ГЛАВА II.


ДУХОВНОЕ РУКОВОДСТВО

Точно так же как мы, желая изучить математику или грамматику, обращаемся к учителю, так и тибетцы, стремясь получить посвящение в определенные духовные методы, обращаются к наставнику-мистику.

Санскритским словом "гуру" именуется духовный наставник, и тибетцы ввели это иностранное слово в свой литературный словарь. В разговоре, однако, они обычно говорят "мой лама", и притяжательное местоимение указывает на связь между учителем и учеником.

Хотя тибетцы глубоко чтут своих учителей, а также оказывают им материальную помощь, однако у них редко можно встретить такое слепое обожествление своих гуру, как это обычно распространено в Индии.

Миларепа, поэт-отшельник, являет собой редкое исключение. Примеры проявленного им усердия, его преданности и восхищения своим наставником встречаются нечасто.

Несмотря на множество гиперболических выражений, употребляемых в обращении к учителям или в рассказах о них, в действительности тибетские ученики выражают уважение именно тем знаниям, хранителем которых является их наставник. За редким исключением, ученики отдают себе полный отчет о несовершенных сторонах "своего ламы", но уважение не позволяет им рассказывать об этом кому-либо другому. Ну а кроме того, многое, что считается предосудительным на Западе, не производит на них совершенно никакого впечатления.

Дело не в том, что тибетцы лишены моральных принципов, отнюдь, но просто совсем не обязательно, чтобы эти принципы совпадали с принятыми в наших странах. Например, многомужие, которое столь часто сурово осуждается на Западе, им не кажется ни в малейшей мере предосудительным. С другой стороны, браки между родственниками, даже самыми отдаленными, выглядят для них чудовищным преступлением, тогда как мы относимся к этому вполне терпимо.

Если иногда тибетцы оказывают чрезмерное почтение человеку, чье несовершенство очевидно, то зачастую это случается вовсе не потому, что они не видят его недостатков. Для понимания этого мы должны учесть, насколько западное представление о "самости" ("эго", "я") отличается от буддийского.

Даже отбросив веру в имматериальную бессмертную душу, принимаемую за истинное "эго", большинство людей Запада продолжает представлять себя как некое однородное единство, существующее по крайней мере от момента рождения и до смерти. Это "единство" может изменяться, может становиться лучше или хуже, но при. этом отнюдь не предполагается, что следующие друг за другом перемены должны происходить ежемгновенно. Так, будучи не в состоянии наблюдать те проявления, которые нарушают непрерывность привычного образа некой личности, мы характеризуем человека как хорошего или плохого, аскетически строгого или распущенного и т. п.

Ламаистские мистики отрицают существование такого "эго", полагая, что оно – не более чем совокупность непрерывных преобразований, комплекс, элементы которого – как материальные, так и психические – непрестанно взаимодействуют не только друг с другом, но и с соседними совокупностями. Таким образом, личность, в их представлении, подобна быстрому речному потоку или бурлящему водовороту.

Подготовленные ученики способны выделить в этой последовательности личностей, проявляющихся в учителе, ту единственную, у которой они могут получить полезные наставления и советы. А для того, чтобы воспользоваться этим, они должны быть терпимы к тем плохим проявлениям, которые открываются в "их ламе", подобно тому, как они терпеливо ждали бы мудреца, проходящего сквозь толпу людей.

Однажды я рассказала ламе историю о достопочтенном Экаи Кавагути8, который, желая изучить тибетскую грамматику, обратился к известному учителю. Последний принадлежал к религиозной Общине и был в ранге гелонга9. Пробыв с ним несколько дней, ученик обнаружил, что учитель, в нарушение обета целомудрия, стал отцом мальчика. Это показалось Кавагути столь отвратительным, что он, сложив свои книги и вещи, немедленно уехал.

"Какой болван! – воскликнул один лама, выслушав этот рассказ. – Разве грамматист стал менее сведущ в своей науке, поддавшись искушению плоти? Как связаны друг с другом эти вещи и коим образом нравственная чистота учителя касается ученика? Умные обретают знания независимо от того, где их находят. Не дурак ли тот, кто отказывается взять драгоценность из ларца всего лишь потому, что к нему прилипла грязь?" Просвещенные ламаисты рассматривают почитание своих духовных наставников с психологической точки зрения, как, впрочем, и любое преклонение.

Признавая, что указания людей, сведущих в духовных вопросах, чрезвычайно важны и полезны, большинство ламаистов в то же время склонны считать, что ученик во многом сам ответствен за успех или провал своего духовного развития. Здесь мы не касаемся усердия, степени сосредоточенности или умственных способностей новичка. Полезность всего этого самоочевидна. Есть еще один элемент, совершенно необходимый и даже более действенный, чем все остальные, – вера.

Не одни только мистики Тибета, но и многие азиаты утверждают, что вера сама по себе является огромной движущей силой. Она действует независимо от внутренних достоинств предмета преклонения. Бог может быть представлен камнем, духовный отец – самым обыкновенным человеком, и всё же вера в них и преклонение перед ними способны пробудить в верующем невиданную энергию и скрытые прежде способности.

Внешние свидетельства почитания, выражаемые в преклонении перед гуру, как и при любом ином преклонении, направлены на упрочение веры и благочестия. Многие новички, которые никогда не отважились бы вступить на мистический путь, не будь они уверены, что их неизменно поддерживает и направляет умственная и мистическая сила ламы, на самом деле все время опирались только на свои собственные силы. И тем не менее доверие к своим наставникам вызвало тот же эффект, какой могла бы оказать и помощь извне.

В этом много странностей: некоторые систематически совершают религиозные ритуалы и другие подобные действия в полном убеждении, что объекта их поклонения не существует. Но это отнюдь не безумие, как можно было бы предположить, а скорее доказательство глубокого понимания психологического воздействия этих актов и силы самовнушения.

Некоторые католики используют метод, на первый взгляд кажущийся аналогичным: он заключается в том, чтобы побудить неверующего выполнять все ритуалы их религии, дабы ввести его в состав паствы. Может показаться, что "неверие" человека, который соглашается выполнять ритуалы с целью постепенно прийти к вере, не является достаточно серьезным, что у него нет на сей счет твердого убеждения, и именно поэтому уловка приводит к тому успеху, которого он сам желает добиться.

Совершенно противоположное мы встречаем у ламаистов: они не стремятся поверить. Практикуемая ими "гимнастика" направлена лишь на то, чтобы создать определенные состояния сознания, которые обычные верующие приписывают "милости бога" или их гуру, хотя фактически эти состояния есть результат самой практики, физических действий, влияющих на разум. Тибетские учителя-мистики тщательно исследовали влияние, которое оказывают различные телесные позы, жесты, мимика и окружающие предметы. Знание этих методик, используемых в духовной тренировке учеников, и составляет часть их сокровенной науки. Это искусство было известно и великим католическим "гуру". О нем говорится, например, в "Духовных упражнениях" св. Игнатия Лойолы.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх