятнадцать человек погибли: либо утонули, либо разбились о скалы, либо задохнулись от испарений мазута. И капитан Бурде запретил дальнейшие попытки.

– Борт не покидать. Погода может улучшиться, и нас спасут.

– Когда, капитан? Припасы и вода кончаются. Дети в опасности.

– Я запросил продукты, и их должны доставить на самолетах.

Вскоре в темно-сером небе появляются четыре самолета. Борясь с яростным ветром, они кружат над кораблем, словно чайки, пикируют. Матросы бросаются на палубу, чтобы подобрать мешки. Несмотря на порывы ветра, шесть мешков из семи упали на палубу. В них имеется и вода, но не в бутылках, а в виде блоков льда. Стюарды разбивают их и раздают лед вместе с хлебом, сахаром, шоколадом, консервами.

Сколько времени могут продержаться пассажиры «Шампольона» на потерпевшем крушение судне, продукты на которое доставляются по воздуху? А если лайнер полностью ляжет на бок, развалится и его обессиленные пассажиры очутятся в море? Уже не раз бывало, что потерпевшие кораблекрушение погибали вблизи от суши.

Еще до того, как был замечен огонь (ошибочный) Рас-Бейрута, «Шампольон» сообщил радиограммой о своем прибытии капитану порта. Около пяти часов утра лоцманское судно вышло ему навстречу. Лоцманские суда выходят в море в любую погоду. Это судно принадлежало двум братьям – Радвану и Махмуду Бальпажи. Профессия лоцмана требует мужества. Они причаливали к судам в штормовом море, влезали, как акробаты, по трапу, спущенному с палубы. Такие упражнения были для них обычным делом.

Но они не встретились с «Шампольоном» в назначенном месте, а увидели смертельно раненное судно на рифах. Они не смогли подойти к «Шампольону». Лоцманское судно вернулось в порт.

Весь день 22 декабря 1952 года братья Бальпажи находились на пляже, наблюдая за бесплодными попытками установить висячую переправу между судном и берегом. Когда наступила ночь, президент Ливанской Республики поручил им руководство спасательными работами.

Подобная ответственность может лишить сна. Братья прекрасно представляли себе положение «Шампольона». Было ясно, что для спасения пассажиров необходимо подойти и пристать к судну. Со стороны моря сделать это было невозможно из-за очень сильного крена, а также ветра и волнения, гнавших мощные волны к берегу. Суденышко могло разбиться о сидящий на мели корабль.

– Выход один, – сказал Радван, – надо пристать к нему с подветренной стороны.

– Пройдя над рифами?

– Да.

Решение было принято. Радван надеялся, что ветер за ночь спадет. Но на следующий день, 23 декабря, он стал еще сильнее. Лоцманское судно с бензиновым двигателем отплыло ранним утром, но из-за бури пришлось вернуться, не дойдя до «Шампольона». Во второй раз оно отплыло около одиннадцати часов.

Братья Бальпажи вели судовой журнал, но они не занесли в него подробности. Можно только догадываться, сколько умения и мужества они проявили. Короче говоря, эту маленькую морскую операцию можно назвать шедевром. И этот маневр они повторили не раз. Потом Радвану и Махмуду стал помогать их юный брат Салах на еще одном суденышке с бензиновым двигателем. Я с удовольствием называю имена этих моряков, награжденных затем орденом «За морские заслуги» и, кажется, даже орденом «Почетного легиона».

Один из офицеров «Шампольона» сообщил: «Идет лоцманское судно». Некоторые из пассажиров вскарабкались по палубе, вцепились в поручни и стали смотреть вначале в сторону открытого моря, а затем в сторону берега. На их крики собрались и остальные пассажиры. Все забыли о холоде и ветре. Крохотное суденышко плясало на зеленых волнах, зарывалось носом в воду, снова взлетало вверх. Качка немного уменьшилась, когда «Шампольон» закрыл его от ветра. Оно казалось пассажирам крохотным, но уже через несколько мгновений они с помощью матросов спускались на него. Капитан Бурде молчал и с беспокойством наблюдал за шипящей пеной там, где волны разбивались о рифы. Ливанские лоцманы в тот день показали себя достойными потомками своих финикийских предков. Крохотные суденышки братьев Бальпажи совершили семь рейсов.

Капитан Бурде отказался покинуть свой погибающий корабль. Тогда Радван Бальпажи поднялся по косо стоящей палубе и обратился к нему на прекрасном французском языке, но с истинно восточной пышностью:

– Да поможет вам Бог! Я передаю вам привет от моего отца, которому поклялся привезти вас. Хотите ли вы гибели людей, которые находятся у меня на борту? Их жизнь, как и моя, в ваших руках. Я не повезу их на берег без вас. И я подчинюсь любому вашему решению.

И капитан Бурде последовал за ним...







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх