• НАДЕЖНЫЙ ИСТОЧНИК
  • ЕЩЕ НЕ МНОГО О КУРСКОЙ БИТВЕ
  • ИСТОРИЯ

    НАДЕЖНЫЙ ИСТОЧНИК

    Кто прошляпил 22 июня?

    Точных ответов на этот вопрос в советское время не было по разным причинам. Сталину было невыгодно давать нелицеприятную публичную оценку преступным действиям (зачастую - преступному бездействию) генералитета, на который он опирался. После 45-го - чтобы не омрачать неудобной правдой облик армии-победительницы. Хрущев вообще исказил ее, сделав Сталина козлом отпущения, свалив на него все просчеты и ошибки. Верной и полной картины рокового июня 1941 года у нас до сих пор нет. Нет ее и на Западе, где правда тоже частенько замалчивается или искажается - чаще всего по политическим причинам. Да, говорить о вине Сталина можно постольку, поскольку глава государства отвечает за все, что происходит в руководимом им государстве. Есть понятие «ответственность без вины». Так вот Сталин ответственен, конечно, за провал июня 1941 года, но не виноват в нем. Кто-то скажет: ох, как-то мудрено закручено. А кто же тогда виноват? Вот в этом я и пытаюсь разобраться. Причем основываясь не на эмоциях или пристрастиях, а на до-ку-мен-тах! Только после их анализа делаются выводы. А некоторые из них не вписываются в сложившиеся стереотипы понимания войны.

    В чём убеждены сегодня многие миллионы людей? А в том, что причина поражений 1941 года - якобы слепота Сталина, который не верил в близость войны. Получается, что видели все, кроме этого «глупца и параноика». Сталин якобы сдерживал генералитет, игнорировал разведданные Зорге, зато верил «провокатору» Берия, который заявлял, что войны не будет, и «стирал в лагерную пыль» всех, кто считал иначе.

    «Дурочки»

    Когда же начинают говорить о якобы «бездарном» Сталине, войну якобы проморгавшем, то стандартная ссылка обвинения тут - знаменитая телеграмма Рихарда Зорге от 15 июня 1941 года: «Нападение ожидается рано утром 22 июня по широкому фронту». А ведь сам текст «телеграммы Зорге» по конструкции резко отличается от реальных шифрограмм. Да и ни один ответственный руководитель не станет предпринимать какие-либо серьезные действия на основе такого сообщения, даже если оно исходит от сто раз проверенного и надежного информатора. К тому же Зорге уже указывал ранее сроки нападения, которые не подтвердились. Однако даже не это суть важно! Дело в том, что Зорге вообще ничего подобного... не сообщал. 16 июня 2001 года центральный печатный орган Минобороны России - газета «Красная Звезда» - опубликовал материалы «круглого стола», посвященного 60-летию начала войны. Среди них - и признание полковника Службы внешней разведки Карпова:

    «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Такие «дурочки» запускаются просто: кто-то из авторов публикаций о Зорге эти радиограммы для красного словца придумал, а остальные со ссылкой на него подхватили - и пошла писать губерния... Затем добавили психологизма, придумали мстительного Сталина...»

    Вот ещё одна знаменитая «дурочка» - якобы с визой Берия:

    «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников «Ястреба», «Кармена», «Алмаза», «Верного» (в природе никогда не существовавших. - С.Б.) за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль как пособников провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить. Л. Берия. 21 июня 1941 года»...

    Или вот вам еще одна якобы цитата из якобы докладной записки Берия Сталину якобы от того же 21 июня 1941 года:

    «Я вновь настаиваю (это якобы Берия якобы Сталину пишет в подобных категорических выражениях! - С.Б.) на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра. То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападёт!»...

    Эти строки гуляют по печатным страницам уже много лет, и некоторые считающие себя «продвинутыми». Историки вам отбарабанят: «Да, так оно и было! Войну проморгала разведка НКВД из-за установок наркома внутренних дел Берия». Но это ведь безграмотная чепуха! С 3 февраля 1941 года по 20 июля 1941 года НКВД был разделен на два отдельных наркомата - НКВД под руководством Берия, и НКГБ под руководством Меркулова. Поэтому с 3 февраля 1941 года у НКВД, то есть у Берия, не было внешней разведки!

    Но многие ли об этом знают? Между прочим, разделение наркоматов жизнь Берия не очень облегчило, потому что того же 3 февраля 1941 года он, сохранив пост наркома внутренних дел, был назначен замом председателя Совета народных комиссаров СССР.

    Кого верховный послал к… матери

    Что до «докладной записки Берия», то она не имеет даже видимости служебного документа. У деловых бумаг той эпохи был свой вполне определенный словарь. Фразы тоже были выстроены определенным образом. И одно употребление жаргонного выражения «деза» в якобы документе государственной важности выдает подлог. Реальный Берия и близко не стал бы писать так Сталину! К тому же реальный Берия был не настолько туп, чтобы употреблять в докладной Сталину плоский каламбур «тупой генерал Тупиков». В этой примитивно сляпанной «дурочке» берлинскому послу Деканозову приписывается сверхбдительность.

    Реально же Деканозов был склонен соглашаться со своим давним коллегой, резидентом разведки НКГБ Амаяком Кобуловым, которому немцы в целях стратегической дезинформации подставили агента-двойника Берлинкса, имевшего в НКГБ кодовое имя «Лицеист». Так что никакими «дезами» насчет скорого наступления немцев Деканозов «бомбардировать» Москву не мог - он поддавался на дезинформацию агента «Лицеиста», уверявшего в обратном. Сталин разгадал эту дезу.

    Цитирую по сборнику документов о Смерше за период с 1939 по 1946 год (М., МФД, Материк, 2006):

    «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к е... матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.»...

    Эту визу сейчас тоже нередко приводят как аргумент якобы «слепоты» Сталина накануне войны. Но архивные документы, как и визы на них, надо читать внимательно. В спецсообщении Меркулова были приведены два донесения, а Сталин негативно оценил лишь одно! Он разделил информаторов и выразил недоверие только информатору из штаба люфтваффе - «Старшине» (Шульце-Бойзену), но не информатору из министерства хозяйства - «Корсиканцу» (Харнаку). И поступить так Сталин имел все основания, потому что последнее - предвоенное, как оказалось, донесение «Старшины» выглядело просто дурацким.

    Приказ Тимошенко

    27 декабря 1940 года новый нарком обороны маршал Тимошенко, сменивший маршала Ворошилова, издал приказ № 0367, гласивший:

    «Приказом НКО 1939 г .№0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил и его не выполнил...»

    Не был выполнен и приказ наркома Ворошилова № 0145 от 9.09.39. Основная вина за это лежит, конечно, на генерал-инспекторе ВВС, помощнике начальника Генштаба РККА по авиации дважды Герое Советского Союза генерал-лейтенанте авиации Якове Смушкевиче и начальнике Главного управления ВВС, заместителе наркома обороны Герое Советского Союза генерал-лейтенанте авиации Павле Рычагове. Этих двух руководителей довоенных ВВС расстреляли после начала войны. За дело их расстреляли или «безвинно»?..Так надо ли после такого удивляться, что война началась так, как она началась?

    О чём вспоминал маршал Мерецков

    Маршал Советского Союза Мерецков в своих воспоминаниях сообщил интересную деталь. В последнее предвоенное воскресенье, то есть 15 июня 1941 года, он - тогда заместитель наркома по боевой подготовке - находился в Западном особом военном округе и наблюдал за учением в авиационной части. Вдруг в разгар учения на аэродроме сел немецкий самолет. Далее - прямая цитата по пятому, 1988 года, политиздатовскому изданию мемуаров Мерецкова (стр. 197):

    «...Все происходившее на аэродроме стало полем наблюдения для его (немецкого самолета. – С. Б.) экипажа.

    Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Д.Г. Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника Гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты. Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя И.В. Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны. Затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза И.И. Копцу.

    - Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать? Копец совершенно спокойно ответил:

    - Тогда буду стреляться!»...

    Ровно через неделю 32-летний Копец застрелился. Его начальник Павлов был позднее расстрелян. За дело или нет?..

    Зондаж

    Благодаря многим источникам информации Сталин уже в начале июня точно знал, что война начнется очень скоро. И «сообщил» ему об этом сам... Гитлер! Интереснейший, не имеющий примеров в военной истории случай: глава одного государства - Сталин - сумел накануне войны добиться «момента истины» от главы изготовившегося к войне главы другого государства - от Гитлера!

    Документы позволяют восстановить ход событий тех дней.

    Сталин получает сообщения о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова из ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть стратегической провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.

    Однако есть созданная Берия разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить не только можно, но и нужно. Это интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что она может быть лишь достоверной. И эта информация доказывает близость войны. Но как проверить все окончательно?

    Идеальный вариант - спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов! Сроки наступления на Западном фронте в 1940 году изменялись Гитлером более 20 раз!

    И Сталин 18 июня 1941 года обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Это не гипотеза, а факт, отмеченный в дневнике начальника Генштаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. Нормативный для любого серьезного историка войны источник был издан Военным издательством Министерства обороны СССР в 1968 - 1971 годах, и на странице 579-й 2-го тома среди других записей 20 июня 1941 года находим:

    «Молотов хотел 18.06 говорить с фюрером».

    Одна фраза... Хотел, но почему-то не поговорил! Расхотел.

    И эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней!

    Полностью!

    Однако зряшный труд - искать этот факт в любой официальной истории войны. Ведь этот факт рушит всю устоявшуюся - как у нас, так и на Западе - схему! Ведь реально все было иначе!

    Сталин предложил - возможно, еще 17 июня 1941 года... Гитлер отказал ему не позднее 18 июня. Пойти на встречу с заместителем Сталина фюрер не мог никак.

    Даже если бы Гитлер начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще отказал. Сразу!

    И Сталин понял: это война.

    Поняв, что Гитлер решился-таки на войну с Россией, Сталин немедленно (не позднее вечера 18 июня) начал отдавать соответствующие распоряжения руководству Наркомата обороны. Руководство НКВД, то есть Берия с его пограничниками, предупреждать не было нужды - они сами предупредили Сталина. Вовремя!

    «Русские узнали!»

    Советская разведка буквально за день до войны «выудила» еще одну сенсационную информацию. Это подтверждается в записке Сталину, Молотову и Берия, направленной наркомом ГБ Меркуловым 21 июня 1941 года, с текстом беседы двух московских иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня. Часть текста привожу ниже:

    - Когда приехал ваш генерал-лейтенант?..

    - Вчера. Он видел Тимошенко и Жукова. <...>

    - Вы с ним были?

    - Я с ним был. <...>

    - Но он ничего не спрашивал? Тимошенко знал, что он от вашего генерала подходящего ответа не получит... А здесь все беспокоятся - война, война.

    - Да, да. Русские узнали...»

    Да, русские узнали!

    И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал личный зондаж Сталина! Это был класс разведки в полном смысле слова на высшем уровне!

    Пропавшая директива

    Итак, за три дня до войны Сталин с помощью Молотова завершил зондаж намерений Гитлера и понял, что война на носу. И отдал приказ армейскому руководству о повышенной боевой готовности. События по ту сторону границы нарастали, и 21 июня 1941 года Сталин, судя по всему, санкционировал вторую директиву в уверенности, что первая выполнена. Первая же директива о готовности к нападению была дана Сталиным, надо полагать, сразу после полета полковника Захарова с тревожными пакетами на границу и «прокола» Гитлера, не принявшего Молотова за 4 дня до войны. Похоже, что сама директива была уничтожена - скорее всего, в хрущевские времена. Но ряд деталей последних 3 дней предвоенной недели убедительно доказывает ее наличие. Так, адмирал Кузнецов в своих мемуарах «Накануне» пишет:

    «...Сообщение ТАСС от 14 июня звучит особенно нелогично теперь, когда мы знаем, как отреагировал на него Гитлер. 17 июня, то есть буквально через три дня, он отдал приказ начать осуществление плана «Барбаросса» на рассвете 22 июня. Просматривая сводки с флотов, можно убедиться в повышенной активности немцев на море именно с этого рокового числа - 17 июня...»

    Однако все как раз логично! Если сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года было зондажным (а оно таковым и было), а затем была проведена вторая фаза сталинского зондажа с предложением о срочном визите в Берлин Молотова, то Гитлер после своего отказа поговорить с посланцем Сталина должен был немедленно санкционировать начало «Барбароссы». Он ведь тоже был не дурак. Войска рейха изготовлены и ждут, а тут Сталин ставит фюрера в ситуацию «момента истины». И фюрер наверняка понял: после его отказа встретиться с Молотовым Сталин должен будет предпринять срочные меры в приграничных военных округах. А это значит, что фактор внезапности нападения под угрозой.

    И Гитлер отдал окончательный приказ.

    Нет, Сталин войну не «проморгал». И разведывательный «Календарь сообщений «Старшины» и «Корсиканца», подготовленный разведкой НКГБ к 20 июня, остался невостребованным не потому, что Сталин не доверял этим сообщениям, а потому, что после 18 июня 1941 года в дополнительном информировании у Сталина уже не было нужды - невольным «информатором» Сталина оказался сам фюрер.

    Сергей БРЕЗКУН, «Комсомольская правда», 21 июня 2010 г.

    От редакции «КБ».Времена меняются, и «Комсомольская правда» напечатала С. Брезкуна (который неоднократно печатался в «Дуэли»), да ещё с таким сокрушающим мифы материалом. Скрывать правду становится всё труднее, поэтому эта продажная публика изменила тактику (надо полагать, по команде): с помощью специальных приёмов статья подаётся так, будто это личное мнение автора, на которое в нашей свободной стране он имеет право, но мнение, мол, очень спорное, а Сталин был всё равно в сговоре с Гитлером, поэтому ему чересчур доверял.

    Но нам важна суть статьи, а в сети пропагандистского антуража попадают совсем уж ленивые читатели.

    ЕЩЕ НЕ МНОГО О КУРСКОЙ БИТВЕ

    Хорошо, что наши историки как-то пытаются освежить в памяти людей грандиозные события Отечественной войны, которые, к сожалению, мы не только знали плоховато, но еще и освещали, даже в советское время, недостаточно хорошо. То ли наша партийная пропаганда скатилась на уровень поверхностного размазывания стратегических событий, то ли низовые агитаторы опустились до уровня освещения ничего не значащих частностей. Формализм одолел логику и анализ.

    Вот и наши авторы, И.Н. Докучаев и Ю.В. Пищиков, хорошо освещая деятельность ПВО в районе Москвы зимой 1941-42 гг. и Курска в 1943 г., в описании стратегических действий на Курской дуге формально берут чьи-то цифры и выводы и приводят их в качестве базы для описания действий ПВО. Больше того, по складывающейся традиции они безудержно расхваливают «гениального полководца» Г.К. Жукова, не просто восхваляя его дела, но и приписывая ему чужие заслуги. Именно это звучит диссонансом в их статье: «Как уже сказано, во главе разработки и руководства ходом всей Курской операции стоял Г.К. Жуков. А он, как известно, перед каждой операцией изыскивал новое построение системы артиллерийской подготовки, новые приемы разведки боем и атаки главных сил, уделяя особое внимание проявлению хитрости и дезинформации противника. Он считал, что каждый бой, операция должны быть уникальны и неповторимы по своим условиям и, соответственно, такими же уникальными и неповторимыми были его решения и способы действий».

    Ну нагородили авторы огород! Какое «новое построение системы артподготовки» изыскивал Жуков вообще, а тем более «перед каждой операцией»? Какие «новые приемы разведки боем»? Нашли теоретика. Зря что ли командир дивизии К.К. Рокоссовский задолго до войны писал в аттестации на своего командира полка Г.К. Жукова, что того нельзя ставить на штабную работу и ни в коем случае не допускать к преподавательской работе. Какие «уникальные и неповторимые решения и способы действий» авторы обнаружили под Ельней, Ржевом, под Москвой, когда он кричал всем: « Ни шагу назад!», когда он как командующий фронтом грозил расстрелять командарма Рокоссовского за грамотное решение на Истре, одобренное И.В. Сталиным. Как он трусливо спрятался за свою должность, свалив вину за гибель армии на командарма Ефремова, который предлагал остановиться и, оседлав железную дорогу, перекрыть снабжение гитлеровцев. Но Жуков погнал армию без снабжения и тыла вперед. Окружал врага! Не зря Рокоссовский писал в аттестации, что ставить Жукова выше полка нельзя, в крайнем случае, замом комдива по строевой подготовке! Оно и действительно, офицеры в частях называли его «главным сержантом Красной Армии», а солдаты - «мясником». Но давайте остановимся конкретно на Курской битве и роли в ней Жукова. Будем ссылаться на самые честные, на мой взгляд, воспоминания - это «Солдатский долг» К.К. Рокоссовского. Честные уже хотя бы потому, что были написаны раньше других крупных военачальников и могли бы критиковаться всеми сколько угодно.

    После разгрома немцев под Сталинградом, 4 февраля, Рокоссовского вызвали в Москву. Здесь у самолета он впервые увидел на плечах у встречавших погоны. В тот же день он был принят Сталиным. «Завидя нас, - пишет К.К. Рокоссовский, - он быстрыми шагами приблизился и, не дав нам по-уставному доложить о прибытии, стал пожимать нам руки, поздравляя с успешным окончанием операции по ликвидации вражеской группировки. Чувствовалось, что он доволен ходом событий. Беседовали мы долго. Сталин высказал некоторые соображения о будущем развитии боевых действий. Напутствуемые пожеланиями новых успехов, мы покинули его кабинет. Не могу умолчать о том, что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним... Штаб и управление Донского фронта переименовывались в Центральный фронт. Нам предстояло в спешном порядке передислоцироваться в район Ельца, куда из-под Сталинграда передислоцировались также 21, 65 и 16 воздушные армии, а также ряд соединений и частей из резерва Ставки...

    Перед прощанием Сталин предупредил, что на меня возлагается новая задача, от успешного решения которой зависит многое. В Ставке Верховного Главнокомандования ознакомили с общим планом развития наступления на Курском направлении. Ради этого и создавался новый фронт, названный Центральным... Войскам нового фронта предстояло развернуться между Брянским и Воронежским фронтами, которые в это время продолжали наступление на курском и харьковском направлениях, и, взаимодействуя с Брянским фронтом, нанести глубокоохватывающий удар на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировке противника».

    Так что, как видите, никаких новых систем артподготовки, никакой дезинформации и разведки боем. С колес и в бой, из-под Сталинграда под Курск, окружать орловскую группировку. 15 февраля надо было начинать наступление, но доводы Рокоссовского о нереальности сроков Ставку, т.е. Жукова, не убеждали. Рокоссовский пишет: «Предпринимая столь грандиозную операцию, Ставка, по-видимому, что-то недоучла... Между тем, обстановка складывалась все более угрожающая. Войска Брянского фронта остановились... Враг настолько усилил свою орловскую группировку, что можно ожидать контрудара каждую минуту. А штаб Воронежского фронта уже бил тревогу: противник перешел в наступление, ведет бои за Харьков, продвигается к Белгороду». Жуковские кавалерийские наскоки здесь ни к чему хорошему не привели. Поэтому«для ознакомлениями с положением и нуждами фронтов, - пишет Рокоссовский, - к нам из Москвы в апреле прибыли Член Государственного Комитета Обороны Г.М. Маленков, начальник тыла Красной Армии А.В. Хрулёв, зам. Начальника Генштаба А.И. Антонов и Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии - начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко, назначенный к нам членом Военного совета (обошлись без умника Жукова. – О.О.).

    Московские товарищи находились у нас довольно продолжительное время, вникая в вопросы, относящиеся к состоянию войск, тылов - фронтовых и армейских (многие из них еще не были перевезены в районы расположения войск), интересовались проблемами оперативно-стратегического характера. Я поделился своими мыслями об организации обороны Курского выступа. Мне предложили изложить свои соображения в служебной записке на имя Верховного Главнокомандующего, что я и сделал. В записке давалась краткая оценка обстановки, сложившейся на южном крыле советско-германского фронта в результате зимней кампании 1942/43 года, и высказывались некоторые предположения, касающиеся военных действий летом. Наиболее вероятным участком фронта, где противник попытается развернуть летом свое решающее наступление, будет Курская дуга. Здесь он постарается повторить то, что ему не удалось зимой, но уже большими силами. Этому способствует конфигурация фронта. То, что противник продолжает перебрасывать войска в районы Орла и Белгорода, выдает его намерение воспользоваться своим нависающим положением над нашими частями, расположенными на Курской дуге. В записке говорилось о настоятельной необходимости создания сильных резервов Верховного Главнокомандования, расположенных восточнее Курской дуги, - они помогут отразить любой удар вражеских сил на этом направлении.

    Так как в предстоящем сражении будет участвовать несколько фронтов, я коснулся в записке и некоторых вопросов руководства боевыми действиями (вот тут уж Рокоссовский очевидно намекает на Жукова, чтобы прислали его на время наступления или до него к какому-нибудь малорешительному Ватутину в качестве «погонялы». – О.О.).

    Не беру на себя смелость утверждать, - скромно пишет Рокоссовский, - что эта служебная записка возымела свое действие. Возможно, сама общая обстановка на фронтах требовала особого внимания к Курской дуге. Но весной 1943 года в тылу Центрального и Воронежского фронтов был организован новый, Резервный фронт (вскоре преобразованный в Степной). Все-таки, видимо, и наше предложение о создании надежных резервов за Курским выступом было учтено... Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставке предстоявшей операции (на этом совещании присутствовали и мы - командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар.

    В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны…

    Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим, и войска приступили к организации обороны».

    Приняв решение о стратегической обороне в районе Курской дуги, Ставка направила на Центральный и Воронежский фронты А.М. Василевского и Г.К. Жукова.

    Пусть они помогают Н.Ф. Ватутину и К.К. Рокоссовскому, соответственно, готовиться к отражению наступления. Ватутин с Василевским распределили войска по фронту равномерно, и это не вызывало возражений у Ставки, а Рокоссовский сосредоточил около 70% войск на 30% фронта, но именно там, где ожидал танковый удар немцев (район Ольховатки и Поныри). Вот тут «теоретик» Жуков и заволновался. А не придётся ли ему нести ответственность за такую самодеятельность? Да тут же (в отличие от Ватутина и Василевского) Рокоссовский всадил более 50% артбоезапаса (как выяснилось позже, за 40 минут до немецкого наступления и за 10 минут до их артподготовки) на головы немецких войск, танков и артиллерии, отодвинув их ослабленное тем самым наступление на целых два часа. Это теперь мы знаем, во что это всё вылилось. У Рокоссовского немцы даже первую линию обороны толком не сумели прорвать и через 6 дней захлебнулись полностью, Рокоссовскому не потребовались ни резервы Ставки, ни Резервного (Степного) фронта. А тогда, как только началась артподготовка Рокоссовского, Жуков срочно позвонил в Москву и, не говоря о ситуации, сообщил, что командующий фронтом все хорошо понимает и действует правильно, поэтому Жукову здесь делать нечего и он просит разрешить ему вернуться в Москву.

    Не буду описывать блестящие действия Рокоссовского в ходе Курской битвы, но вот его слова: «К 11 июля фашистские войска, понеся огромные потери и не добившись успеха, прекратили наступление. За шесть дней непрерывных атак противнику удалось вклиниться в нашу оборону всего от 6 до 12 километров». А у Ватутина в это время самый тяжелый момент обороны, и резервы Ставки с Резервным фронтом ему помогают; Рокоссовский отмечает, что против него сражались семь пехотных, восемь танковых и одна моторизированная дивизия, против Ватутина - пять пехотных, восемь танковых и одна моторизированная.

    Докучаев и Пищиков очень обтекаемо подводят итоги сражения. Они пишут: «В этой битве впервые были реализованы в полном объеме положения советского военного искусства, не только разработанные до войны, но и прошедшие проверку в Московской и Сталинградской битвах. Это главная заслуга советских военачальников - полководцев Г.К. Жукова, А.М. Василевского, К.К. Рокоссовского, Н.Ф. Ватутина, и других, а также Ставки во главе с И.В. Сталиным».

    Если уж Докучаев и Пищиков упоминают здесь Ставку, то куда отнести персонально выделенного здесь Жукова? И кто тогда действовал «грамотно» на южном фасе дуги - Ватутин или Василевский?

    Не сыграв никакой роли в ходе Курской битвы, Жуков, явно обиженный этим, стал ставить помехи действиям Рокоссовского. Когда его войска уже в наступлении под Бахмачом окружили и разгромили еще четыре пехотных дивизии врага и, взяв Нежин, открыли дорогу на Киев, оказалось, что фронт Ватутина, где находились Жуков и Хрущев, отстал от Центрального на 100-120 км. «Каково же было наше разочарование, - пишет Рокоссовский, - когда во второй половине сентября по распоряжению Ставки разграничительная линия между Центральным и Воронежским фронтами была отодвинута к северу, и Киев отошёл в полосу соседа! Нашим главным направлением теперь становилось черниговское.

    Я счёл своим долгом позвонить Сталину. Сказал, что не понимаю причины такого изменения разграничительной линии. Ответил он коротко: это сделано по настоянию товарищей Жукова и Хрущева, они находятся там, им виднее».

    И это ещё не вся деятельность Жукова и Хрущева! Рокоссовский добавляет: «Итак, к концу сентября войска правого крыла Центрального фронта на всем протяжении достигли реки Сож и готовились к ее форсированию, а войска левого крыла - 61, 13 и 60-я армии - к этому времени захватили и прочно удерживали плацдармы на западном берегу Днепра». (Причём 60-я армия Черняховского по указанию Рокоссовского стремилась на юго-запад в обход Киева. – О.О.) «Быстрое продвижение войск нашего левого крыла на киевском направлении заставило противника поспешно отводить свои дивизии, действовавшие против Воронежского фронта. Это, конечно, сильно помогло соседу. И все-таки жаль, что нам не разрешили нанести удар во фланг и тыл вражеским войскам, используя нависающее положение частей 60-й армии. Тем самым не только наша помощь соседу оказалась эффективнее, но мы не дали бы противнику отвести войска за Днепр» (и не было бы тех жутких жертв людей Воронежского фронта при форсировании Днепра, так что и тут Жуков с Хрущёвым накомандовали. – О.О.).

    Остаётся обратить внимание читателей на жалкую отговорку Жукова по поводу стратегии Курской дуги на разборе учения в Белорусском военном округе в 1957 г., когда Хрущев и Жуков стояли у власти и успели оплевать Сталина. Докучаев и Пищиков от имени Жукова пишут, что тот сказал, что «совсем другие результаты могли бы быть, если бы немцы главный удар нанесли по вершине Курского выступа с целью выхода в тыл основных группировок советских войск, развернутых фронтом на север и юг»! Жуков прекрасно знал, принятое на битву решение Рокоссовского, доведенное до Ставки и одобренное Сталиным. Поэтому критиковать его спустя 14 лет было неприлично. В воспоминаниях Рокоссовский пишет: «Наибольшую опасность мы у себя на Центральном фронте видели в основании Орловского выступа, нависавшем над нашим правым крылом. Поэтому было решено создать здесь наиболее плотную группировку сил. На этом же направлении предусматривалось расположить и основную часть фронтовых резервов.

    Такое решение вытекало из следующих соображений. Наиболее выгодным для наступления противника являлось орловско-курское направление, и главный удар (на юг или юго-восток) нужно было ожидать именно здесь. Наступление немецко-фашистской ударной группировки на любом другом направлении не создавало особой угрозы, так как войска и средства усиления фронта, располагавшиеся против основания Орловского выступа, могли быть в любое время направлены для усиления опасного участка. В худшем случае это наступление могло привести только к вытеснению наших войск, оборонявшихся на Курской дуге, а не к их окружению и разгрому.

    Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим...», и умному Жукову не стоило заниматься пустым прожектерством, пусть и в 1957 г.

    Здесь возникает другой вопрос: «Почему Сталин выбрал этого туповатого командира для направления на важные участки фронта для контроля за исполнением решений Ставки и Верховного Главнокомандующего. Не потому ли, что он выдумать чего-то своего не мог, а как сержант выполнял строго волю вышестоящего командования? Воспоминания Рокоссовского, написанные в 1968 году, показывают очень хорошо правоту аттестации, написанной комдивом на комполка Жукова, хотя эта аттестация и не приведена.

    Напомню, авторы пишут, что «во главе разработки и руководства ходом всей Курской операции стоял Г.К. Жуков». С чего они это взяли? Даже из того, что я привел, видно, что к разработке операции Жуков отношения не имел, а как он руководил операцией, пишет Рокоссовский - третьего июля прилетел из Москвы, после артподготовки, утром 5 июля - улетел.

    О.Ф. ОЛЬХОВСКИЙ







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх