• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Читано в собрании членов Клуба русских националистов 8 апреля 1910 года

В восьмидесятых годах истекшего столетия, лет двадцать пять тому назад, один полувоенный человек, очень значительного ранга, сделавши смотр некоторой части армии своей страны и восхищаясь силой этой армии, сказал о себе и о тех, кого смотрел, следующие слова: «Мы (имя рек) никого не боимся, кроме Бога». Под словом никого он разумел соседние народы. Другой столь же значительного ранга человек, участвуя в праздновании столетия Главного Артиллерийского Управления, при виде блестящего состояния артиллерийской части сказал: «Как всё это хорошо и сильно. Только дай Бог, чтобы мне никогда не пришлось употреблять всё это в дело». Из этих двух современников первый показал соседям физическую силу; второй показал силу нравственную.

Нравственная сила, духовная мощь, психическая энергия представляют собой важнейший элемент в народной и международной жизни человечества. Значение этого элемента стали оценивать практически и научно лишь с недавнего времени, и значение это оказывается чрезвычайно большим, а самый элемент обещает быть в своем развитии безгранично плодотворным. Тот решительный человек, который входит в клетку льва или тигра, предъявляя ему свою духовную силу, этот человек одерживает в одну минуту быструю и верную победу, какой он вовсе не одержал бы, если бы вошел в клетку дикого зверя с револьвером, ручной пушкой или бомбой. Не только человек показывает свою духовную силу, когда это необходимо, но более развитые и умные животные делают то же: они также стараются заменить физическую силу духовной мощью. Английский архиепископ Гибер, путешествовавший из Индии в Европу на пароходе, на котором также везли слона для большого лондонского зверинца, познакомился с этим животным и оценил его духовные качества. Когда слона выгружали, он ни за что не хотел идти по сходням на берег, и его кололи в чувствительные места тела острыми железными палочками, как это обыкновенно делается, и он принужден был повиноваться. Но на полпути сходня обломалась, и слон упал в воду. Это умное животное, у которого многие части мозга развиты так же хорошо, как и у человека, поняло сразу, что сходням не выдержать его грузного тела. Несколько дней спустя высокопреосвященный Гибер посетил цирк, чтобы повидать своего дорожного приятеля. Слон радостно приветствовал архиепископа и, коснувшись концом хобота своих израненных ушей, показал архиепископу кровь. Высокопреосвященный Гибер говорит: язык слона был так ясен, что его можно было перевести на человеческую речь следующими словами: «Посмотри, как они жестоко обошлись со мной в твое отсутствие!» Архиепископ дал слону два яблока, которые слон бережно взял и съел. Видя это, хозяин цирка велел поставить в клетку слона корзину, наполненную яблоками, — слон пришел в бешенство и во мгновение истоптал в кашу корзину и яблоки. Слон показал свою духовную силу! Своим поступком он как бы сказал: «Господа люди! Я зверь большой физической силы, но я выработал в себе и высшие духовные качества: кротость, терпение, великодушие; так обращайтесь же со мною по-человечески и не будите во мне зверя». Слон имел право выразить такую мысль, потому что он первое в мире животное, которое выработало в себе кротость, великодушие и родительскую любовь, притом в таких широких размерах, какие недоступны ни одному животному, но свойственны только человеку.

Националисты во всех странах — это такие люди, которые хотят показывать душевные качества и духовную мощь своего народа. Националисты не располагают физической силой, у них нет ни пушек, ни бомб; если они бывают сильны, то только духовной мощью. Они разыскивают эту мощь, стараются ее развить, собрать воедино ее части и этот цельный духовный образ стараются показывать другим.

Народный дух и народная мощь сказываются во многом. На парижской всемирной выставке в 1889 году русский отдел живописи привлек к себе горячее, полное симпатий, отношение международной публики, которая посещала этот отдел более внимательно, чем другие. Иностранцев поражало, что бедная и серая русская природа могла вызвать у художников столь серьезные темы. Темы, почти сплошь, носили психологический характер, изображали глубины человеческой души; этим они привлекали к себе внимание и сердце наблюдателя. Русские художники сказали новое слово для душевного прогресса человечества! Но то же сделали наши писатели: Достоевский, Тургенев, Лермонтов, Лев Толстой, и оттого все они сделались нравственной необходимостью для человечества и стали властителями мировых дум. Недаром французы, провожая в Россию гроб Тургенева, говорили, что у него два отечества: Россия и Франция. Для них он был такой же великий писатель и такое же духовное сокровище, как и для нас. Одно небольшое произведение Толстого «Хозяин и Работник» произвело необычайное впечатление во всей Европе, в особенности в Англии. Сильные духом и волей англичане, более, нежели другие народы, оценили значение душевной мощи у «Работника», который готовился встретить смерть с тем спокойствием и с той детской простотой чистой души, с какой, по словам Михаила Ивановича Драгомирова, живет и умирает русский солдат. Русские художники и русские писатели внесли крупную лепту в сокровищницу всечеловеческой души и тем сослужили великую службу международному психическому прогрессу, который состоит из суммы национальных прогрессов, согласно удачной мысли Николая Александровича Добролюбова. Русские, отстав от Запада в разработке объектов внешней культуры, не отстали в разработке вопросов духа, которым не без основания, придает такое значение маститый старец нашего времени Лев Толстой. Поэзия, искусство, художество, наука, — всё это плоды высших душевных доблестей; всё это вопросы духа, которые равно дороги всему человечеству, какая бы нация их не разрабатывала.

В разработке вопросов духа человеческие расы не в одинаковой степени талантливы по всем направлениям, но отличаются весьма существенно: так, англичанину присуща физическая мощь и неподражаемая сила воли и самообладания, почти недоступные другим народам; французу свойственны тонкий ум и рафинированное чувство, едва ли вполне доступное другим народам.

Особливые качества, свойственные душе каждого народа, стали, с недавнего времени, предметом научного исследования, почин которому положил немецкий психолог Лаццарус, начавший впервые издавать специальный журнал, посвященный изучению психологии народов. У всех народов, не исключая и нашего отечества, началось научное изучение народной души. Важность такого изучения столь велика, что все размеры его в настоящую минуту едва ли могут быть вполне оценены. Народный дух — это величайшее биологическое богатство, созданное веками биологической и исторической жизни, глубокие пружины которой скрыты от современного взора. Слон, которого теперь безбожно истребляют (и скоро вконец истребят!) для добывания слоновой кости, вызвал у французских психологов справедливое сетование. Природа, — рассуждали они, — употребила полтора миллиона лет, чтобы создать слона с его белой костью и с его высокими духовными качествами, а человек варварски уничтожает эту биологическую ценность, не понимая ее значения. Нечто подобное происходит в оценке индивидуальных особенностей народов. Эти особенности находят себе истинный прием и своевременную оценку только на родной почве, где эти особенности зародились и возросли. Но чужому народу они были бы мало понятны. На международном рынке, при гуртовой оценке, эти высшие психологические новинки подвергались бы риску не быть замеченными и опасности не быть правильно оцененными. Сила воли англичан, вероятно, котировалась бы за пределами Англии (что мы видим и теперь) как грубость и бесцеремонность; тонкость ума и чувства французов шла бы, на чужом рынке, за сентиментальность и т. д. Но на родной почве все психические особенности рано подмечаются и бережно культивируются. Эти родные черты каждому народу дороги, как величайшее биологическое и духовное наследие, которым определяются судьбы народа и которое, в годину народных бедствий, выступает всеми своими выпуклостями и нередко является спасительным средством для народа. В этом факте лежит глубокая причина существования и процветания национальных партий у всех народов, где возникла политическая жизнь и политическая борьба. Национальные партии являются главным штабом национального психизма и первыми оценщиками и таксаторами духовных богатств своего народа.

Духовные богатства каждого народа накоплены задолго до появления национальной партии. К этим богатствам относятся: язык, поэзия, литература, художество, религия, нравы и обычаи. Все эти проявления народной души имеют свою особенность у каждого народа и дороги каждому народу, как самая жизнь. Национальные партии должны взять на себя главную охрану этих национальных богатств и главную заботу об их развитии и направлении.

Психологическое орудие, которым направляется национальная жизнь, заключается в чувствах симпатии и антипатии. Значение первого чувства достаточно всем известно; чувство же антипатии, в самое недавнее время, было предметом исследования хорошо известного и у нас французского философа Рибо. Этот мыслитель определяет психологическое и, если можно так выразиться, международное значение чувства антипатии. Чувство это имеет гораздо больший удельный вес и обладает большей психологической валютой, чем то предполагалось раньше. Всем было известно чувство симпатии, и все одинаково признавали за антипатией лишь отрицательное значение и психологическую противоположность симпатии. Рибо доказывает психологическую самостоятельность антипатии и положительное значение этого чувства. Антипатия, по взглядам Рибо, есть оборотная сторона чувства самосохранения; она помогает народам крепче чувствовать себя и крепче держаться за свои духовные особенности, которые нередко могут быть и большими психологическими ценностями, недоступными для других, часто непонятными для других и потому сугубо ценными для обладателя. Счастливый обладатель может вырастить из них национальную, а, впоследствии, и общечеловеческую ценность. Высокая оценка, какую дало всё культурное человечество Тургеневу и Льву Толстому за то, что ими созданы многоценные художественные этюды русской души, показывает, какое значение для международной души имеют национальные типы народов. Один Тургенев, рассказы которого из русской жизни с жадностью выслушивались избранниками интеллигенции Парижа всякие две недели, снискал нашему отечеству больше симпатий, чем то могли сделать целые серии дипломатов и ученых. Жил и умер этот писатель в Буживале возле Парижа двадцать пять лет тому назад, и всё еще до сего дня он продолжает жить в нежнейшей памяти всех народов. И другой писатель, еще здравствующий и имеющий жительство в Ясной Поляне, обитает также и в сердцах всего человечества. Через этих писателей русская душа вошла в международную и стала ее достоянием. Не слова министров и их интервьюеров, но художественные штрихи писателей поднимают психическую валюту народов. Таково значение духовной мощи!

Легко понять, милостивые государи, почему те, которые враждебны русскому народу, нападают главным образом и всего более на его поэтов, писателей, ученых, на его великих людей и проч. Такие нападатели и хулители одушевлены не чувством антипатии (она дозволительна и законна!), но чувством гнева, презрения и другими низменными страстями. Приведем несколько таких примеров, так как они более, нежели что-либо другое, должны быть предметом ведения националистов. Эти типические гневные нападки представляют собой авангардные выступления и обнаруживают мысли и цели тех, для которых существование великодушного и мирного слона восточной Европы является чем-то вроде острого ножа в сердце. Вот одно из таких выступлений. Это стихотворение, помещенное в одной из газет и озаглавленное: «На мотив Лермонтова».

Мы приводим это стихотворение целиком:
Скажи мне, банда черной сотни,
Где родилась ты, где цвела?
Каких задворков, подворотни
Ты первой гордостью была?
Поведай, чьею волей злою
Ты даже в Думу заползла?
Тому ли Грингмут был виною.
Иль в Крушеване корень зла?
Иль вражьей рати лучший воин
Честной отец Илиодор
Нашел, что злобы дух достоин
Представлен в Думе быть тобой?
Нагайки свист, шипенье гада,
Из-за угла наскок лихой, —
Всё полно мерзости и смрада
В тебе самой и под тобой.

Все знают, конечно, чудное стихотворение Лермонтова «Ветка Палестины»:

Скажи мне, Ветка Палестины,
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?

Все также знают, что этот художественный перл вылился из души скорбного поэта в тот момент, когда ему предстояла вторая административная ссылка на Кавказ. Поэт скоро справился с личным горем, вызванным перспективой этой ссылки, но для него тяжка была мысль о страданиях близких ему, которым предстояла разлука с ним. И вот, объятый высокой альтруистической скорбью, поэт олицетворяет себя в «Ветке», а своих близких в «Пальме», от которой насильственно отторгается ветка: пред его художественным взором восстает картина возможной смерти друзей или близких людей. Это повергает поэта в глубочайшую печаль, и он, в тяжком томлении души, задает вопросы и ведет разговор с веткой:

И Пальма та жива ль поныне?
Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие листы?

Таковы были мысли и тревоги поэта! Для нас, русских, стала святыней каждая минута скорбной жизни поэта, вылившейся в звуках его поэзии. Друг и переводчик Лермонтова, немецкий поэт Боденштедт, называет всю поэзию нашего великого поэта «драгоценными слезами», которые, как выражается Боденштедт, служили Лермонтову утешением при жизни и создали неувядаемый венок славы по смерти. И, вот, в эти драгоценные слезы газетный кривляка дерзнул кощунственно обмакнуть свое нечистое перо, чтобы сводить счеты со своими политическими противниками. Когда дурной человек (какого только можно представить себе!) желает обидеть и оскорбить своего противника, он для этого оскорбляет и позорит его мать. Рифмоплет, о котором идет речь, сделал это со священной памятью великого русского человека. Все лучшие произведения Лермонтова, например, «Бородино», и произведения многих других поэтов стали мишенью для людей, которые исполнены гнева и презрения в отношении русского народа и нападают на всё священное для нас. Вдумайтесь: нападают не на наши недостатки, а на наши святыни.

Господа русские националисты! С той минуты, когда вы народились на свет как политическая партия, — злобные выступления, подобные приведенным сейчас, прекратились, как бы волшебством. Такова духовная сила национального знамени!

У русских националистов и у представителей национализма других стран есть еще один противник. Противником этим являются те бесчисленные люди, которые ежечасно, из глубины своих контор, воссылают мольбы ко Всевышнему, чтобы Он не уменьшил их барышей на международных займах. Эти благочестивые люди, не верящие в силу национальных идей, верят в силу золота. В последние 4–5 лет они прилагали все усилия к тому, чтобы силой золота зараз: уменьшить нашу духовную мощь и увеличить проценты на свои капиталы.

И те, и другие противники, оценивая по-своему явления жизни, не догадываются о великом значении духовной мощи. Игнорируя правду жизни, или ее не понимая, они не понимают и того факта, что народы и царства держатся не силой физической и не силой денежной, но величием и мощью народного духа. Выше грубой силы оружия и выше коварной силы денег стоит великая психическая сила и великая биологическая правда, — ими определяется будущность важнейших мировых событий. Народ или раса, которые довольно проницательны в этих душевных тонкостях, могут обеспечить себе дальнейшее верное существование и успехи.

Обращаясь к этой стороне темы, мы не поднимаем хитроумных вопросов о праве силы или о силе права, — пусть знатоки силы и права разрешают смысл этих метафизических тонкостей; мы охотнее останавливаемся на вопросах реальных — на вопросах психической силы и биологической правды. Вопросы эти стоят ближе один к другому, чем это может показаться с первого раза; но для более верной перспективы я попрошу у вас позволения взглянуть на современные события несколько отступя, — иначе из-за близости к деревьям можно не заметить леса. Отсутствие дальности взора или широты взгляда — это такие достоинства, из-за которых впоследствии приходится всё поправлять или переделывать. Итак, не побоимся ни широких, ни далеких перспектив.

Я хотел бы, чтобы на этом пути русские националисты не были похожи на финляндских, которые в своих исторических воспоминаниях не хотят подняться дальше Боргосского сейма. Но все знают, что и раньше этого сейма существовала история! С этой историей, а в особенности, с той ее частью, которая называется антропологической историей, — очень и очень не мешало бы познакомиться и нашим, и финляндским националистам, да и вообще образованным людям.

История — великое дело! Кто не знает истории — будет ли то отдельный человек, или отдельный народ — ему придется, в своем историческом прогрессе, по нескольку раз возвращаться назад, как тому путнику, который не знает маршрута и не хочет спросить людей.

Психические и биологические события, как уже упомянуто выше, стоят близко. Их связь состоит в том, что историческим событиям предшествуют, а затем идут с ними рядом события биологические. Этими последними созидается значительная часть истории. Необходимо это знать, чтобы вполне оценить силу тех великих факторов, которые положены в фундамент истории народов.

Биологические исследования, а также и исторические, показывают, что талантливость рас и антропологические качества их стоят в теснейшей связи и взаимоотношении. Известный всему миру Вирхов, исследуя черепа и психические достоинства некоторых рас, дал о славянах очень хороший отзыв, но об одном небольшом народе Европы выразился, что у него самый плохой череп, какой только можно встретить в Европе. Это вызвало бурю негодования и протестов. Правда, эти протесты не были так резки, как протесты и отзывы московских фармацевтов о Менделееве, который в отношении к ним стал в такое положение, как Вирхов в отношении народа (имя рек). Фармацевты, в ответ на это, высказали, что Менделеев когда-то был немножко ученым человеком, а теперь он и совсем поотстал. Скоро обе эти антрополого-психологические бури улеглись, и всё осталось по-прежнему, то есть Менделеев, несмотря на лишение его диплома московскими фармацевтами, все-таки остался великим ученым, а черепа представителей этого народа, о котором говорил Вирхов, остались без перемены не только в коллекции Вирхова, но и в своих живых экземплярах. Таким образом, черепа народов и другие особенности телесного строя рас так же различны, как и душевные качества, и соответствуют одни другим. Тело и дух взаимно определяют себя и взаимно характеризуют.

В оценке судеб и будущности народов необходимо принимать в расчет все пережитые ими исторические и биологические прецеденты. Современные народы, сильные духом и числом, представляют собой не простую случайность или беспочвенный каприз судьбы, но являются естественным, органическим заключением необозримой цепи предшествующих событий. Выделившись из ряда других своими биологическими особенностями в незапамятные доисторические времена, талантливые народы внесли затем в свою природу и жизнь колоссальные, неисчислимые затраты психической энергии и этим составили высокопробный духовный капитал. Этот капитал они передали своим потомкам, как бесценное биологическое наследие, на котором у потомков зиждется их современное историческое величие. Предки современных великих народов культивировали свой дух и свое тело, развивали доблести телесные и душевные и продолжали неустанно дружным сомкнутым строем всех своих единиц свою духовную работу в течение тысячелетий. Вот чем создано духовное величие и крупный численный контингент некоторых народов! Сделаться участником этого великого духовного капитала возможно для постороннего индивидуума или народа только путем антропологического объединения, так как природа не знает и не практикует ни подражаний, ни дарственных записей, ни отчуждения духовных качеств.

Биологическое и психологическое существуют совместно и не подлежат ни разделению, ни расслоению; всё дается разом сыну своего народа. Поэтому вопрос о раздельном самобытном существовании маленьких рас и народов или о приобщении их к великим народам — это вопрос их инстинкта и разума. Существующее ныне господство великих народов — это не продукт истории и исторических событий, но глубочайшее доисторическое и биологическое явление, служащее выражением эволюции и прогресса жизни. Это великая наследственная почесть природы, оказанная тем, кто много потрудился в деле культуры духа и тела! Это личное приобретение, а не завоевание! Если бы какой-нибудь народ, малый или великий, захотел отступиться от своих исторических, а тем паче от биологических начал и требований, — то он легко мог бы оказаться в том положении, которое художественно изображено Тургеневым в его «Стихотворениях в прозе», в рассказе «Природа». Рассказ этот, по-видимому, написан для государственных людей. Вот этот рассказ.

Природа

Мне снилось, что я вошел в огромную подземную храмину с высокими сводами. Ее всю наполнял какой-то тоже подземный, ровный свет.

По самой средине храмины сидела величавая женщина в волнистой одежде зеленого цвета. Склонив голову на руку, она казалась погруженной в глубокую думу.

Я тотчас понял, что эта женщина — сама Природа, и мгновенным холодом внедрился в мою душу благоговейный страх.

Я приблизился к сидящей женщине и, отдав почтительный поклон: «О, наша общая мать!» — воскликнул я: «О чем твоя дума? Не о будущих ли судьбах человечества размышляешь ты? Не о том ли, как ему дойти до возможного совершенства и счастья?»

Женщина медленно обратила на меня свои темные грозные глаза. Губы ее шевельнулись, — и раздался зычный голос, подобный лязгу железа:

— Я думаю о том, как бы придать большую силу мышцам ног блохи, чтобы ей удобнее было спасаться от врагов своих. Равновесие нападения и отпора нарушено. Надо его восстановить.

— Как! — пролепетал я в ответ. — Ты вот о чем думаешь? Но разве мы, люди, не любимые твои дети?

Женщина чуть-чуть поморщила брови:

— Все твари мои дети, — промолвила она, — и я одинаково думаю о них и забочусь — и одинаково их истребляю.

— Но добро… разум… справедливость, — пролепетал я снова.

— Это человеческие слова, — раздался железный голос, — я не ведаю ни добра, ни зла. Разум мне не знаком… — И что такое справедливость? Я тебе дала жизнь, — я ее отниму и дам другим, червям или людям… мне всё равно… А ты, пока, защищайся — и не мешай мне!

Я хотел было возражать… но земля кругом глухо застонала и дрогнула, — и я проснулся.

(И. Тургенев)

В приведенной художественно-философской интерпретации биологических явлений и фактов мы трижды подчеркиваем слова: — А ты, пока, защищайся — и не мешай мне! Из этих слов вполне очевидно, что природа, давши народу или группе известную дарственную, предоставляет всё дальнейшее личному труду и энергии, не обещая вперед своего содействия. В благожелательном совете Природы слышится психологический мотив: защищайся, о нападении речи нет, а только о самозащите. Вот почему, сугубо ошибочна роль рифмоплета, или рифмоплетов, которые усвоили себе агрессивное чувство гнева. Если это представители политики какого-нибудь малого народа, то такая политика безгранично опасна для этого народа в духовном отношении.

Всем известно слово долг; известные и два другие слова: «национальный долг». Слова эти не вычеркнуты ни из словарей, ни из жизни. Природа, о которой мы сейчас слышали мнение Тургенева, не потерпит, чтобы слова эти оставались вотще — только для украшения академических изданий. Долг подлежит исполнению! Долг националистов состоит в охранении и развитии величайшего наследия веков — национальной души. Если бы слон мог говорить человеческим языком, то он так бы сказал людям, истребляющим слоновую породу для получения слоновой кости: «Люди! Я, подобно националистам всех стран, более всего дорожу своей национальной слоновьей душой с ее кротостью, терпением и великодушием; я автор этих драгоценых, даже с вашей точки зрения, качеств: до меня животное царство этих качеств не знало. Если вам нужно мое хозяйство, то есть мои белые зубы, я готов отдать их в пользу вашей человеческой жадности; но многоценной души своей я ни за что не отдам: она выстрадана тысячелетиями душевных усилий». То, что является биологическим долгом животного, применимо и к человеку. Человек должен ценить свои высшие качества.

Националисты должны охранять народную душу со всеми ее атрибутами: языком, поэзией, художественным творчеством, школой, прессой, религией. Охранной силой может быть не армия и флот, но великое напряжение и неусыпная бодрственность национального духа.

В наши дни национальное самосохранение представляет более трудную задачу, нежели в века минувшие. Тогда один народ захватывал у другого его территорию и присваивал себе. Это называлось территориальной войной. Затем народы стали опутывать друг друга хитроумными путами народных займов и торговых трактатов. Это экономическая борьба наций или борьба за рынок. Теперь выступила на сцену борьба за душевную целость. Это — национальная борьба в самом строгом смысле этого слова. Она ведется двумя различными приемами. С одной стороны, широко действуют современные войны, в которых принимают участие миллионы лучшей части населения каждой страны, и где люди рискуют быть истребленными или в конец нервно-изувеченными с той безжалостностью и бессмыслием, с каким истребляется порода слонов. А с другой стороны, нациям угрожает духовное разрушение — денационализация, которой, не без основания, боятся даже сильные из современных наций. Если войны действуют механически, посредством разрушения физических организмов у тех, кто состоит носителем биологических ценностей, то денационализация действует, так сказать, химически, разрушая и разъедая самый состав и склад народного духа. В начале христианской эры существовала профессия переписчиков, в которую втерлись мошеннические элементы фальсификаторов, занимавшихся специально извращением и подменой идей великих авторов, с которыми было трудно справиться честным путем. В наши дни существует сходное явление: тысячи безымянных авторов выпускают свои произведения подобно тем фабрикам, которые не ставят клейма на плохих фабрикатах, а редактирование некоторых повременных изданий обратилось в бесстыдный подыменный промысел. Одни квазичестные люди не смеют открыто называть своего имени, другие такие же бесстыдно продают свое имя и свою честь. В интересах гигиены национального духа, партиям националистов необходимо бороться с литературным обманом, создавая честные органы мысли, а не фабрикаты — без клейма. Это пассивная сторона националистической работы.

Важнейшей же активной задачей должен быть подъем национального духа до такого потенциала, чтобы вековое национальное создание продолжало развиваться и крепнуть, как великое явление жизни.

В заключение позвольте высказать, что великая задача направления корабля жизни есть труднейшее дело и труднейший долг. Но трудность облегчается, если следовать верному компасу вещих людей страны и самую память этих людей не только оберегать от поругания, но оценивать ее и хранить в недрах народной души, как это делают все великие нации.

С другой стороны, при движении вперед, необходима верность маршрута и программ. Важнейшей из программ нашего времени должна быть точная оценка событий и верное определение лозунгов. По этому вопросу возможно сделать следующие краткие предварительные замечания.

Увеличение количества самоубийств в наши дни и усиление порнографии — это верные знаки упадка национальных и нравственных идеалов; это — проявление того разъедающего начала, которое стремится вытравить корни из глубины народной души. В то же время усилившееся нападение на народные святыни — на поэзию и религию, в особенности же применение гнева, как боевого оружия, взамен мирных чувств — симпатии и антипатии — указывает на то, что нападающие выступили из рамок того заповедного круга самозащиты, который так определенно начертан природой в истолковании великого национального ясновидца. Вы понимаете, почему так ненавистны наши национальные ясновидцы для тех, которые стали или готовятся стать в боевую позицию — взамен мирного духовного сожительства. Это оттого, что мы забыли о великом долге самозащиты!

Обратим внимание на эти «знамения и времена», но не поколеблемся духом: сомнениям нет и не должно быть места! Хотя в воздухе слышится карканье на тему о вырождении русского народа, но у эксперта, которому вы оказали высокую честь вашим вниманием при слове: Россия, Русский Народ — в душе вспыхивает живая радость, но не чувствуется ни отчаяния, ни плача Иеремии. Я уверен, что в этом чувстве мы все единодушны!