Глава 13. Чему можно научиться на ледяной горке

В этой главе предметом нашего рассмотрения станут излюбленные места детских прогулок и события, которые там разворачиваются. Первой целью нашей исследовательской экскурсии станут ледяные горки.

Катание с гор — это традиционная русская зимняя забава, которая устойчиво сохраняется в детском быту по сей день, но, к сожалению, почти ушла как вид развлечения взрослых. Из века в век для каждого нового поколения воспроизводятся события на горках. Их участники приобретают ценный, во многом — уникальный опыт, достойный того, чтобы присмотреться к нему повнимательнее. Ведь ледяные горки — это одно из тех мест, где формируется этнокультурная специфика двигательного поведения детей, о которой мы поговорим в конце этой главы.

К счастью, современный русский человек, детство которого прошло в местах, где бывает настоящая снежная зима (а это практически вся территория нынешней России), пока еще знает, какими должны быть горки. Оговорка про «пока еще» не случайна: например, в большом культурном городе Петербурге, где я живу, катание на ногах с нормальной так хорошо знакомой старшему поколению ледяной горки уже недоступно детям многих районов. Почему так? Тут со вздохом можно сказать, что сомнительные блага цивилизации вытесняют старые добрые горки. Поэтому хочется начать с их детального описания, которое потом поможет разобраться в психологических тонкостях детского поведения во время катания с ледяных гор.

Естественный вариант горки — это природные склоны, достаточно высокие и заснеженные, чтобы удобный спуск можно было залить водой и превратить в плавно переходящую на ровную поверхность ледяную дорогу. Чаще всего такие спуски в городе делают в парках, на берегах замерзших прудов и речек.

Искусственные ледяные горки делают для детей во дворах и на игровых площадках. Обычно это деревянные постройки с лесенкой и перилами, площадкой наверху и более или менее крутым и длинным спуском с другой стороны, который внизу плотно соприкасается с землей. Заботливые взрослые с наступлением настоящих холодов заливают этот спуск водой так, чтобы от него еще и дальше по земле тянулась достаточно длинная и широкая ледяная дорога. Хороший хозяин всегда следит за тем, чтобы поверхность спуска была без выбоин и залита ровно, без проплешин на ледяной глади.

Так же должна быть проверена плавность перехода от спуска к земле. Раскат льда по ее поверхности стремятся сделать гладким и длинным. Правильно залить ледяную горку — это искусство: тут нужны и умение, и чутье, и забота о людях, которые будут с нее кататься.

Для наблюдений за поведением детей на ледяных и снежных горах нам лучше всего отправиться в воскресный день в один из петербургских парков, например в Таврический. Там мы найдем несколько удобных естественных склонов — достаточно высоких, в меру крутых, с утоптанным снегом и хорошо залитыми ледяными спусками с длинными и широкими раскатами в конце. Там всегда оживленно. Детский народ — разнополый, разновозрастный, разнохарактерный: кто на лыжах, кто с санками (они на снежных склонах), но больше всего — на своих двоих или с фанерками, картонками, другими подкладками, чтобы спускаться на заду, — эти стремятся на ледяную горку. Взрослые сопровождающие обычно стоят на горе, мерзнут, а дети снуют вверх-вниз, и им жарко.

Сама горка проста и неизменна, для всех одинакова: ледяная дорога, круто спускающаяся вниз, расстилается перед каждым желающим — она только приглашает. Познать свойства горки можно быстро: съехав пару раз, человек способен прочувствовать ее достаточно хорошо. Все события на горке дальше зависят от самих катающихся. Родители мало вмешиваются в этот процесс. События создают дети в соответствии со своими потребностями и желаниями, которые удивительно индивидуальны, несмотря на то, что внешне все занимаются одним и тем же делом. Схема действий у всех одинакова: дождавшись своей очереди (народу много, и наверху у начала спуска всегда кто-то уже есть), ребенок замирает на мгновение, потом съезжает вниз каким-нибудь способом, стараясь дотянуть до самого конца ледяного раската, разворачивается и особенно живо начинает карабкаться на горку снова. Все это повторяется бессчетное количество раз, но пыл детей не уменьшается. Главный событийный интерес для ребенка составляют задачи, которые он сам себе ставит, и придуманные им способы их осуществления. Но в рамках этих задач ребенок всегда учитывает два постоянных компонента: скользкость поверхности и скорость спуска.

Спуск с ледяной горы — это всегда скольжение, не важно, на ногах или на заду. Скольжение дает совершенно особые переживания непосредственного динамического контакта тела с почвой, не похожие на обычные ощущения при ходьбе, стоянии и сидении. Скользящий вниз по крутой ледяной дороге человек чувствует малейшие изменения рельефа, ничтожные выбоины и бугорки той частью своего тела, которая непосредственно соприкасается с почвой (ступнями, задом, спиной). Эхом отдается это во всем теле, определяя его устойчивость и заставляя прочувствовать многочисленность телесных сочленений и сложную конструкцию всего нашего телесного хозяйства. Спуск с ледяной горы на ногах, на заду, на спине — это всегда непосредственное, остро ощущаемое человеком, протяженное во времени взаимодействие его собственного тела с плотью земли — вечной опорой всего движущегося.

Такого рода переживания были очень яркими и значимыми в ранний период жизни, когда ребенок только учился ползать, стоять, ходить. В более позднем возрасте они обычно притупляются, поскольку сидение, стояние, ходьба становятся автоматическими и осуществляются без контроля сознания. Однако снижение осознанности не уменьшает глубокого значения полноценного контакта нашего тела с почвой под ногами. В психотерапевтической практике хорошо известно, что качество этого контакта определяет «заземленность» человека в реальности: нормальный энергообмен с окружающей средой, правильную постановку фигуры и походку, но самое главное — «укорененность» человека в жизни, его самостоятельность, прочность фундамента, на котором держится личность. Ведь не случайно говорят: «У него есть почва под ногами!» Оказывается, это выражение надо понимать не только в переносном, но и в буквальном смысле слова. Люди с серьезными личностными проблемами, связанными с недостаточной контактностью, действительно не наступают на землю всей стопой. Например, имеют неосознаваемую склонность переносить вес тела на носки и не опираться как следует на пятки. Поэтому в телесно ориентированной психотерапии разработано много практических способов налаживания контактов человека с миром через проживание — и осознание контакта своего тела с различными видами опор, и прежде всего с почвой под ногами.

В этом плане катание на ногах с ледяной горки — это идеальный вид естественного тренинга, который прекрасно укрепляет нижние конечности физически и помогает человеку прочувствовать гамму разнообразных переживаний на тему того, как надо в жизни держаться на ногах. Действительно, на носочках с горы не съедешь. Ниже мы рассмотрим это на живых примерах. А сейчас для полноты психофизиологической картины следует добавить, что катание с ледяных гор на ногах — это профилактика застойных явлений в нижней части тела, потому что при этом происходит активный выход энергии через ноги. Для современных людей это очень важно из-за постоянного сидения, малоподвижности, уменьшения объема ходьбы. (Конкретизируя мысль, можно сказать, что это профилактика кисты яичников и миом матки у женщин и аденом простаты у мужчин. Как известно, наше время отмечено резким нарастанием этих заболеваний.)

Дети используют три основных способа скатывания с ледяной горки, соответствующих возрастающим степеням совершенства. Самый простой (так катаются маленькие) — на заду, второй, переходный, — на корточках (это уже на ногах, но еще в низкой позиции, чтобы не высоко было падать) и третий, соответствующий высшему классу, — на ногах, как должны уметь младшие школьники. Собственно, съехать с горки на ногах — это и есть, в детском понимании, съехать с нее по-настоящему. В пределах этих трех способов есть масса вариантов, которые можно увидеть в исполнении катающихся на горке детей.

Вот малыш лет четырех-пяти. Он уже катается без помощи мамы. Это трех-четырехлетним детям мамы обычно помогают ровно усесться на подстилку и аккуратно толкают их сверху в спину, чтобы началось движение. Этот все делает сам. Съезжает он прямо на заду, подстилки у него нет, но руки заняты. Взбираясь на горку, он бережно несет в руках большой кусок смерзшегося снега. Дождавшись своей очереди наверху, ребенок сосредоточенно усаживается на лед, оглядывается вокруг, прижимая кусок снега к животу, собирается с духом и… пускает снег катиться перед собой вниз. Вид движущегося куска, прокладывающего ему дорогу и зовущего за собой, успокаивает малыша. Он отталкивается и съезжает вслед. Внизу подбирает своего компаньона и бежит с куском, довольный, наверх, где все методично повторяется снова.

Как мы видим, этот ребенок — «начинающий». Он проживает саму идею самостоятельного спуска: как это — катиться? Как это — самому? Пример старших товарищей недостаточно вдохновляет — они другие. Малыш чувствует себя одиноким и нуждается в понятном ему образце поведения. Кусок мерзлого снега, который ребенок принес и толкнул вниз перед собой, играет роль отделившейся частицы «Я» самого малыша, а ее движение задает ему схему действий. Если старший ребенок, приготовившись к спуску, в уме прикидывает, как он будет съезжать вниз, то маленькому это нужно увидеть воочию, на примере движения предмета, с которым у него есть внутренняя связь типа «это — мое»

Дети семи-восьми лет в совершенстве владеют искусством катания на заду. Они знают, что подложить под себя, чтобы было хорошее скольжение: любят фанерки, куски толстого картона, но также ценят возможность съехать, усевшись на какую-нибудь занятную штуку (ящик от бутылок, таз и т. п.), что усложняет задачу и превращает спуск в игру. Опытные дети хорошо владеют ситуацией: умеют сильно отталкиваться наверху, добиваются максимального ускорения во время спуска, катятся внизу очень далеко. Они равно могут потом или быстро подняться, подобрав свою подстилку и уступая место детям, несущимся вслед, или могут картинно разлечься внизу, чтобы зафиксировать конечный момент спуска и получить полное удовольствие от состояния покоя.

Дети, съезжающие на заду, чувствуют себя в безопасности — падать им некуда. Они наслаждаются телесными ощущениями контакта с поверхностью льда, скольжения и скорости и даже пытаются заострить эти ощущения. Например, увеличивают площадь телесного контакта, когда скатываются на животе, на спине с раскинутыми руками и ногами, или устраивают внизу «кучу-малу» с другими детьми, а потом еще продолжают валяться на снегу, уже сойдя с ледяной дорожки

Ребенок делает все для того, чтобы максимально оживить ощущение своих телесных границ, чувственно прожить присутствие себя в своем теле, ощутить свое витально-телесное бытие и — порадоваться этому. Переживание целостности «Я» всегда наполняет человека энергией и радостью. Недаром взрослого всегда поражает особая живость, с которой дети вскакивают внизу и опять несутся на горку.

Тут будет уместно вспомнить, что в русской народной культуре скатывание с горы всегда связывалось с идеей приобретения и ускорения тока жизненных сил как в человеке, так и в земле, с которой он взаимодействует. Поэтому во время зимних календарных праздников люди всех возрастов старались съехать с горы. Детям оживленная энергия была нужна для роста, молодоженам— для успешного начала совместной жизни, а старикам — для ее продолжения. Считалось, что если на Масленицу старик съехал с горы, то он доживет до следующей Пасхи.

В народной традиции утверждалось, что катание людей с гор также оказывает активизирующее влияние на землю — оно называлось «бужением земли»: катающийся народ будит ее, пробуждает в ней животворящую энергию будущей весны.

В семь-восемь лет ребенок учится скатываться с ледяной горы на ногах, а к девяти-десяти обычно умеет это делать хорошо — способен съезжать с «трудных» гор, высоких, с длинным неровным спуском.

Осваивая это умение, ребенок решает целый комплекс двигательных задач и продолжает познавать, а также физически и психически прорабатывать свое тело. Необходимость держаться на ногах развивает их пружинистость, которая достигается благодаря подвижности суставов и согласной работе кинематической цепи: пальцы ног — лодыжки — колени — таз — позвоночник. Способность удерживать равновесие определяется сотрудничеством мышечных ощущений с работой вестибулярного аппарата и зрения.

Опять же — на ледяной горе происходит естественная тренировка того, что необходимо во многих ситуациях обыденной жизни. Ведь сохранять устойчивость и равновесие желательно везде.

Наблюдая за детьми, можно заметить, что каждый ребенок катается тем способом, который соответствует пределу его личных возможностей, но не превышает его. Ребенок хочет показать максимум своих достижений, но при этом не получить травму. Обычно нормальные дети хорошо чувствуют свой предел. Хуже ощущают его дети-невротики и психопаты: они или излишне пугливы, или, наоборот, лишены чувства опасности.

На горке ярко проявляется способность ребенка изобретать для себя все новые и новые задачи и тем самым делать постоянный вклад в обогащение ситуации. Так продлевает ребенок свое общение с игровым объектом (в нашем случае — с горкой) и превращает его в источник личностного развития. Дети вообще любят игрушки, не имеющие жестко заданного способа их использования: трансформеры и любые предметы с большим количеством степеней свободы — все они допускают много действий «от себя», на усмотрение пользователя.

Когда дети более или менее освоили технические навыки съезда с ледяной горки каким-нибудь из описанных выше путей, их творческий поиск обычно идет за счет изменений позы и расширения способов спуска.

Например, ребенок хорошо съезжает на заду. Вероятнее всего, дальше он попытается научиться разгоняться в начале спуска, перепробует все, на что можно сесть, чтобы лихо съехать и катиться как можно дальше, исследует возможности совершения дополнительных вращений вокруг своей «пятой точки», когда уже на медленной скорости катится по ровной ледяной дорожке на земле, и т. д. Ему будет интересно съехать вниз на животе, на спине, сидя задом наперед, чего дети обычно боятся, «паровозиком» — обнимая руками сидящего впереди ребенка («всколькером поедем?»), на пластмассовом ящике от бутылок, как на троне, и т. п.

Если дальше ребенок не решится перейти на более высокий уровень катания и попробовать на корточках или на ногах, то, вероятно, остановится на каком-нибудь наиболее приятном для него способе спуска и погрузится в игру: катаясь, будет воображать себя в какой-нибудь роли и проживать уже невидимые для внешнего наблюдателя события.

Хотя иногда эти воображаемые события тоже можно разгадать по внешнему поведению ребенка. Вот рядом с ледяной горкой съезжает по крутому снежному склону большой мальчик на санках. Ему лет тринадцать, а он как маленький, раз за разом скатывается на санях вниз, а потом сосредоточенно и бодро взбирается вверх, и все начинается снова. Почему ему не скучно? Ведь это простое занятие ему явно не по возрасту! Присмотревшись к его действиям внимательнее, мы обнаружим, что он, оказывается, не на санках едет.

Мальчик чернявый, с узкими глазами, похож на татарина. Он сидит на своих санях, откинувшись назад, крепко упираясь вытянутыми полусогнутыми ногами в передний изгиб полозьев, в руках у него длинная веревка, оба конца которой привязаны к передку саней. Он съезжает с высокого снежного склона. Главные события начинаются для него в момент, когда санки набирают скорость. Тогда лицо мальчика меняется, глаза сужаются, ноги еще сильнее упираются в переднюю округлость полозьев, как в стремена, он еще больше откидывается назад: его левая рука, сжимающая в кулаке середину двойной веревки, туго натягивает ее, как вожжи, а правая рука, перехватив торчащую из кулака левой длинную петлю той же веревки, страстно размахивает ею круговыми движениями, как будто крутит и свищет нагайкой, подгоняя своего коня. Это не мальчик съезжает с горы на санках, а степной всадник скачет во весь мах и что-то видит впереди. Для него и горка, и санки — это средство. Горка нужна, чтобы дать ощущение скорости, а санки — чтобы что-то оседлать. Единственное, что составляет непосредственное содержание игры, — это переживания мальчика, который мчится вперед.

Каждый катается самостоятельно, — это дело индивидуальное, акцентирующее внимание ребенка на собственной телесной самости и своих личных переживаниях, Но ситуация на горке, конечно, социальна, поскольку там собралось детское общество. Не важно, что дети могут быть совсем незнакомы и не общаются друг с другом. На деле они наблюдают за другими, сравнивают себя с ними, заимствуют модели поведения и даже красуются друг перед другом. Присутствие сверстников пробуждает в ребенке желание предстать перед народом в лучшем виде, что называется, подать товар лицом, и поэтому вдохновляет его на творческие поиски.

На горке можно приобрести богатый социальный опыт. Поскольку детский народец на ней разнополый и разнокалиберный, то там можно наблюдать разнообразнейшие образцы поведения и взять что-то для себя. Дети научаются друг от друга в мгновение ока. Для обозначения этого процесса взрослое слово «копирование» кажется слишком нейтрально-вялым. Детский термин «слизывание» — гораздо точнее передает степень тесноты психологического контакта и внутреннего отождествления ребенка с избранной им моделью для подражания. Часто ребенок перенимает не только способ действования, но и побочные особенности поведения — мимику, жестикуляцию, выкрики и т. п. Итак, первое социальное приобретение, которое можно сделать на горке, — это расширение репертуара поведения

Второе — это познание социальных норм и правил общежития. Их необходимость обусловлена ситуацией. Детей много, а ледяных спусков обычно один-два. Возникает проблема очередности. Если не учитывать возраста, подвижности, ловкости детей, едущих впереди и сзади, то возможны падения и травмы — поэтому возникает проблема соблюдения дистанции и общей ориентации в пространстве ситуации. Нормы поведения никто особенно не декларирует — они усваиваются сами собой, через подражание младших старшим, а также потому, что включается инстинкт самосохранения. Конфликты бывают относительно редко. На горке хорошо видно, как ребенок учится распределять свое поведение в пространстве ситуации, соразмеряя расстояния и скорости передвижения участников и свою собственную.

Третье социальное приобретение во время катания с горки состоит в особых возможностях непосредственного общения (в том числе — телесного) с другими детьми. Взрослый наблюдатель может увидеть на горке широкий спектр разных форм и способов установления отношений между детьми.

Некоторые дети всегда катаются сами по себе и избегают соприкосновений с другими. Съехав с горы, они стараются как можно быстрее убраться с дороги катящихся вслед за ними.

А есть дети, жаждущие телесного контакта: они не прочь устроить небольшую «кучу-малу» в конце ската с горы, где дети, движущиеся с разной скоростью, иногда натыкаются друг на друга. Им доставляет удовольствие на излете скорости спровоцировать столкновение или совместное падение еще одного-двух человек, чтобы потом повозиться, выкарабкиваясь из общей кучи. Это раннедетская форма удовлетворения потребности в контакте с другими людьми через непосредственное телесное взаимодействие. Интересно, что на горке его часто используют дети достаточно большого возраста, которые по каким-либо причинам не могут найти других способов установления социальных отношений со сверстниками, а также страдают от отсутствия необходимых детям телесных контактов с родителями.

Более зрелый вариант телесного общения детей состоит в том, что они договариваются кататься вместе, держась друг за друга «паровозиком». Они делают это вдвоем, втроем, вчетвером, подначивая товарищей попробовать разные способы катания. Тем самым дети получают разнообразный двигательный и коммуникативный опыт, а также хорошую эмоциональную разрядку, когда вместе визжат, хохочут, кричат.

Чем старше и социально смелее ребенок, тем вероятнее, что на ледяной горке он будет не только испытывать самого себя, но и перейдет к небольшим социально-психологическим экспериментам. В предподростковом возрасте одной из самых заманчивых тем таких экспериментов становится исследование способов того, как можно налаживать взаимоотношения с другими детьми и оказывать влияние на их поведение: как привлечь их внимание, заставить уважать себя, включить в орбиту своих действий и даже — как манипулировать другими. Все это делается достаточно осторожно. Обычно детский народ соблюдает основной закон горки: катайся сам и дай кататься другим. Напористых лихачей не любят и держат по отношению к ним дистанцию

Обычно дети экспериментируют, создавая трудные групповые ситуации (это чаще делается по отношению к знакомым) или устраивая для других небольшие эмоциональные встряски. Задача испытуемых состоит в том, чтобы оставаться выдержанными и самодостаточными.

Вот ребенок выжидающе стоит у края ледяного спуска на середине снежного склона и следит за скатывающимися вниз детьми. Когда мимо проезжает его приятель, ребенок резко прыгает сбоку и прицепляется к нему. В зависимости от устойчивости приятеля дети либо вместе падают, либо второму удается пристроиться к первому, и они стоя катятся «паровозиком» до самого конца.

Вот паренек лет двенадцати, который ловко, с разгону, катается на ногах, громко гикнул, разбегаясь наверху горки. Его очень удивило, что катившийся далеко впереди ребенок лет девяти неожиданно упал от этого крика. Тогда двенадцатилетний с интересом стал раз за разом проверять этот эффект, и точно: стоит громко свистнуть или гикнуть в спину тихоходным и неустойчивым детям, съезжающим с горки на ногах, как они тут же теряют равновесие и начинают шататься, а то и падать, как от посвиста Соловья-Разбойника.

Вообще на горке человек виден как на ладони. Катаясь, он проявляет свои личностные особенности: степень активности, находчивости, уверенности в себе. Очень хорошо виден уровень его притязаний, характерные страхи и многое другое. Недаром в народной общинной культуре катание с гор в зимние праздники всегда было предметом наблюдений, пересудов, толков присутствующего деревенского люда. На основании этих наблюдений делались даже прогнозы относительно дальнейшей судьбы катающихся, особенно если это были молодожены: кто первым упал — тот первым помрет. Если упали вместе на одну сторону — будут вместе и в жизненных трудностях. Повалились порознь по разные стороны ледовой дорожки — так и на дороге жизни поступят.

Поэтому, пока ребенок катается, родитель тоже может не только скучать и мерзнуть, но с пользой для себя понаблюдать за своим детищем. Горка хорошо выявляет телесные проблемы детей: неловкость, плохую координированность движений, неустойчивость из-за недостаточного контакта стоп с почвой, неразвитости ног, смещения вверх центра тяжести тела. Там легко оценить общий уровень телесной развитости ребенка по сравнению с другими детьми его возраста. Замечательно то, что все эти проблемы могут быть отлично проработаны и отчасти изжиты именно на ледяной горке, которая является, с психологической точки зрения, уникальным местом познания и развития телесного «Я» ребенка в естественных условиях. В этом плане с горкой не может соперничать никакой школьный урок физкультуры. Ведь на уроке никто не обращает внимания на индивидуально-психологические и телесные проблемы детей, тем более учитель не углубляется в выяснение их внутренних причин. Чаще всего эти причины уходят корнями в раннее детство ребенка, когда происходило формирование образа тела, потом — схемы тела и системы психической регуляции движений. Для понимания и устранения сбоев, возникших в процессе развития телесного «Я» ученика, учитель должен быть психологически грамотен, чего катастрофически не хватает нашим педагогам. Также нужна психологически обоснованная программа занятий физкультурой. Поскольку этого нет, школьный учитель дает одинаковые для всех задания в соответствии с безличной общеразвивающей программой физического воспитания.

А вот во время свободных прогулок в естественной предметно-пространственной среде, в частности на ледяной горке, задачи себе ставят сами дети сообразно насущным потребностям своего телесного и личностного развития. Эти потребности могут совсем не совпадать с представлениями учителя о том, что полезно и нужно ребенку.

Существует целый комплекс детских проблем, связанных с развитием телесного «Я» и социализацией тела, которые практически не осознаются взрослыми. Собственно, и источником многих проблем подобного рода обычно являются нарушения в отношениях родителей со своим ребенком. Взрослые же не только не могут помочь ему справиться с этими трудностями, но даже начинают преследовать ребенка, когда он пытается делать это своими способами, раздражающими и непонятными для взрослого.

Например, некоторые дети обожают поваляться-покататься по полу, по траве, по снегу — под любым предлогом и даже без такового. (Мы уже отмечали это в поведении некоторых детей на горке) Но это — неприлично, за это — ругают, этого — не позволяют, тем более если ребенок уже большой и ходит в школу. Хотя подобные желания могут обнаружиться и у подростка. Почему? Откуда они берутся?

Активное валяние (с перекатыванием, переворачиванием со спины на живот и т. д.) обеспечивает интенсивность ощущений прикосновения и давления на больших поверхностях разных участков тела. Это обостряет яркость переживания границ тела и осязаемой наличности его отдельных частей, переживание его единства и плотности.

В нейрофизиологическом плане такое валяние включает в работу особый комплекс глубинных мозговых структур (таламо-паллидарный).

Он обеспечивает регуляцию движений на основе мышечных (кинестетических) ощущений в пределах системы координат собственного тела, когда для человека главное — чувствовать себя, а не окружающий мир, когда его двигательная активность разворачивается в пределах шевелений своего тела и не направлена ни на какие объекты вовне.

В психологическом плане такое валяние обеспечивает возвращение к себе, контакт с самим собой, единение тела с душой: ведь когда человек самозабвенно валяется, его мысли и чувства не заняты ничем другим, кроме ощущения себя.

Зачем ищет ребенок такие состояния? Причина может быть как ситуативной, так и долговременной.

Желание поваляться часто возникает у ребенка, когда он психически устал — от учения, от общения, а других способов переключения для отдыха еще не освоил. Тогда ребенку нужно, чтобы его внимание, прежде вынесенное вовне и долгое время сосредоточенное на посторонних предметах: на задачах, поставленных учителем, на словах и действиях окружающих людей, — вернулось обратно, внутрь телесного пространства Я. Это дает возможность ребенку вернуться в себя и отдохнуть от мира, спрятавшись в своем телесном доме, как моллюск в ракушке. Поэтому, например, есть дети, которым необходимо поваляться на полу после занятия в детском саду или даже после урока во время школьной перемены.

У взрослых людей поведенческим аналогом детскому стремлению поваляться будет желание полежать, лениво пошевеливаясь, с закрытыми глазами, в душистой воде теплой ванны.

Долговременной, устойчиво действующей причиной желания некоторых детей валяться является раннедетская проблема, которая может сохраняться и в старших возрастах. Это недостаток необходимого ребенку объема прикосновений и разнообразия телесного общения с матерью, а также неполнота проживания начальных стадий двигательного развития. Из-за этого у ребенка сохраняется инфантильная тяга вновь и вновь получать интенсивные ощущения прикосновения и давления, проживать состояние контакта своего тела с чем-то другим. Пусть это контакт суррогатный — не с мамой, которая гладит, обнимает, держит на руках, а — с полом, с землей. Для ребенка важно, что через эти соприкосновения он телесно ощущает себя существующим — «я есть».

У подросшего ребенка есть очень мало социально приемлемых способов добрать недополученный в раннем детстве нужный ему психотелесный опыт, не вызывая нареканий со стороны взрослых. Одним из лучших мест для этих целей является ледяная горка. Здесь всегда можно найти внешнюю мотивировку своим действиям и осуществить потаенные желания вполне законным образом независимо от возраста.

Вот, например, как решает эту проблему на ледяной горе длинный, нескладный, часто спотыкающийся подросток. Он постоянно дурачится, под этим предлогом демонстративно падает и в результате съезжает лежа. На самом деле худо-бедно, но с горки на ногах он умеет скатываться, что уже доказал поначалу. Также видно, что парень не просто боится упасть. При спуске лежа ему явно нравится чувствовать свою спину, ягодицы, все тело целиком — он старается шире распластаться, ищет как можно большего телесного контакта с поверхностью ледяной дорожки. Внизу он надолго замирает, проживая это состояние, потом нехотя встает, и… все повторяется снова.

Более зрелой и сложной формой проработки детьми темы познания телесного «Я», но уже в социальной ситуации, является известная нам «куча-мала». Дети часто устраивают ее в конце спуска с горки. Присмотревшись внимательнее, мы заметим, что «куча-мала» далеко не так проста, как может показаться. Это совсем не случайная свалка копошащихся детских тел. Дети не просто столкнулись и нечаянно упали друг на друга. Они (по крайней мере, кое-кто из них) эту кучу спровоцировали и продолжают действовать в том же духе: выбравшись из-под тел других детей, ребенок опять нарочно падает на них сверху, и так может повторяться несколько раз. Зачем?

В «куче-мале» тело ребенка взаимодействует уже не с косной поверхностью земли, а с живыми, активными телами других детей — рукастыми, ногастыми, головастыми. Они налегают, толкаются, бьются, наваливаются со всех сторон. Это интенсивное общение движущихся человеческих тел, и у каждого — свой характер, бурно проявляющийся в действиях.

Тут ребенок уже не просто ощущает автономность своего тела, как это было при валянии. Через живое телесное взаимодействие с себе подобными он начинает познавать себя как телесную и одновременно социальную личность. Ведь «куча-мала» — это максимально сгущенное детское сообщество, сжатое до такой степени, чтобы не стало дистанции между его участниками. Это своего рода материальный конденсат детского социума. В таком плотном соприкосновении познание самого себя и друг друга идет гораздо быстрее, чем на привычном приличном расстоянии. Известно, что для детей познать — это потрогать.

В традициях детского общения телесная возня друг с другом (апофеозом которой является «куча-мала») всегда занимает важное место. Ею нередко заканчиваются двигательные игры (например, общая свалка после чехарды или игры во всадников), она выполняет важную роль в групповом рассказывании традиционных страшных историй8 и т. п.

Мы не будем сейчас рассматривать разнообразные психологические функции, которые имеет такая общая возня в детской субкультуре. Нам важно отметить сам факт того, что периодически возникающее стремление к телесному кучкованию является характерной особенностью взаимоотношений в детской компании, особенно мальчишеской. (Отметим для себя, что мальчиков отлучают от близкого телесного общения с матерью гораздо раньше, чем девочек, и недостающий им объем телесных контактов они добирают в возне со сверстниками.)

Для нас интересно то, что «куча-мала» — это не только общедетская форма непосредственного телесного взаимодействия друг с другом. В контексте национальной культуры она представляет собой характерное проявление русской народной традиции социализации тела и воспитания личности ребенка. Оттуда и сам термин «куча-мала». Дело в том, что в народном быту такую кучу из детей часто устраивали взрослые. С криком: «Куча-мала! Куча-мала!» — мужики подхватывали в охапку ораву ребятишек, сваливая их друг на друга. Тех, кто выбирался из кучи, опять закидывали поверх всех. Вообще возглас «Куча-мала!» был общепринятым предупредительным сигналом, оповещавшим о том, что, во-первых, кричащий воспринимает ситуацию как игровую, а во-вторых, что он сейчас увеличит «кучу» за счет своего или чужого тела. Взрослые бабы смотрели на это со стороны и не вмешивались.

В чем же состояла социализация детей в этой «куче»?

С одной стороны, ребенок остро проживал свое тело — сдавленное, извивающееся меж тел других детей, и учился при этом не бояться, не теряться, а сохранять себя, выползая из общей свалки. С другой стороны, ни на секунду нельзя было забывать, что гора живых, барахтающихся, мешающих друг другу тел — это родственники, соседи, товарищи по играм. Поэтому, отстаивая себя, быстро и активно двигаясь, надо было действовать с пониманием — осторожно, чтобы не разбить кому-нибудь нос, не попасть в глаз, ничего не повредить другим детям (см. рис. 13-6). Таким образом, «куча-мала» развивала телесную чуткость (эмпатию) по отношению к другому в навыки телесного общения при близком двигательном контакте человека с человеком. Об этом мы уже говорили в главе 11, когда шла речь об этнокультурных особенностях телесного поведения пассажиров российского общественного транспорта.

Кстати, набитый людьми автобус в принципе удивительно похож на «кучу-малу» для взрослых — недаром мы рассматривали его как замечательное (правда, в умеренных количествах) место для тренировки навыков телесного общения с ближними (сноска: В мужской народной традиции «куча-мала» была одним из элементов русской школы воспитания будущего бойца-кулачника. Как помнит читатель, русские воины отличались исключительным умением вести бой на короткой дистанции, легко внедряясь в личное двигательное пространство противника. Преимущества русской тактики ближнего боя отчетливо видно на современных турнирах, когда кулачники сходятся в поединке с представителями школ восточных единоборств. То же самое наблюдали современники в рукопашных схватках русских солдат (в основном деревенских мужиков) с японцами во время войны 1904–1905 гг.

Чтобы быть успешным в единоборстве русского стиля, необходимо иметь мягкое, подвижное во всех сочленениях, абсолютно раскрепощенное тело, откликающееся на малейшее движение партнера — русский боец не имеет исходной стойки и может действовать из любого положения в пределах небольшого пространства (см. Грунтовский А. В. Русский кулачный бой. История. Этнография. Техника. СПб, 1998). Тут, кстати, можно вспомнить лаконичное описание русского идеала развитого, гармонично-подвижного тела, которое встречается в народных сказках: «Жилочка — к жилочке, суставчик — к суставчику».

В этом плане «куча-мала» действительно является очень удачной тренинговой моделью для развития телесной отзывчивости и контактности, а эти качества легче всего формируются у детей малого возраста. Автор много раз удостоверялся в этом на занятиях Е. Ю. Гуреева, члена «Петербургского общества любителей кулачного боя», разработавшего специальную программу для развития традиционной русской пластики у маленьких детей.)

Продолжая тему этнокультурных особенностей двигательного поведения детей на горке, конечно, нельзя упустить из внимания центральное событие — само скольжение с ледяного склона.

Во время зимних календарных праздников в обрядовых ситуациях способность человека хорошо съехать с горы на ногах имела магический смысл. Например, чтобы летом лен вырос длинным, и нитка из него не рвалась, мальчишки скатывались на ногах как можно дальше и ровнее с криком: «Качусь на мамкин лен!»

Но и вообще для русского человека умение быть устойчивым всегда проверяется его способностью ловко держаться на ногах на льду. Как горец должен уметь ходить по крутым горным тропинкам и склонам, как житель пустыни должен чувствовать зыбучесть песка, так русский человек должен хорошо передвигаться по льду. Зимой это необходимо уметь каждому в силу особенностей климата и ландшафта.

В старые времена зимние праздничные кулачные бои — «стенки» и настоящие битвы с врагами обычно происходили на ровном льду замерзших рек и озер, благо их в России много и они широкие. Поэтому кулачные бойцы обязательно тренировались на льду для развития устойчивости.

В этом смысле высокая ледяная гора с длинным спуском — это место максимального испытания человека скользкостью в сочетании со скоростью и одновременно школа, где он обучается устойчивости и умению чувствовать, понимать и использовать свои ноги. Раньше многие заливные горы (т. е. специально залитые для образования ледяного спуска) на высоких берегах рек имели чрезвычайно большую длину раската — на много десятков метров. Чем старше становился ребенок и чем лучше он держался на ногах, тем больше на этих высоких горах его привлекала возможность осваивать скорость. И дети, и взрослые придумали множество приспособлений, съезжая на которых можно было развивать очень большую скорость скольжения и ставить себе все более сложные задачи на ловкость, равновесие и смелость. Из самых простых приспособлений подобного рода были круглые «ледянки» — замороженный в решете или тазу лед с навозом, особые скамейки, на которые садились верхом, — их нижний полоз был тоже покрыт для скользкости намороженной смесью льда с навозом и т. д.

Знаменитые слова Гоголя, сказанные по поводу птицы-тройки: «И какой же русский не любит быстрой езды!» — можно в полной мере отнести к катанию с высоких ледяных гор. Если не было естественных — строили на праздники высоченные деревянные, как это обычно делалось в прошлом веке на Масленицу в центре Петербурга напротив Адмиралтейства, на Неве и в других местах. Там катался народ всех возрастов.

Отправившись по современным петербургским дворам и детским площадкам в поисках русских ледяных горок, можно с грустью засвидетельствовать, что их мало — гораздо меньше, чем было лет двадцать назад. Они заменяются современными сооружениями из бетона или металлических конструкций, которые тоже называются горками, но совсем не предназначены для зимних катаний, описанных выше. Они имеют узкий, изгибающийся и крутой металлический спуск, приподнятый внизу над землей. С него нужно спускаться на заду или на корточках, придерживаясь руками за бортики и спрыгивая внизу на землю. На нем нет льда. У него, естественно, нет дальнейшего раската по земле. А самое главное — с такой горки нельзя кататься стоя на ногах. Эта горка для лета, она пришла из чужих стран, где не бывает холодных зим со льдом.

Печально то, что такие металлические горки сейчас повсеместно вытесняют в Петербурге русские ледяные. Вот один из садов в центре города, где в прошлом году я много часов провела, наблюдая катание детей: там стояла большая деревянная ледяная горка, которая была любимым местом детей всех окрестных кварталов. Зимой по вечерам вместе со своими ребятишками там катались даже прогуливавшие их отцы. Недавно этот уголок сада реконструировали — попытались осовременить ввиду его близости к Смольному. Поэтому крепкую деревянную горку из-за ее внушительной громоздкости снесли, а вместо нее поставили легконогую металлическую конструкцию описанного выше типа.

Теперь вокруг пустынно: матери сидят на скамейках, маленькие дети копаются лопатками в снегу, детей постарше уже не видно, так как по-настоящему покататься уже негде. Для этого нужно идти в Таврический сад, который довольно далеко, и без родителей туда не пускают. Почему поступили так с ледяной горкой?

Возможно, потому, что металлическая горка нового типа внешне кажется устроителям красивее и современнее — «как в цивилизованных странах». Вероятно, она представляется им более функциональной, поскольку ее можно использовать летом — хотя с таких горок вообще катаются сравнительно редко. Отчасти таким образом убирается необходимость дополнительного обслуживания горки — ее заливки. Конечно, ребенок и с такой горкой не пропадет, придумает, как с ней обойтись, но нечто важное для него исчезнет вместе с ледяной горкой. Обеднеет окружающая его предметно-пространственная среда — обеднеет ребенок.

Как всякая вещь, созданная людьми для бытового пользования, горка того или иного типа несет в себе конструктивный замысел, который возник не на пустом месте. Он отражает психологию создавших горку людей — их систему представлений о том, что нужно и важно будущему пользователю. В каждую вещь исходно заложено то, зачем и каким образом она будет служить людям. Именно поэтому вещи других эпох и культур несут запечатленную в их устройстве информацию о людях, для которых они были предназначены. Пользуясь какой-либо вещью, мы приобщаемся к психологии ее создателей, поскольку проявляем именно те качества, которые предполагались конструкторами как необходимые для успешного применения этой вещи. Например, надев старинный костюм, человек чувствует, что его правильное ношение предполагает особую осанку, пластику, темп движений, — а это, в свою очередь, начинает менять самоощущение и поведение одетого в этот костюм человека.

Так и с горками: в зависимости от того, каковы они, меняется поведение катающихся с них детей. Попробуем сравнить психологические требования, запечатленные в горках двух описанных нами типов.

Начнем с современных металлических горок. Самым существенным конструктивным элементом, отличающим их от русских ледяных горок, является то, что спуск обрывается как трамплин, заметно не доходя до земли. Ребенок должен или затормозить и остановиться в конце спуска, чтобы не упасть, или лихо спрыгнуть на землю как с трамплина. Что это значит?

По сравнению с русскими горками тут урезана возможность скатывания: скат изогнут и короток, а потому скорость должна быть осторожно ограничена, чтобы не ткнуться носом в землю. Для того горка и узка, чтобы придерживаться за бортики, дозируя скорость спуска. Такая горка предполагает умеренность и аккуратность: самоограничение и контроль над своими действиями, которые разворачиваются на коротком отрезке. С землей контакта в движении нет вообще.

В этом плане русская ледяная горка прямо противоположна. Обычно она выше, ее скат шире, она занимает больше места в пространстве, так как по земле от нее тянется вперед длинная ледяная дорога. Конструкция русской горки приспособлена для того, чтобы обеспечить максимальную длину пути и скорость качения, поэтому они и были как можно более высокими.

Съезжая с такой горки, нужно оставить желание за что-то держаться, а, наоборот, решиться на смелый толчок или разбег и с ускорением понестись вперед, отдавшись стремительно разворачивающемуся движению. Это размах, раскат, разлет в пространство настолько, насколько позволяют возможности человека.

В смысловом плане это один из способов переживания особого состояния раздолья, столь важного для русского мироощущения. Оно определяется широтой и долготой потенциального разворота внутренних сил человека в пространстве окружающего мира, В нашей культуре оно традиционно относилось к разряду высших переживаний русского человека в его взаимоотношениях с родной землей. (сноска: В-третьих, металлическая горка отнимает основные предпосылки социального взаимодействия детей: здесь уже невозможно скатываться вместе или устраивать «кучу-малу», потому что скат короткий и узкий, при резком толчке будет сильный удар об землю.

Интересно, что в соседней нам Финляндии практически неизвестны ледяные заливные горы, тем более специально построенные, с которых катались бы на ногах. И это несмотря на сходство климата (холодная зима) и то, что Финляндия долго была частью Российской Империи. Финны любят свои естественные снежные склоны, с которых катаются на санках и лыжах, иногда — на заду, на пластиковых подкладках. Для весенне-летних увеселений детей там стоят небольшие пластмассовые горки типа тех, что описаны нами выше как «новомодные».

Та же картина и в Швеции Мой информант — сорокалетний швед, прекрасно знающий историю и культуру своей родины, объездивший ее вдоль и поперек — свидетельствует, что естественных снежных гор у них предостаточно. С них катаются на санях и на лыжах. Но никому в голову не приходит их заливать, превращать в ледяные и съезжать с них на ногах. Тем более — строить искусственные ледяные горки.

Интересно, что в субкультуре шведских детей присутствуют многие формы взаимодействия с ландшафтом, описанные в этой книге. Как и русские дети, они делают «секреты» и «тайники», точно так же мальчики охотятся за «секретами» девочек. (Что по сведениям шестидесятилетнего американца характерно и для сельских детей Канады). Как и русские дети, живущие на Урале и в Сибири, маленькие шведы делают себе зимой «дома-укрытия», типа иглу эскимосов или лапландцев и сидят там при зажженных свечах. Такое сходство можно было предполагать заранее, потому что и делание «секретов», и строительство «штабов» обусловлено общими для всех детей психологическими законами формирования человеческой личности, которые находят близкие формы внешнего выражения в разных культурах. Даже желание съезжать с гор роднит детей разных стран, но вот катание с ледяных гор, тем более на ногах, похоже, действительно, является этнокультурной спецификой русского способа взаимодействия с родной землей.)

Вернемся на короткие металлические горки. Их второе отличие в том, что они не предполагают катания стоя на ногах, а только на заду или на корточках. То есть выключается тренировка ног как главной опоры, что, наоборот, особенно важно для младшего школьника на русской ледяной горе

В целом можно сказать, что на новых металлических горках блокируются все те главные возможности, которыми отличается русская ледяная горка. Тут действительно воплощена другая психология.

На новомодных горках предполагается ограничение степеней двигательной свободы, самоконтроль, дозировка своих действий, сугубый индивидуализм, качество контакта ног с землей не имеет значения.

На русских ледяных горках предполагается интерес к скорости и размаху движения в пространстве, ценность экспериментирования с позой тела, надежность контакта ног с почвой, даются широкие возможности, социального взаимодействия в процессе катания.

Следует обратить внимание на то, что игровой потенциал ледяных горок не только соответствует традиционному русскому психическому складу, но и обусловливает его формирование через телеснопсихосоциальный опыт, приобретаемый детьми во время катания. Далеко не случайно ледяные горы играли такую важную роль в календарных зимних праздниках и традиционных забавах.

Ледяная горка воплощает русский стиль взаимоотношений человека с пространством и скоростью. На ней разворачивается русский тип социальных взаимодействий с другими людьми. Она максимально полно выражает идею символического единения человека с землей.

Можно сказать, что появление в традиционном быту заливных (т. е. искусственно созданных) ледяных гор — это культурный результат духовно-психического проживания и осмысления этносом родного ему ландшафта. Поэтому катание с ледяной горы имело в народной культуре такой глубокий и многообразный символический смысл. Гора была сакральным «местом силы» — своего рода «пупом земли». Катаясь с нее, люди вступали в магический контакт с землей, обмениваясь с ней энергией, наполнялись силой земли и одновременно свидетельствовали людскому миру свою латентность и способность выполнять жизненные задачи.

В сознании современных людей ледяная горка потеряла свой магический смысл, но осталась значимым, сильным местом для детей. Она привлекательна тем, что позволяет ребенку удовлетворять большой комплекс жизненно важных потребностей его личности. В то же время ледяная горка оказывается одним из важных мест этнокультурной социализации, где ребенок переживает то, что делает его русским.

Пока у родителей есть контакт со своим телом и душой, помнящими собственный детский опыт, пока есть соединённость с родной землей, пока присутствует внутреннее ощущение недопустимости того, чтобы их дети не знали, что такое катание с настоящей ледяной горы, — взрослые в России будут строить ледяные горки для своих детей.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх